Любовь Рябикина - Невезучая
Она оборвала его:
— Нам ничего не нужно. Того, что зарабатывает Сережа, хватает. Алешка ни в чем не будет нуждаться и без тебя. А что касается квартиры — ты вложил в нее деньги, значит она твоя. Документы я подпишу в любой день, когда привезешь их. Извини, нам пора домой. Алешка заворочался…
Оксана решительно поднялась со скамейки и развернула коляску. Казбек поднял голову и с тоской посмотрел на дочь:
— Ты счастлива?
Она взглянула на него удивленно. Впервые за все это время на лице появилась улыбка. От всей души она произнесла и он это понял сердцем:
— Очень! Сережка и Алешка — это самое лучшее, что у меня есть в жизни! Раньше был еще и ты, но это в прошлом.
Дочь развернулась и зашагала к подъезду, на ходу поправляя ребенку одеяльце. Она говорила с ним, как с чужим человеком. Сердце старого вора сжалось, когда он подумал, что никогда не сможет обнять дочь. Не возьмет на руки внука. Только сейчас до него дошел весь трагизм того, что он натворил. Решение пришло мгновенно. Он резко вскочил со скамейки и быстро пошел к машине, на ходу бросив охране:
— Возвращайтесь в квартиру. В ближайшее время вы мне не нужны.
Сам сел за руль и выехал со двора. Удивленные телохранители посмотрели вслед иномарке и направились к Ленинскому проспекту, чтобы поймать такси или частника.
Казбек знал, куда ехать. Этот адрес Беркут выучил наизусть. Он остановился рядом с отделением милиции. Спокойно вышел из машины и вошел внутрь. Спросил дежурного:
— Мне надо поговорить со следователем Анисимовым. Дело очень важное.
Старший лейтенант кивнул:
— Минутку! Сейчас узнаю, на месте ли он…
Поднял трубку и набрал номер. Видимо ему ответили, так как дежурный спросил:
— Анисимов в кабинете?
Прикрыв трубку ладонью, спросил Казбека:
— А вы кто?
— Беркут Константин Федорович.
На дежурного его фамилия впечатления не произвела. Он спокойно повторил ее в трубку. Минуты две слушал. Казбек видел, как начало меняться выражение лица у милиционера. Круглыми глазами он взглянул на старого вора и махнул рукой:
— Проходите. Второй этаж, комната двести семь.
Беркут тяжело вздохнул и устало прошел мимо глядевшего на него во все глаза дежурного. Тот впервые видел вживую настоящего «вора в законе», да еще и добровольно приехавшего в милицию.
Анисимов был в кабинете не один. За соседним столом сидел тот самый парень, который фотографировал молодых родителей и увез Оксану из роддома. Он удивленно смотрел на Беркута. Казбек поздоровался. Перед зятем лежала целая кипа бумаг и он, коротко взглянув, продолжал писать. Тесть попросил:
— Я бы хотел поговорить с тобой один на один…
Украинцев посмотрел на друга. Сергей чуть кивнул и Валерий вышел за дверь. Следователь внимательно смотрел на тестя:
— Присаживайся. Я тебя слушаю…
Беркут тяжело опустился на стул. Обвел взглядом кабинет. Сколько таких кабинетов он перевидал в своей жизни и не счесть, но впервые испытывал волнение:
— Я пришел поговорить. Полчаса назад я разговаривал с дочерью. Я виноват и перед тобой и перед Оксаной. Если ты сейчас выгонишь или посадишь меня, не обижусь. Я лишил себя дочери и внука своими руками. Простите вы меня или нет, дело ваше. Я пришел ради ребенка. Алешка не должен жить в тесноте. Оксана не желает ничего слышать о своей бывшей квартире. Я перепишу ее на внука. Там есть все для проживания. Зачем мучиться в тесноте?
Он замолчал и опустил голову. Оперативник усмехнулся:
— Что ты хочешь взамен?
Казбек поднял голову и Анисимов увидел, что старый вор плачет. Это так поразило его, что следователь застыл на стуле. Беркут стер слезы тыльной стороной ладони и громким шепотом сказал:
— Я не хочу больше быть один! Мне было так хорошо, когда дочка была рядом. Я хотел бы все исправить. Только не требуй от меня сдать кого-то…
Сергей растерялся. Он ожидал всего, что угодно, но только не предложения мира. Вор в законе принял его молчание за отказ и торопливо добавил:
— Я видел Алешку! И как представил, что никогда не смогу взять его на руки, мне плохо стало. Не лишайте меня внука! Можете ненавидеть меня, но дайте возможность видеть ребенка, обнимать его. Я прошу у тебя прощения за то, что сделал. Ни один вор в законе еще никогда не просил прощения у мента, а я прошу. Поговори с Оксаной! Тебя она послушает…
Константин Федорович больше не смог сдерживаться и разрыдался. Сердце не выдержало и старику стало плохо. Он судорожно задышал, лицо побелело. Перепуганный Анисимов выскочил из-за стола и выглянул за дверь. Увидев Украинцева, крикнул:
— Пробегись по кабинетам, нет ли чего от сердца?
Валерка рванул на поиски, а следователь вернулся в кабинет. Снял с Беркута галстук, расстегнул рубашку и распахнул окно. Украинцев влетел через минуту, сжимая в руке пузырек:
— Во, нашел! Корвалол подойдет?
Анисимов выхватил лекарство из рук. Отвернул пробку и принялся капать остро пахнущую жидкость в стакан. Разбавил водой и поднес к губам вора в законе. Выпоил все и сел напротив. Валерка устроился за своим столом. Сергей сказал:
— С Оксаной я поговорю, но обещать ничего не обещаю.
Казбек вздохнул:
— И на том спасибо.
Константин Федорович хотел встать, но следователь запротестовал:
— Сиди! Лекарство еще только начинает действовать. Вот отдышишься и иди. А я пока пропуск выпишу…
Когда Казбек ушел, он объяснил создавшееся положение другу. Украинцев долго молчал, глядя в окно на подходившего к машине авторитета. Беркут шел опустив голову, его всегда гордо поднятые плечи опустились. Он шел, как ходят старики — шаркая ногами по асфальту. Валерий повернулся к Анисимову:
— Знаешь, Серег, может и лучше будет, если помиритесь. По-моему, он искренне раскаивается в совершенном…
Сергей кивнул:
— Оксана переживает разрыв с отцом. Во сне плачет из-за него, а когда спрашиваю, ругает Казбека и говорит, что ненавидит.
— Просто болтает! Она не может отцу твои избиения простить, а свои муки наверняка уже простила. Я уверен, что она вздохнет облегченно, если ты скажешь, что решил мириться. Расскажи ей все, что произошло сегодня в кабинете.
— Так и сделаю…
Понемногу отец с дочерью начали общаться. Тесть с зятем тоже притирались друг к другу, хоть и не часто им приходилось встречаться. Казбек стал частым гостем в их квартирке. Оксана оставляла сына на него, если требовалось сбегать в магазин или по делам. Дед с удовольствием возился с внучонком. Он научился менять пеленки и купать малыша. И чем больше он узнавал Анисимова, тем больше удивлялся его открытости и доброму нраву. Да и следователь был немало удивлен тестем-бандитом, когда узнал, что он открыл «дом призрения» для старых зэков, кому некуда идти. Они приглядывались друг к другу, подмечая каждую мелочь.
