Трогать запрещено (СИ) - Коваль Алекс

Прикинув, где, судя по расположению окон, ее спальня, поднимаюсь на второй этаж. Сую нос в первую попавшуюся дверь – мимо. Кладовая. На кой хрен она тут нужна? Зато со следующей мне везет больше.

Захожу в спальню Юльки, Котенок сладко спит, обняв подушку. Волосы в беспорядке разметались, на лице выражение полной безмятежности. Оглядываюсь, по губам улыбка расплывается: уютная, светлая, девчачья комната. Ничего лишнего: большая кровать, стол с ноутбуком и полка, уставленная грамотами и наградами. На стене развешаны фотографии. Никакого тебе бунтарского духа и плакатов с поп-звездами. Уютно и изысканно. Вполне в стиле Даниловой.

Прохожу к кровати, усаживаясь на край с той стороны, где Юля спит. Заправляю темную прядь ей за ушко, едва касаясь щеки. Котенок завозилась на постели. Ресницы затрепетали, Юлька потянулась сладко и открыла глаза, сонно улыбаясь:

– Доброе утро...

– Доброе утро, котенок.

У меня аж от сердца отлегло. На мгновение я придумал и поверил в то, что после вчерашнего «спектакля» девчонка отвернется. Но нет. Двигается на кровати и тянет руки, приглашая в постель.

Недолго думая, забираюсь поверх одеяла, притягивая Юлю к себе. Целую в лоб, прижимаясь губами, крепче обнимая руками. Обещаю себе, что полежу десять минут и уйду. Дольше опасно. Я попросту могу не найти в себе сил свалить до пробуждения Данилова. А ему, в свою очередь, может не хватить мудрости и благородства смотреть, как я в его доме лапаю его дочь. Единственную и до одури любимую.

– Не хотел тебя будить.

– Вре-е-ешь.

– Вру. Собирался уехать, но не мог, пока не увижу тебя и не пойму, что у нас все хорошо. У нас же все хорошо, Юль?

– Конечно, – хмурится, вскидывая на меня взгляд. – Почему ты спрашиваешь?

– Я вчера был не в самом лучшем своем виде. Никогда не думал, что в сорокет может быть за что-то стыдно. Прости.

– Глупости, – сонно лопочет Юля, укладывая голову мне на грудь. – Разговор требовал радикальных мер. Просто это было… неожиданно. Не думала, что ты так умеешь, – посмеивается.

– Как так?

– Отпускать ситуацию из-под контроля.

– Обижаешь, – хмыкаю, – вчера я полностью все контролировал.

– Ага-ага. Ты говорил, что собирался уехать. Пока все спят? Планировал сбежать, не попрощавшись?

– Не стоит лишний раз будить в Степе зверя. Мы вчера, конечно, обстоятельно поговорили, но первое время, думаю, лучше не отсвечивать перед ним в качестве твоего жениха.

– Терпеть не могу, когда ты прав, – бурчит мой котенок.

Я посмеиваюсь, заявляя:

– Так что я на пять минут. Потискать тебя и сбежать.

– Мхм, – хохочет Юлька, а у меня ее смех легкими вибрациями в каждой клетке отдается. – Вчера ты тоже прилег на пять минут на диван в гостиной и моментально отключился на всю ночь.

– Правда?

– Ты еще и целоваться лез.

Я издаю протяжный стон. Стыдобище, Титов!

– Прости еще раз, Юль. Больше такого не повторится.

– Все нормально. Это было забавно.

– Даже так? Ну, рад, что повеселил.

Улыбаюсь, Юля хохочет.

Мы замолкаем. Мир вокруг погружается в уютный вакуум. За окнами слышится утренняя возня соседей. В комнате размеренно тикают часы. Котенок выползает из-под одеяла и закидывает на меня ножку, устраиваясь удобней. Через считанные минуты я понимаю, что девчонка уснула. По ее ровному дыханию и сладкому сопению у меня в районе шеи.

Встать надо бы и уйти, но тело отчаянно отказывается двигаться. Тяжелеет с каждой секундой, становясь просто неподъемным. Я закидываю руку под голову и прикрываю глаза. В итоге не замечаю, как следом за своим котенком ныряю в сладкую утреннюю дрему.

Юля

Позднее утро начинает неожиданно и с визга. Громкого, звонкого… Никиного!

Я подскакиваю на кровати, выпутываясь из рук Богдана, но тут же запутавшись ногами в одеяле, чуть кубарем не лечу на пол. Титов ловит в последний момент, в растерянности озираясь по сторонам:

– Что за черт?

Из коридора долетает новый визг и поток женских и мужских нецензурных оборотов.

– Вероника! – вскрикиваю я и сползаю с кровати. Хватая со спинки стула халат, выбегаю в коридор, на лету одеваясь. Торможу, не сделав и пары шагов, наблюдая презабавную картину.

Из ванной комнаты бледный, как мел, вылетает Степан Аркадьевич. Или, если быть точнее, его оттуда выталкивают хрупкие женские руки, тут же с грохотом и матами прямо перед его носом захлопывая дверь в уборную. Кажется, напоследок Ника выдает что-то типа:

– Дядя Степа, вас стучать не учили?!

Упс…

Я поджимаю губы, сдерживая смешок. Ошарашенный произошедшим, папа, разводит руками, оборачиваясь. В одних домашних пижамных штанах и с максимально помятой после вчерашнего физиономией, смотрит на дверь и на меня, на меня и на дверь. Взмахнув рукой, спрашивает:

– Юля…?

– Папуль?

Включаю дурочку. И пока я силюсь не захохотать в голос, Богдан выруливает из моей спальни. Не рассчитав шаг, врезается мне в спину, сшибая, хватая покачнувшуюся меня за талию, удерживая от падения. Получая в свой адрес грозный рык:

– Титов, ты какого хрена в спальне моей дочери делал?!

– Библиотеку искал. Дверью ошибся. Давай не будем начинать по новой, – парирует Дан.

– Что у вас тут происходит? – опомнившись, интересуюсь я. – Ты зачем пугаешь Нику?

– Это я у тебя хотел спросить. Что твоя подруга делает в моей ванной комнате, Юлия Степановна?

– Ну, технически, она не твоя, а общая, – растягиваю губы в улыбке. – Единственная свободная на весь дом.

– Технически, – передразнивает па, – у тебя в спальне своя, а эта, – кивок на наглухо закрытую дверь, – значит, моя. Твои гости на твоей территории, мои гости – на моей. Точка. Титов, мать твою, не наглей! Убери свои лапы от моей дочери, если не хочешь, чтобы я тебе их сломал. Имейте совесть, я, конечно, идеальный родитель, но не святой!

Рука Дана послушно исчезает с моей талии, ныряя в карман брюк. Какое счастье, что он уснул со мной одетый. А то, боюсь, выскочи Титов в одних трусах – хозяина дома точно бы тяпнул инфаркт.

Дверь в ванную открывается, и оттуда, плотно закутавшись в огромный папин темно-синий халат, гордо задрав нос, выходит Вероника. Я говорила, что у этой девочки фантастическая самоуверенность и ни капли стеснения в крови? Обожаю ее!

Смерив нас с Богданом безынтересным взглядом, Ника поворачивается к папе. Тычет оранжевым ноготком в его голую грудь, выдавая:

– Крайне неприлично врываться к девушке в уборную без стука, Степан…

– Аркадьевич, – кусая губы, сдерживая смех, напоминаю я.

– Знаете, что, Вероника… – упирает руки в бока па, возвышаясь над миниатюрной Никой величественной скалой.

– Егоровна, – снова открываю я рот.

– Егоровна, – повторяет, – для таких случаев на дверях существую замки.

– О, как интересно! Тогда почему на этой двери его… нет? – заламывает бровь Ника.

– Наверное, потому, что это, черт его подери, моя ванная комната! – рычит папа. – И девушки там если и бывают, то только с моего позволения и по моему приглашению, Вероника!

Я, уже в открытую сгибаюсь пополам от смеха, похрюкивая в ладошку, которой зажимаю рот. Богдан с улыбкой наблюдает за развивающейся сценой, задумчиво почесывая бороду.

Пока папа и Ника увлеченно доказывают друг другу свою правоту, Титов шепчет мне на ухо:

– По-моему, эти двое неплохо смотрятся вместе. Не находишь? Если что, я без претензий. Это просто шутка. Знаю, как Степыч безумно любил твою мать, Юль.

Я перестаю хохотать, поглядывая на отца и подругу с интересом. Оценивая сказанное Даном.

Да, пожалуй, папе нужна такая, как Вероника: горячая, темпераментная, эмоциональная и шустрая. Мама была такой – ураган и стихийное бедствие в одном флаконе. Ему нужна женщина, которая сможет зажечь в его сердце тот самый «огонек». И я даже, скорее всего, была бы не против их с Никой тандема. Но есть два «но». Степан Аркадьевич Данилов поставил крест на личной жизни, его любовь к маме была слишком безусловной и крепкой, что кому-то завоевать его сердце будет сложно – это раз. Ника сильно младше его – это два. Особенно со вторым пунктом, зная характер папы, думаю, будут проблемы. Да и Ника, вряд ли она когда-то, даже в кошмарных снах видела себя в паре с мужчиной вдвое ее старше. Даже несмотря на то, что этот «мужчина» чертовски привлекателен и держит себя в потрясающий форме. К слову, кубики у папы на прессе не хуже, чем у Титова…