Ольга Резниченко - Черта
— Что?
— Они сами смогут себе помочь, и очень даже… плодотворнее, результатней,
чем кто-либо другой.
— Не понял?
— Секс. Близость. Физическая и духовная — в этом случае, это будет — самое лучшее лекарство.
— Маргарита, Вы… что… смеетесь надо мной???
— Ни капли.
И потому мой Вам совет, а хотите — просьба…
— Ну?
— Вы же выделяете отдельные жилые комнаты для персонала?
— Что??
Неее. Я понял, к чему клоните.
Ни за что… не могу…
Тогда ко мне очередь сразу нарисуется за такими "подарками".
Не могу…
— Что же… кто бы сомневался…
Трусость всегда равна нежеланию.
Что Вас толкает на такое решение — судите сами.
— Очень смешно, — нервно скривился…
— И вообще-то, всё это в ваших же интересах.
Сомневаюсь, что пройдя тот ад, разлуку…. первую ночь вместе… они просто так проведут, обнявшись, как дети.
А наворачивать всю казарму на дурные мысли и желания — плохой ход.
Не считаете?
(прощальный взгляд — и пошагала к двери, намеренно неспешно).
— Маргарита!
— Да? — "нехотя" обернулась.
— Я… я, действительно, не могу.
— Ладно,
не переживайте.
Я дам им свой кабинет.
Лично для меня одна ночь поблажки — не смертельно.
И я всегда контролирую свои решения — они не подвластны чьему-то влиянию.
Или неоправданным просьбам.
— Дай Бог.
* * *(Юра)
— Юра, вот вам ключи…
— Зачем? Я могу ее унести…
— Слушай, и не перебивай меня. В шесть утра я заступаю на смену. Так что… до этого времени — вам уж точно никто не помешает.
В принципе, здесь всё ценное в сейфе храниться, но лучше кабинет открытым не бросать.
— Хорошо.
— Я думаю, побыть вам наедине… не помешает.
И… если что,
то презервативы — в верхнем ящике.
(многозначительная улыбка на прощание — и вмиг захлопнула за собой дверь).
Глава Пятьдесят Пятая
(Света)
— Юр…
— Да, котик. Я здесь…
— Что произошло? Где мы? — нервно дернулась, лихорадочный взгляд по сторонам… Но мрак, мрак мало что давал увидеть.
— Не переживай. Мы у врача в кабинете.
— З-зачем?
— Успокойся, успокойся… ни о чем не переживай… — и вмиг его губы накрыли мои, вбирая воздух,
целуя, лаская…. вливая дозу удовольствия по невидимым жилам в меня.
Жадно уцепилась за рукава, прижимаю, тяну к себе, насильно целую в ответ.
Рассмеялся, радушно рассмеялся.
— Все хорошо, хорошо… — нежно, заботливо провел рукой по волосам и тут же чмокнул в лоб.
— Я, я когда проснулась… тебя…
Стоп.
Это опять сон? Снова я сплю? Ты мне снишься?
(захохотал, захохотал)
— Если сон, то уж тогда ты мне снишься…
— Издеваешься?
(и снова нервозный смех вместо простых, честных эмоций)
— Бог мой, Киряева… А ты не изменилась. Все такая же моя дундука.
— Кто?
— … дурочка.
(возмущенно ахнула, надулась)
— Значит так?
(милая улыбка, а затем вмиг наигранная серьезность, губы трубочкой)
— Да.
(хотела было подыграть, но сил, сил… и желания не хватило)
— Я скучала. Безумно скучала.
(молчит, молчит, пристально разглядывая мое лицо)
— А как ты сюда попал? Надолго?
— Навсегда.
— А попал как?
— Давай не будем об этом. Завтра всё расскажу.
— А сейчас что?
— А сейчас, — вмиг прильнул, прильнул так близко, что глаза сами невольно закрылись от волнения, а губы… губы жадно стали внимать каждому, пусть даже незначительному, порыву дыхания, теплу, жаркому, безумному теплу,
— а сейчас… мы напомним друг другу, как это быть счастливыми…
Притиснулся, прилип своими устами к моим. Нежно, ласково провел рукой по груди…. нырнул под майку — рывок и стянул, содрал ее к чертовой матери.
— Й-юрий Дмитриевич, — пытаюсь язвить (а сама дрожу, дрожу от страха и волнения, как в первый раз), — вам не кажется,
что Ваше поведение… очень непедагогичное.
(рассмеялся, захохотал)
Ловкие движения — и расстегнул мне брюки.
— Я тебе сейчас покажу "непедагогичное". Ишь, когда вспомнила…
— Ещё скажите, что я Вас сама провоцирую, — (спешно приподнялась — помогая снять долой ненужную одежду).
— Наконец-то, наконец-то я окончательно узнаю свою Киряеву.
— А я своего брюзгу.
— Ах, я — брюзга??? — возмущенно вскрикнул (повис, повис сверху, губами едва не касаясь моих).
— В-вы! — гавкнула я (немного заикнувшись от напора, усилий в миг, когда расстегивала ремень на его брюках).
— Ну, Киряева. Сейчас ты у меня за всё ответишь. И за сломанную мою рацию тоже.
— Черт. Ты что…. до сих пор помнишь?
(искренне удивилась я)
— Ха, еще бы. Я ее за собой таскал, как самое драгоценное, что у меня есть. Что напоминало о тебе, моей сумасшедшей стервочке.
— Как мило…
дык, Вы… еще и романтик!
— Еще какой… — поцеловал, поцеловал, жадно, алчно,
(будто я — последняя капля влаги на планете)…
— Светик, я люблю тебя. И никогда не брошу.
Помни это, и больше не совершай глупостей.
Молю.
Вскрикнула, вскрикнула…
… не то от счастья, безумного, душевного,
не то от неистового физического удовольствия.
Еще, еще движение — и окончательно ворвался в меня, сметая все сомнения и страхи…
Вмиг прижался губами в порыве чувств к моей шее, но замер — нет, нет сил отвлекаться на поцелуй.
Движение, резкие, жадные… толчки, по нарастающей от нежности
… к дикой, жадной страсти.
Кричу, рычу…
Мой, его стон,
… сдержанные смятением звуки.
Умираю, умираю и снова возрождаюсь.
Теряю, теряю себя… окончательно схожу с ума.
И вновь чернеет в глазах, а в голове становиться пусто. Пусто, свободно и легко…
… безудержное удовольствие разрывает весь мир на мелкие кусочки
оставляя лишь его и меня.
Глава Пятьдесят Шестая
