Дикий. Его неудержимая страсть (СИ) - Савицкая Элла

Анонсер орет что-то о том, что Кешнов сегодня сдает. Поднимаю руку и тычу ему фак. Пошел ты! Не дождешься! Превозмогая жалящий огонь в ребрах, встаю на ноги и тут же натыкаюсь на перепуганный взгляд зеленых глаз. Рина вцепилась руками в ограждение. Обычно так близко не подпускают никого, но для некоторых всегда путь открыт. Она входит в это число. Она и… Елисеев. Крыса стоит в другой стороне, сосредоточенно наблюдая за тем, как я пошатываясь выпрямляюсь. Он притащил сюда сегодня немало шишек крупного бизнеса, которые, как мне доложили, поставили ооочень крупные суммы на Асманова, и, если он сегодня проиграет, достанется в первую очередь Елисееву. По свистку араб подбирается. Бровь над его левым глазом рассечена, нос раздулся, и из него сочится кровь, но впервые за весь бой на его лице появляется эмоция удовлетворения. Ему в кайф то, что он теперь знает, как меня убрать, и с этой секунды начнет играть со мной, потому что думает, что уже победил.

Подавись, не так быстро! Я слишком много отдал, чтобы позволить тебе уделать себя.

Включив все внутренние резервы, натягиваю на физиономию выражение лица «мне пох». Такое бесит обычно больше всего. Сейчас происходит именно это. Прищурившись, Асманов не верит, что моя боль могла так быстро пройти, и не моргая наблюдает за каждым моим малейшим движением. Двигается спиной к сетке, заманивает меня на проход в ноги, но я не ведусь. Делаю обманный маневр ногой и бью прямой. Народ удовлетворенно свистит, Асманов же наоборот ожесточается. Бросается вперед и бьет мне киком по корпусу. Бляяяядь. Из глаз искры сыпятся от острой боли, пронзившей каждый долбаный нерв. Закрываю руками голову, потому что «гость» начинает методично лупашить меня именно по ней. Надо с ним скорее заканчивать, долго я не вынесу. В ушах звенит, каждый гребаный сантиметр ноет и выламывает. Внутри одновременно с болью растекается обжигающая, пропитанная адреналином ярость. В бое всегда наступает такой момент, когда срастаешься с болевыми ощущениями и принимаешь их как часть себя. Когда открывается второе дыхание, и теперь уже единственное, о чем ты думаешь — это растереть на хрен в порошок того, кто довел твое тело до такого состояния.

Для меня же этот бой — возможность засунуть Елисееву в задницу долги и показать, что не он один может крутить на пальце других. Пятый раунд я начинаю с того, что прижимаю Асманова к сетке и начинаю избивать. Отточенные за годы тренировок удары прилетают ему по туловищу, челюсти, голове. Не успеваю увернуться, как ушлый и оправдывающий свое звание победитель двух последних лет снова чиркает меня кулаком в ребро, но удар приходится не в эпицентр боли, от чего я, стерев собственные зубы в крошку, начинаю комбинации по три-четыре удара, потом провожу «двойки» корпус-голова, продолжая методичный обстрел. Выкуси, Елисеев, и сожри собственные щедрые предложения!

Асманов вскидывает голову, против правил ударяет мне ногой под колено, подкашивая мне ноги, но нееет, сука, не получится у тебя меня завалить. В ногах я посильнее тебя буду! Пользуясь секундной ошибкой противника, когда тот задирает подбородок, я, вложив в удар всю накопившуюся силу, произвожу хук правой и не оставляю повалившемуся на пол «чемпиону» ни единого шанса на то, чтобы снова встать.

Марина

О Господи! Сквозь набравший обороты визг, шум и крик не могу поверить в то, что этот кошмар закончился! Рефери поднимает руку Матвея, провозглашая победителя, а я понимаю, что начинаю смеяться сквозь слезы! Ладони крепко прижаты ко рту — это я от нервов так последние несколько минут стояла.

Он сделал это! Мой ненормальный говнюк сделал это — он победил чемпиона боев без правил! Дрожащей рукой провожу по лбу, стирая холодный пот, и снова обретаю способность дышать. Собственный пульс кажется оглушительнее разбушевавшихся фанатов Кешнова. Матвей находит меня глазами, подмигивает и кивает головой в сторону выхода из октагона. Я иду туда как завороженная, не обращая внимания ни на кого вокруг. Господи, он жив! Жив ведь!

Вот только собственная радость замыливается, когда я вижу, как Матвей, войдя в комнату, опирается руками на стол и тяжело дышит.

— Матвей, ты в порядке? — лихорадочно скольжу глазами по его избитому телу и единственное чего хочу — это поцеловать каждую гематому, снять с него хотя бы часть боли, потому что я физически чувствую, насколько она сильна.

— Конечно, — хрипло отвечает мой победитель и, повернув ко мне голову, притягивает одной рукой к себе за шею. Он мокрый от пота и крови, но я не могу им надышаться. Родной. Любимый, — поздравишь меня?

— Поздравляю! — улыбаюсь и, обхватив его руками, крепко обнимаю, от чего Кешнов шипит и на короткую секунду зажмуривается. — Что такое? — резко отстраняюсь.

— Все нормально, Ри. — улыбка широкая, но с ноткой фальши.

— Что? Ребро? — быстро пробегаюсь пальцами по ребрам и понимаю, что да, скорее всего то самое, в котором была трещина, сломано. — Черт! Вот же скот!

— Тих-тих-тих, девочка, все же хорошо. Подлатаешь меня и буду как новенький.

— Да, но…

Договорить не успеваю, потому что дверь с грохотом открывается, и в раздевалку буквально вваливается разъяренный Семен Валерьевич. Матвей сдвигает меня в сторону, при этом крепко держа за талию.

— Ты, — тычет в Матвея пальцем, — да я тебя, сученок, в землю закатаю вместе с твоими клубами. Будешь мне по гроб жизни долги теперь выплачивать, потому что с завтрашнего дня ты банкрот, понял меня, сосунок?

Боже… Только сейчас до меня доходит, что Матвей ведь не проиграл. А должен был! Это ведь была его договоренность с Елисеевым. Я так сильно разволновалась о его жизни, что совершенно забыла о том, как он должен был поступить в конце. Престарелое лицо его главного «спонсора» покрылось красными пятнами, а изо рта слюна брызжет. Что же теперь будет? Он ведь точно отберет у Матвея его бизнес, в который он столько вложил. Сердце больно сжимается, превращаясь в крошечный камень.

— Вы опоздали, Семен Валерьевич, я уже банкрот вот как восемь часов.

Что?

— Что? — голос Елисеева раздается в унисон с моими мыслями.

О чем это он? Утыкаюсь непонимающим взглядом в слегка ухмыляющееся лицо. Матвей разводит руками, а потом вдруг достает из своей спортивной сумки бумажку. Это чек.

Елисеев вырывает его из протянутой руки и быстро пробегается глазами.

— Здесь вся сумма, которую я вам должен был, — произносит Кешнов, — плюс проценты. А клубы мои вам теперь будут только сниться, потому как с сегодняшнего дня у них помимо меня есть еще один владелец. Что? Кто? Непонимающе верчу головой, пытаясь понять что происходит.

— О чем ты?

Позади Елисеева показывается Андрей и, войдя внутрь, пожимает руку Матвею.

— Поздравляю. Я в тебе не сомневался.

Ничего не понимаю.

— Знакомьтесь, Семен Валерьевич, это Андрей Константинович Борзов — мой полноправный партнер по бизнесу. И если у вас возникнут какие-то вопросы, решать их уже придется с нами двумя.

Челюсти на покрывшемся теперь уже синими пятнами лице сжимаются, а я перевожу взгляд с Матвея на Андрея и обратно и пытаюсь понять, о чем они говорят. Это правда? Вот эти двое, которые когда-то готовы были убить друг друга, стали партнерами?

— Да мы знакомы, — сухо констатирует Борзов, проигнорировав протянутую руку сжавшего губы Семена Валерьевича, — пересекались пару раз. Семен Валерьевич очень хорошо знает моего отца, правда?

Ого. Не думала, что этот человек умеет испытывать эмоции схожие с безысходностью. А именно она сейчас рождается в потемневших от злости глазах. Так и не дождавшись от Андрея рукопожатия, он, метнув еще раз полный ненависти взгляд на Матвея, разворачивается и уходит, громко хлопнув дверью.

А я все еще ничерта не понимаю. Чувствую себя тупицей, потому что впервые не могу сложить два плюс два. Кешнов переводит на меня взгляд. В любимых синих глазах горят хитрые огоньки.

— Ну? Что скажешь, Ри? — в ожидании задирает бровь.