Больше жизни, Хлоя Браун! - Хибберт Талия

Хлоя повернулась посмотреть на него:

– Что?

– Она издевалась надо мной, – просто повторил Рэд. – Абьюзила. Хотя не сказать чтобы я тогда это понимал. Я думал, она просто дерзкая. Ну то есть она была такая маленькая, что мне не было больно, когда она меня лупила. А когда обращалась со мной как с дерьмом или морочила мне голову… она как-то всегда умудрялась убедить меня, что это обычная ссора, а я принимаю все близко к сердцу. Но спустя некоторое время мне это надоело. Я помню, как она пыталась не пустить меня домой повидать маму. Раньше я ездил к ней раз в месяц, потом, когда стал зарабатывать получше, раз в две недели. Однажды я взял с собой Пиппу, но, э-э, маме она не понравилась.

Преуменьшение, на хрен, века.

– Она сказала, что Пиппа ко мне плохо относится. Когда я услышал это от кого-то другого, мне стало легче. И когда Пиппа опять попыталась не пустить меня, я начал осознавать, что происходит. Может, мне потребовалось бы больше времени, чтобы бросить ее, но она взбесилась и пырнула меня вилкой.

–Чтоона сделала? – прогремела Хлоя, и Рэд осознал, что никогда раньше не видел, как она злится.

Вот сейчас она злилась. Хлоя встала на колени и уставилась на него сверху вниз, как мстительная богиня. Ее голос напоминал плотный, удушающий дым перед извержением вулкана:

– Какогохера?

Он поднял правую руку, гадая, разглядит ли она четыре шрамика под костяшками.

– Повезло, что я левша.

Хлоя схватила его руку и разглядывала секунду, прежде чем поцеловать отметины:

– Ого.Ого.Значит, вот это каково – хотеть кого-то убить.

Рэд невольно улыбнулся:

– Все нормально. Мне уже все равно. Я быстро оправился.

– Может, тебе и все равно, но этоненормально. – Говорила она резко, но ее голос был надтреснутым, а дыхание неровным.

– Эй, Хлоя, нет. – С разрывающимся сердцем он взял ее лицо в ладони, встретился взглядом с ее сияющими глазами: – Не плачь, милая. Все в порядке.

– Совсем даже не в порядке! Не в порядке.Тыне в порядке. Ты не можешь даже говорить о Лондоне и…

– Я не поэтому не говорю о Лондоне, – сказал он.

Она мигнула, глядя на него:

– Что?

– Ну то есть эти отношения были гребаным кошмаром, и я все еще… – Рэд скривился: – Ну, ты поняла. Но я не закончил.

Хлоя явно пришла в ужас:

– Чтоещеслучилось?

– Сядь, и я тебе расскажу.

Медленно, неохотно, она повернулась и снова села. Туда, где и должна быть, – в его объятия. Он поцеловал ее в макушку и продолжил:

– В общем, я расстался с Пиппой, и у меня вроде как немного поехала крыша. Пиппа сказала мне… ну, она сказала мне, что без нее я ничто, и что она снизошла до меня, и бла-бла-бла. Сказала, что ее отец продвигал мои работы только потому, что она была со мной. И что люди покупали их только потому, что она сделала меня кем-то. Кажется, она сказала, что сделала, эм, из менякультурное событие. Она вечно несла такую херню.

Ладонь Хлои накрыла его руку, и мягкое, теплое прикосновение вытащило его из того холодного, неприятного места, в которое он загнал себя своими же словами. Рэд моргнул, осознавая, что отключился, когда говорил, мысленно возвращаясь к годам с синдромом самозванца, паранойей и нескончаемыми токсичными шепотками, разрушавшими его. Он благодарно пожал ее руку. Хлоя вернула пожатие.

Он прочистил горло и сказал:

– Думаю, весь этот успех, разом свалившийся на меня после долгих лет стараний, здорово меня расшатал. Мне казалось, что я ничего этого не заслуживаю, так что я поверил Пиппе. Я позабирал свои работы более-менее отовсюду, закрыл сайт и соцсети, которые наконец завел. Оборвал общение с друзьями, которых нашел в мире искусства – до и после нее. Со всеми. Абсолютно. С Джоани, с Джулианом. Сжег все мосты и исчез в сиянии славы. Конечно, все оказалось не так славно, когда я наконец пришел в себя настолько, чтобы понять, что натворил, но… Было уже слишком поздно. Япочтистал кем-то, а потом вернулся туда, откуда начал. А когда я думал о том, чтобы все исправить, я просто… цепенел. И в таком вот оцепенении провел больше года. – Он пожал плечами: – Плохие выборы и упоротые решения. В этом весь я.

Хлоя напряглась:

– Тебе сделали больно, и ты отреагировал. Ты во многих смыслах пребывал в нездоровой обстановке, так что запаниковал и сжег за собой мосты. Не думай о своих чувствах и попытках защититься просто как об упоротых решениях. Не превращай в ерунду нечто настолько сложное и реальное.

Этот внезапный поток слов Хлоя выдала со своей обычной точностью и спокойной уверенностью, будто совершенно не могла ошибаться. Может, поэтому ее утверждения и неказалисьошибочными. Это было не то, во что Рэд так долго верил, и все же почему-то слова звучали правильно. Будто он всего лишь человек и его ошибки извинительны. Будто несколько неудач еще не делают неудачникомего.

Будто, возможно, ему стоит простить себя за все. И возможно, снова начать себе доверять. Ему ужасно хотелось бы снова доверять себе.

– Ты когда-нибудь проходил психотерапию? – спросила Хлоя.

Он прочистил горло, пытаясь сосредоточиться на разговоре, а не на своих спутанных мыслях:

– Только начал, вообще-то.

– Хорошо. Джиджи говорит, психотерапия – это самый важный из всех видов медицинской помощи вообще.

– Серьезно? – насмешливо поинтересовался Рэд. – Значит, на хрен антибиотики, а?

– Я не говорила, что она права. Или не права, если уж на то пошло. – Хлоя повернулась и встретилась с ним взглядом, а руки положила ему на плечи: – Я лишь подчеркиваю важность психотерапии. А вот еще кое-что, что я хотела бы подчеркнуть. – Она подалась ближе, и их носы соприкоснулись. – Во-первых: та засранка тебя несделала. Она просто заметила тебя раньше остальных, что было весьма умно, и вцепилась в твой талант, как пиявка, что было просто отвратительно. Во-вторых: я знаю, ты сожалеешь, что все бросил, но это не значит, что это было неправильно, и не значит, что теперь ничего нельзя исправить.Тыможешь все исправить. И исправишь.

Ее слова были мощными и естественными, как окружавший их лес. Хлоя так настойчиво смотрела на него, что Рэд дивился, как она еще не прожгла насквозь свои очки. Казалось, она думает, будто сможет донести свое послание до его разума одной лишь силой воли, а воля ее очень даже впечатляла.

Рэд откашлялся, стараясь, чтобы голос звучал невозмутимо, но это ему не удалось:

– Что-то еще?

Выражение ее лица стало мягким, почти нежным:

– Столько всего еще! Ты всегда говоришь мне такие милые вещи, Рэд. А себе ты их говоришь?

Нет. Нет, не говорит. Ему никогда не приходило в голову, что стоит так делать, – до недавних пор.

– Тогда я скажу, – прошептала Хлоя. – Я скажу тебе, какой ты невероятно умный, и смешной, и добрый, и милый, и чертовски хорошо рисуешь. Я не знаю, как там все работает в творческих кругах, и я не знаю, сколько там в действительности сделалаПиппа. – Она скривилась и буквально выплюнула ее имя, будто оно было мерзким на вкус, что принесло Рэду гораздо больше удовольствия, чем следовало. – Но неважно, что она сделала или не сделала для твоей карьеры, никто не может отменить того факта, что ты талантлив. Ты опытен. Тыхорош.

Долгое, долгое время Рэд не был в этом уверен, но за последние три недели все здорово поменялось. Он знал, что все меняется. А теперь, когда Хлоя произнесла это вслух, и он поверил ей без вопросов, Рэд осознал, что все и впрямь поменялось. Дело было сделано. Что-то внутри него пошатнулось, еще тогда, но теперь все встало на место, пока он не видел.

Он хорош.

Улыбка зародилась где-то в пальцах ног. Каждый дюйм его тела окутало теплом, которым Рэду хотелось поделиться с ней, потому что оно было абсолютно чистым – как и сама Хлоя. Он никак не мог придумать, что сказать, как объяснить, что сейчас чувствует, – каким он внезапно стал свободным. Так что Рэд показал ей.

Он запустил пальцы ей в волосы, притянул к себе и поцеловал. Хлоя так легко подалась к нему, будто знала, что должна быть именно там и все должно быть именно так: они двое целуются на холоде, и между ними возникает жар горячее, чем костер, пылающий всего в нескольких футах. Ночное небо над ними давно уже усыпали звезды, а земля внизу была свежей и настоящей – именно таким Хлоя заставила его себя почувствовать. Она приложила прохладные ладони к его пылающим щекам, ее пышные губы соединились с его губами, и Рэд любил ее так сильно, что ему казалось, его сердце слишком велико для тела.