За решеткой (ЛП) - Джеймс Никки

— Было бы здорово, куколка, — сказал Хавьер и спросил у меня: — Какую начинку ты предпочитаешь в пицце?

— Да я непривередлив.

— Это я уже понял, но это не отвечает на мой вопрос.

— У меня уже заканчиваются подушки, чтобы кидать в тебя.

— «Мясное трио» устроит?

— Да. Но без ананаса. Это уже ни в какие ворота.

Хавьер запрокинул голову и крикнул своей девушке:

— Мясное трио и с двойной порцией ананасов, детка.

Я запустил в него свой последний снаряд, но он ожидал этого и со смехом отбил атаку.

Мелани заглянула в гостиную.

— Фу, Энсон, ты серьезно? Ананасам не место на пицце.

— Никаких ананасов. Твой парень ведет себя как мудак.

— Хавьер, будь лапушкой. Крылышки тоже хотите?

— Да, пожалуйста, — хором ответили мы.

На следующие тридцать минут мы увлеклись игрой. Из меня еще не сделали фаната «Ковбоев», но Хавьер купил мне кепку и настоял, чтобы я надевал ее на каждую игру, что мы смотрели вместе.

Когда доставили пиццу, мы пошли на кухню, чтобы наполнить тарелки. Мелани передала нам салфетки. Когда Хавьер потянулся к кусочку, я остановил его руку.

— Секунду. Дай я сфоткаю, — я вытащил телефон и подготовил кадр, подвигая коробку крылышек, чтобы все влезло.

— Ты что делаешь? Ты же не из тех людей, которые выкладывают все приемы пищи в соцсети?

— Нет, — я усмехнулся. — Это кое-что другое.

Я не делился деталями визитов к Бишопу. Это было личным, а Хавьер раз за разом доказывал, что не понимает этого.

Мы снова уселись на диван и поедали пиццу и крылышки, пока шла игра. Уже в четвертом периоде мой телефон завибрировал от входящего сообщения. Я вытащил его и нахмурился. По венам пробежал холодок.

— Что такое?

— Рей хочет, чтобы я завтра пришел за полчаса до смены и поговорил с ним.

Хавьер покачал головой.

— Я же сказал, что это дерьмо укусит тебя за задницу.

— Нет правила, утверждающего, что я не могу навещать заключенного. Я проверил.

— Да, но твое поведение чертовски подозрительно. Люди переговариваются, и лишь Богу известно, что именно услышал Рей.

Я напечатал ответ, говоря, что буду в назначенное время, и снова убрал телефон в карман.

— Я разберусь.

— Чувак, он написал тебе в воскресенье. Скажу тебе так, он явно недоволен.

Сейчас я не мог об этом беспокоиться. Разберусь с этим завтра и буду надеяться, что не навлек на себя слишком много проблем.

Глава 19

Я сидел за столом в комнате для персонала, постукивая ногой и барабаня пальцами по своему бедру. Все внутри меня нервно тряслось. Сегодня утром Рей прислал сообщение и сказал подождать его здесь. На этой неделе я работал в смену после обеда и приехал раньше, чем он просил, чтобы взять себя в руки. Хреновая идея. Теперь я переживал еще сильнее, чем когда расхаживал туда-сюда по дому.

В своей голове я придумывал худшие сценарии, и реальность пугала меня. Могли ли меня отстранить? Уволить? Сделать официальный выговор? Я понятия не имел. Поднимут ли они записи моих прошлых смен, чтобы посмотреть, что я делал, пока работал в секции Бишопа? Они увидят те несколько раз, когда я открывал его люк лишь ради физического контакта и успокоения?

— Миллер, — голос Рея от двери застал меня врасплох, и я подскочил, одергивая униформу и готовясь к нашему разговору.

— Привет.

Он показал на дверь.

— Пошли.

Его лицо было непроницаемым. Я последовал за ним по лабиринту коридоров до его кабинета и сел, как только дверь за нами закрылась. Рей садиться не стал. Он пристроился на углу своего стола и вытянул ноги, скрещивая руки на груди.

— Ты знаешь, почему я попросил тебя прийти?

Мне изобразить неведение или сказать правду? Как много он знал или подозревал?

— У меня есть свои догадки.

— Не хочешь поделиться?

— Полагаю, это связано с моими повторяющимися визитами к заключенному.

— Верно. Есть два пути. Ты расскажешь мне все, что происходит, ничего не скрывая, или же я использую свою рабочую теорию и доказательства и буду действовать с опорой на это. Что выбираем?

Мой бок заныл. Запульсировал. Я потер старый шрам, не в силах сдержаться. Рей уже в курсе, что я гей. Я не знал, как сильно правда навредит моей карьере, но его предположения могли оказаться катастрофическими в сравнении с правдой.

— Энсон.

— Я расскажу сам.

— Хорошо. Приступай.

— Я…

С чего мне вообще начать?

— У меня завязалась дружба с Бишопом Ндиайе. Больше, чем дружба. У меня... сильные чувства к нему, и полагаю, что эти чувства взаимны. В те разы, что я работал в его ряду, мы общались и рассказывали о своей жизни. Мы сблизились.

— И он — причина, по которой ты менялся сменами несколько месяцев назад?

— Да, сэр.

— А визиты?

Я смотрел на свои руки и старался не ерзать.

— Потому что я перестал меняться сменами, как вы посоветовали, и мы мало виделись. Сейчас он на втором уровне ограничений, как вы знаете. Он в депрессии, и я подумал, что могу подбодрить его визитом. Его бабушка, единственная, кто приходил к нему помимо адвоката, скончалась. Ему одиноко, — я посмотрел на Рея. — Я нигде не видел упоминания, что надзирателям нельзя навещать заключенных.

Рей поджал губы.

— Ты ставишь меня в очень сложное положение. Я беспокоюсь о безопасности других моих надзирателей, о тебе и о том, что решения, принимаемые тобой при исполнении, могут исказиться из-за чувств к этому мужчине. Заключенному.

— Я не позволяю этому влиять на свою работу.

Это ложь. Такое случалось.

— И если я решу пересмотреть записи твоих смен в той секции, я увижу надзирателя, исполняющего свои обязательства без предвзятости и нарушения правил?

Черт. Он уже это сделал?

Моя задержка с ответом оказалась необходимым ему доказательством. Он кивнул, словно я признался в своих грехах, затем провел рукой по подбородку.

— Каковы твои дальнейшие намерения в отношении этого заключенного? Какова твоя конечная цель? К чему это идет, по-твоему? У него ведь не просто пожизненное, Энсон. Он в отсеке смертников.

— Знаю. За него борется новый адвокат, — ну, или будет бороться, когда мы с Джаленом найдем деньги. — Я верю, что он невиновен, и надеюсь, что она сможет исправить ситуацию и дать ему шанс в жизни.

— Ты же понимаешь, насколько это маловероятно? Люди не так-то часто выходят из камеры смертников.

— Знаю.

— Так откуда эта тяга к нему? Зачем? Разве в жизни не хватает других кандидатов? Я не гей, но точно знаю, что у тебя есть и другие варианты. Почему он?

— Не знаю. Мы похожи. Мы ладим. Разговаривать с ним легко и комфортно. Может, ничего другого никогда и не будет. Я соглашусь на то, что могу получить.

Рей оттолкнулся от стола и обошел его, сев на стул и закинув лодыжку на колено.

— Это подводит меня ко второму поводу для опасений. Среди моих надзирателей ходят слухи. Мне надо их как-то пресечь. Боюсь, они скоро придут к выводу, и твоя ориентация окажется в самом разгаре этого бардака, — он поднял ладонь в успокаивающем жесте. — Опять-таки, твоя личная жизнь — твое личное дело, и я не осуждаю тебя за выбор партнеров. Не мое это дело. Однако, как ты видел ранее, если такая информация всплывает в тюрьме строгого режима, это угрожает твоей безопасности. Мы можем быть какими угодно понимающими и инклюзивными. Я могу отчитывать надзирателей, которые будут иметь что-то против или начнут дискриминировать тебя, но я ни хрена не смогу сделать, если заключенный решит вырваться и побить тебя или вонзить тебе еще один нож в почку. У нас куча мер в безопасности, но и в Ай-Максе они тоже были, и ты знаешь исход.

— Знаю.

— Так что мне делать?

Я покачал головой. Я понятия не имел, поскольку любое решение сократит мое время с Бишопом, а мысль о разлуке с ним причиняла слишком сильную боль.