Памела Сатран - Красотки в неволе
Он присел на одеяло, и она привалилась к нему, ощутила его надежную основательность.
– Как ты себя чувствуешь?
Она чуть было не выдала свое обычное «отлично», но сдержалась. Весь месяц она экспериментировала: раскрывала очередной маленький секрет и напряженно ждала реакции Томми.
И каждый раз было ясно: он не возненавидел ее, он не собирается бросить ее теперь, когда узнал правду. И с каждым разом желание отодвинуть занавес еще дальше становилось сильнее.
– Устала, – честно ответила Лиза. – Сидеть здесь на солнышке восхитительно, но из меня как будто стержень вынули. Эта неизвестность… Лечение закончено, а что потом?..
Курс химиотерапии позади, и врачи решили сделать перерыв – посмотреть, каковы будут результаты. Лучше ей станет или хуже.
– Теперь ты пойдешь на поправку.
Оптимист чистой воды. Таков Томми. В значительной степени это и привлекло ее к нему с самого начала. Оптимизм ей, безусловно, нужен. В определенной мере. Но только не в том случае, если под ним, как под сахарной глазурью, скрывают правду.
– Может быть, – сказала она. – Очень на это надеюсь.
Они сидели, окутанные солнечным теплом, а вокруг скакали дети. Что может быть естественнее, зауряднее, но бывало ли так раньше? Похоже, ни разу. Выходные, если погода была хорошая, обычно посвящались походам в парк или устройству новой дорожки в саду, барбекю на открытом воздухе или покраске сарая. И ни когда, никогда они не сидели на солнышке просто так, ничего не делая.
– Слушай-ка, а как твоя книга? – вдруг вспомнил Томми. – Пока я в отпуске, может, снова поработаешь над ней?
Лиза рассмеялась:
– Вряд ли я могу учить людей жить.
– Можешь, еще как можешь. Теперь ты знаешь о жизни даже больше, чем раньше.
Поначалу она было решила не придавать словам Томми значения, как очередной порции сахарной глазури, но потом подумала: а ведь правда. Только теперь, первый раз в жизни, она поняла: надо просто жить, просто любить мужа и детей, быть счастливой – или несчастной, если придется, – но не прятаться от живой жизни со всеми ее переживаниями за вихрем лихорадочной деятельности.
Да, теперь она знает гораздо больше, но, если дело дойдет до книги, слов потребуется совсем немного.
«Как жить. Вдохните. Выдохните. И будьте счастливы».
29. Анна
Анна сидела на металлическом диванчике-качалке на крыльце и ждала Дамиана. Попросила его зайти, поговорить о бракоразводном договоре. Клементину отослала к Дейдре поиграть с близняшками, а сама надела свободные штаны и широкую рубашку навыпуск – дабы скрыть новую округлость в фигуре. Допустить хоть какие-то подозрения с его стороны, прежде чем условия развода будут выработаны и все бумаги подписаны, никак нельзя. Перво-наперво надо сделать все, чтобы он никоим образом не смог заполучить Клементину. Позаботиться, чтобы он не зацапал новенького ребенка, можно и попозже. Под широкой рубашкой, кстати, очень удобно спрятать магнитофон, на который она запишет их разговор.
Его шаги Анна услышала за полквартала. Сколько лет этот звук наполнял ее предвкушением радости, сейчас же так ударил по нервам, что стоило огромного труда усидеть на диванчике. «Возьми себя в руки, – приказала она себе, – ты ко всему готова». Да, легко сказать. Анна вытерла о рубашку вспотевшие ладони.
Заметив ее, он даже не подумал улыбнуться. Просто поднялся на крыльцо и уселся напротив нее в плетеное кресло-качалку. Анна продолжала раскачиваться, предоставляя ему заговорить первым. (Кто бы знал, чего это ей стоило!)
– По телефону ты сказала, что готова все решить, – начал Дамиан.
Анна кивнула.
Он растянул губы в улыбке:
– Мои условия тебе известны: деньги за дом, сберегательный счет, ежемесячные выплаты.
– Алименты, – поправила Анна.
– Называй как хочешь, – зло бросил он.
Она сжала в руке подол рубашки и откашлялась.
– Видишь ли, дело в том, что никаких алиментов не будет. И сберегательного счета или денег за дом – тоже.
– То есть?
– Никаких денег нет. Я ушла с работы, Дамиан. Там все равно намечалось сокращение. Вероятно, я могла бы продержаться еще пару месяцев, предложить выкупить свои акции, но я сказала – нет. Я решила уйти сразу, Другой возможности может не представиться.
– Ничего не понимаю…
– Мой ресторан! – воскликнула Анна.
Как здорово! Еще веселее, чем она ожидала! У нее даже перестали потеть ладони.
– Ты всегда предпочитал забывать, что я хочу этим заняться. У нас выставили на продажу ресторан – «Клеопатру», то самое французско-египетское местечко, где мы однажды встречались на «ужине мамаш». Хозяева долго не протянули, и я поняла – его надо брать.
– Браво, – сухо отозвался Дамиан. – И что это меняет?
– Видишь ли, никаких алиментов быть не может, поскольку у меня нет постоянного дохода. И никаких сбережений тоже нет! Я все вложила в ресторан. Пенсионный фонд в том числе.
– От этого есть очень простое средство – я подам в суд.
– Разумеется. Ты вправе подать в суд, – согласилась Анна. – Не знаю, правда, насколько это тебе поможет, принимая во внимание все те деньги, что мы вбухивали в твои фильмы на протяжении многих лет. Только справедливо, что теперь я возьму на свое дело хотя бы одну десятую.
– Остается еще дом…
– А дом я, видишь ли, заложила. Нужны были деньги для покупки лицензии на продажу спиртного.
Ага! Удар попал прямо в цель. Анна не смогла сдержать улыбки.
– Тебе это кажется смешным? Посмотрим, как ты запоешь, когда я по суду получу опеку над Клементиной.
– Не думаю, что у тебя остались какие-нибудь основания для этого иска, – хладнокровно возразила Анна. – Я ведь теперь буду все время дома, а работать только по вечерам и к тому же прямо здесь, в Хоумвуде.
Дамиан смотрел на нее со злостью.
– Поглядим, что станет с твоей уверенностью, когда я увезу Клементину в Англию.
Какое счастье, что у нее за плечами школа многолетней работы в серьезном учреждении, которая научила ее все предвидеть и заранее готовить ответ на любой мыслимый вопрос.
– Вряд ли это возможно. Я уже поговорила с иммиграционными службами, и они внесли Клем в список несовершеннолетних, чьи родители угрожали их похитить и вывезти из страны.
– Я не угрожал.
– Разве? А только что? Магнитофон все зафиксировал.
– Сука, – прошипел Дамиан. – Ничего не подпишу!
– Ах-ах-ах! Новые угрозы?
Дамиан в упор смотрел на нее, и она заставила себя не отводить глаз. Неожиданно выражение его лица смягчилось.
– Когда ты начала так меня ненавидеть?
Такой простой вопрос – и первые искренние слова, которые она от него услышала за бог знает сколько дней, – заслуживает такого же правдивого и бесхитростного ответа.
