Тереза Ревэй - Жду. Люблю. Целую
— Ты занята?
Ксения со вздохом отодвинула бумаги, кучей наваленные перед ней.
— Счета, которые надо погасить, как всегда. Помнишь выставку кукол в павильоне «Марсан»?
— Еще бы! Это было здорово! — с энтузиазмом откликнулась Лили, глаза ее загорелись, она схватилась за подлокотник кресла.
— Мне предложили поучаствовать в работе выставки, которая будет проходить в следующем месяце в Нью-Йорке. Я не могу отказаться от такого предложения. Надо, чтобы у меня снова была работа. Поездка в Америку позволит мне возобновить контакты с нужными людьми, впоследствии это может пригодиться. Европа сейчас на коленях. А нам надо смотреть в будущее.
— Ты надолго там останешься?
— Думаю, на месяц.
Лили покачала головой. Неосознанным машинальным движением она гладила обивку кресла.
— Наташа будет недовольна. Ей так не понравилось, что ты ездила в Берлин.
— Мне очень жаль, но я туда не развлекаться еду, — сердито сказала Ксения. — Наташа должна знать, что не всегда в жизни мы делаем то, что нам хочется.
— Но ты сама решила поехать в Германию. Никто тебя к этому не вынуждал. Я тоже этого не поняла.
Услышав обвинения в свой адрес, Ксения посмотрела более внимательно на Лили, такую серьезную и скрытную, в серой кофте и скромной юбке, которая доходила до колен. В пятнадцать лет она имела тело угловатого подростка без бедер и грудей.
«Девочка напугана, — подумала она. — Но разве может быть по-другому?» Лили была одной из тех детей, души которых изранила война, и они никогда не оправятся от того, что им довелось пережить. Надо быть глупцом или бессердечным человеком, чтобы верить в то, что можно победить цепких демонов прошлого. «Это только кажется, что время лечит», — грустно сказала себе Ксения.
— Она боится, что однажды ты уедешь слишком далеко, чтобы вернуться, — проговорила Лили, опустив глаза. — Ты не должна на нее за это сердиться.
Нервничая, она собирала невидимые ворсинки на шерстяной юбке.
— Я вернусь, куда бы я ни уехала, — с нежностью заверила Ксения.
— Не всегда люди могут выполнить обещанное, — сказала девушка, устремляя взгляд в светлые глаза собеседницы.
В голосе сквозила такая грустная ирония, что Ксении подумалось, что она больше никогда не услышит ее смех, не увидит радость в ее глазах. Вздрогнув, она посмотрела прямо в темные глаза Лили, в которых читались и грусть, и досада, в то время как само лицо девушки оставалось непроницаемым, а на губах застыла странная печальная улыбка.
— Твоя мать делала все возможное, чтобы вернуться к тебе, Лили. Я хочу верить, что Феликс и ты были ее дыханием, которое спасало ее до самого последнего момента. Но иногда силы нас покидают.
Лили напряглась. Ее черты обострились.
— И теперь ты мне скажешь, что я должна позабыть обо всем и продолжать жить, не так ли? — бросила она раздраженно. — Ты скажешь мне, что Бог, провидение, судьба, или что там еще, пожелали, чтобы был Аушвиц, и что надо смириться с этим.
— Чтобы больше я никогда не слышала эти глупости! — сказала Ксения. — В твоем возрасте у меня был выбор: или смотреть вперед, или погибнуть со всей моей семьей. Но все люди разные. Кто я такая, чтобы давать тебе советы? Твой самый большой плюс, но и самая большая опасность для тебя — это свобода, Лили. Ты свободна смотреть в бездну, пока она не поглотит тебя целиком, но ты также свободна повернуться к ней спиной и с триумфом шествовать по жизни. Но ты должна сделать свой выбор сама. Это один из уроков, который я тебе преподала. Нельзя ни жить жизнью других, ни бороться вместо них, даже если сильно этого захочешь. Я люблю тебя, Лили. С того самого дня, как твоя нога ступила в этот дом. Это никогда не заменит любви твоей матери, но это единственное, что я могу тебе дать. И я всегда буду возвращаться, куда бы я ни поехала, будь то Нью-Йорк или любое другое место. Я всегда буду рядом с тобой и с Феликсом, как всегда буду с Наташей.
Лили совсем не двигалась, и можно было подумать, что она приросла к месту. Ее лоб взмок от напряжения, Ксения тщетно пыталась угадать ее мысли. Она озабоченно смотрела, как девушка медленно поднимается. Дойдя до дверей, Лили обернулась. Улыбка осветила ее глаза.
— А что теперь, ведь у тебя будет малыш?
— Ты о чем? — удивилась Ксения.
— Ты ждешь ребенка, и здесь больше нет места для нас. Зачем мы тебе? С двумя детьми… Это будет обременительно для тебя.
Ксения резко поднялась, быстро подошла к Лили, схватила ее за плечи и несколько раз встряхнула.
— Да как у тебя язык поворачивается говорить подобное? Твоя мать доверила мне тебя, когда ты была совсем маленькой девочкой. Для меня не было никакой разницы между моим ребенком и вами. Вы дети моей подруги, такой, какую редко встретишь. Предать Сару — значит предать саму себя. Посмотри мне в глаза, Лили Селигзон, и скажи мне, неужели ты считаешь меня способной отвернуться от вас?
Лили смотрела на нее, не двигаясь. «Она такая же, какой я была в ее возрасте», — подумала Ксения, и ей стало ее очень жалко. Она понимала, насколько она одинока, какова мера ее отчаяния, и очень боялась, что все это может отразиться на ее последующей жизни.
Тело девушки расслабилось. Через некоторое время Лили закрыла глаза, потом мягко высвободилась.
— Надо все рассказать Наточке, — глухо произнесла она. — О ребенке и о дяде Максе. Не надо оттягивать. Если она узнает об этом от кого-нибудь другого, а не от тебя, она никогда тебе этого не простит.
— Ты ждешь ребенка? Но этого не может быть! Ты же слишком стара для этого! — выкрикнула Наташа. Она сидела одетая на кровати, разложив вокруг себя книжки и листы бумаги.
Наташа казалась сбитой с толку. Ее слова были продиктованы эгоизмом, но Ксения ничего не сказала. Дети никогда не думают о родителях как о людях с сексуальными желаниями, даже если те женаты и вполне могут иметь детей. Беременность матери кажется неким актом, не относящимся к реальности. Что-то из области сверхъестественного. И тем не менее Наташе придется отныне принять присутствие мужчины в жизни ее матери.
Лицо дочери потемнело.
— Я его знаю?
— Нет.
Она резко поднялась. На ней были толстые носки с дырками, темные штаны и бесформенный пуловер цвета хаки, о происхождении которого Ксения не имела никакого представления. «Возможно, купила на блошином рынке в Сен-Уэне», — сказала она себе. В этот день Наташа много занималась, так как нужно было исправлять полученные накануне плохие отметки. Ужин с дядей Кириллом придал ей румянца. Кирилл показал себя особенно красноречивым, рассказывал такие забавные истории, что даже сумел рассмешить Лили. Когда Ксения сообщила им о своей поездке на несколько недель в Америку, Наташа насупилась, но Кирилл опять сумел разрядить обстановку.
