Маргарет Каллагэн - Грани доверия
Она разбавила шампанское свежевыжатым апельсиновым соком.
Для меня это тоже особый день, подумала она, день, который я запомню на всю жизнь.
— Так когда твой рейс? — спросила Билли.
Выяснилось, что он должен ехать в аэропорт менее чем через час. А Билли предстояло убить еще двенадцать часов, прежде чем она последует за ним через Атлантику. Она уже раскрыла было рот, чтобы сказать ему об этом, но что-то ее остановило.
— Иди поешь, — настаивал он, подсаживаясь к кофейному столику.
Билли согласилась.
— Рогалик? Булочка? Клубника со сливками? Может, заказать что-нибудь горячее?
— Рогалики очень вкусные, — заверила она его.
Трэвис кивнул, взял один, обмакнул в баночку с клубничным джемом и стал кормить Билли из рук. Выражение лица у него было торжественное. Закончив кормить, он поцелуем стер остатки джема с уголков ее рта. И снова будто электрический ток прошел по ее телу.
Трэвис улыбнулся. Они не нуждались в словах. Они были вместе, и ничто в мире больше не имело значения. Он потянулся к блюду с клубникой, взял одну, обмакнул ее в сливки и поднес ко рту Билли. На этот раз он позволил ей сделать то же самое. Такое взаимное кормление казалось обоим очень эротичным и возбуждающим. Но теперь, переполненные друг другом, они уже могли позволить себе ждать. Ожидание, воздержание становились частью предстоящей любовной игры.
Удовлетворенный, Трэвис с улыбкой смотрел на нее.
— Но, любовь моя, есть что-то еще, что мы должны обсудить, и скоро. Дети, — добавил он, увидев вопрос в глазах Билли. — Продолжая в таком же духе, мы будем иметь до следующего Рождества полный дом детей.
— А ты бы возражал? — спросила она осторожно.
Он усмехнулся.
— Сейчас с одним или двумя я бы, вероятно, справился, вместе с кошками.
У Билли не хватило смелости спросить, что именно хотел он этим сказать.
Одевались они раздельно, понимая, что с их накалом страстей они так и не смогли бы расстаться, если бы снова увидели друг друга обнаженными.
— Я закажу машину и отвезу тебя домой, — сказал Трэвис, — а потом уж поеду в аэропорт.
Билли покачала головой.
— Не надо. Я возьму такси. Ненавижу долгие расставания. Кроме того, — добавила она с лукавым блеском в глазах, — мы бы, вероятно, при расставании смутили твоего шофера, если бы, конечно, полиция не арестовала нас, прежде чем мы проделали бы половину пути.
Трэвис улыбнулся.
— Когда ты приедешь домой, Билли? Ты вообще собираешься домой? — вдруг неуверенно спросил он.
— Скоро, — пообещала она. И опять чуть было не сказала, когда именно. Но в последний момент решила, что сделает ему сюрприз.
Выходя из номера, он поцеловал ее медленно и нежно. В лифте они держались за руки, как дети.
Трэвис забрал из гардероба жакет Билли и заказал такси.
— Я позвоню тебе в ту же минуту, как буду дома. Если, конечно, мадам соизволит оставить свой телефон. — Он попытался придать легкость своей интонации.
— Мадам могла бы оставить. Но позволь мне самой позвонить тебе. Ты поедешь прямо в Фелбраф?
— Нет. Я полечу внутренним рейсом до Лиидса-Брэдфорда. А домой я попаду завтра в полдень по английскому времени.
— В это время я тебе и позвоню, — ответила Билли с улыбкой. Я уже буду в Лондоне, быстро рассчитала она, и закажу номер в отеле, чтобы прийти в себя после полета.
«До свидания» — такое холодное, такое последнее слово. Помахав ей, он скрылся из виду. Но примерно через сутки они будут вместе. Билли было легче, чем Трэвису, так как она знала это. Знала, что они увидятся очень скоро.
Проснувшись, Билли удивилась, что полет так быстро закончился. Ей удалось проспать и первую, и вторую еду, поэтому она была голодна. Пока она проходила таможню, то даже чувствовала головокружение. Ей надо остановиться, чтобы поесть. Старомодный английский завтрак — яичница с беконом — напомнил бы ей о последнем завтраке, который она разделила с Трэвисом. Несмотря на дороговизну, ей надо взять такси прямо до отеля.
Несколько недель тому назад она ехала в Лондон на поезде, рассудив, что в том состоянии, в каком она тогда находилась, она не сможет вести машину. И сейчас она была рада тому, что опять поедет домой на поезде, так как можно будет сидеть и мечтать. К тому же, подумала она, улыбаясь про себя, сейчас я представляла бы опасность на дорогах.
Билли вошла в здание аэропорта и оторопела: через море голов на нее смотрели холодные зеленые глаза Клео, которые, казалось, видят ее насквозь.
Что она здесь делает? — удивилась Билли.
Глупый вопрос, так как было очевидно, что Клео встречает кого-то из прилетевших. Трэвиса? Нет, не может быть. Его самолет должен был прилететь более восьми часов назад.
Клео с улыбкой помахала кому-то находившемуся слева от Билли и кинулась через проход. Повернув голову, Билли увидела, как она бросилась в объятия мужчины. Трэвис? Это не мог быть Трэвис. Мужчина стоял спиной к ней. Тот же рост, та же фигура, тот же костюм. К горлу подступила тошнота. Конечно, это Трэвис. Она узнала бы его в любом скоплении народа. Клео развернулась в его руках — казалось, она ищет кого-то в толпе. Кого? Билли?
Холодный ужас наполнил ей сердце. Странно, о каких вещах иногда думают люди во время потрясения. Билли вдруг вспоминал, что не позвонила Анне. Надо сейчас же это сделать — сообщить, что она благополучно долетела, передать привет Смаджу. Кто-то рядом с ней уронил открытую банку колы и забрызгал ей брюки. Она не обратила внимания на извинения заикающегося мальчика, но запах отложился в ее сознании — легкий аромат карамели; теперь на годы вперед слабейшего дуновения этого запаха ей будет достаточно, чтобы началась тошнота. И еще. Ей никогда не забыть выражения глаз Клео — этой отвратительной смеси ехидства и триумфа.
На какое-то мгновение Билли оцепенела. А затем побежала, понеслась стрелой настолько быстро, что обогнала автокар с багажом.
— Билли… — услышала она за спиной знакомый голос.
— Нет! Не говорите ни слова. Я ничего не хочу знать!
— Но, по крайней мере, позволь мне объяснить.
— Нет! Не хочу ни объяснений, ни сожалений. Оставьте меня!
— Пожалуйста, Билли…
— Уйдите! — закричала она. — Оставьте меня!
«Уйдите с моих глаз, из моей жизни», — звучали в ее голове избитые фразы. Билли удивилась: где-то она уже слышала эти слова. И затем ее словно ударило. Его слова! Слова, которые преследовали ее в течение нескольких недель, вплоть до последней ночи, когда сама любовь прогнала их прочь. Любовь. Дура, ругала она себя. Он никогда не обещал любить, никогда даже не намекал на это.
