Кристин Ханна - Надеюсь и люблю
– Что с тобой? Тебе плохо?
– Папа не мог так поступить. – Мальчик стиснул зубы и закрыл глаза, чтобы удержать слезы.
Вдруг дверь класса открылась, и на пороге появилась Джейси. Глаза у нее покраснели – вероятно, она недавно плакала.
– Миссис Барнет, – попросила она, – можно забрать Брета домой?
– Иди, – разрешила учительница.
Брет соскочил со скамейки и задел Кэти. Скамейка покачнулась, и четверо его товарищей едва не рухнули на пол. За спиной он услышал шепот – наверняка говорили о нем. Но в тот момент его это не интересовало.
Он медленно обошел одноклассников, которые не сводили с него любопытных глаз. Брету было наплевать на то, что все видели, как слезы дрожат у него на ресницах. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы миссис Барнет признала свою ошибку. Папа наверняка сказал бы ему, если бы мама проснулась.
Он подошел к сестре и поднял на нее несчастные, полные слез глаза. Он чувствовал себя маленьким и беззащитным. Сердце колотилось так быстро, что он едва не упал в обморок.
– Разве мама…
– Пойдем, Бретти. – Сестра обняла его за плечи и вывела из класса. Машина отца была припаркована на пустующей в это время дня автобусной стоянке. Брет позволил усадить себя на заднее сиденье и тут же обмяк, как мешок с мукой. Джейси пристегнула его и села вперед к отцу. Не успел мальчик открыть рот, чтобы узнать, в чем дело, как они уже мчались по городу на полной скорости. Жители высыпали на улицы, украшая дома к предстоящему празднику. Попадались знакомые, но отец никому не помахал: он сосредоточился на дороге.
Брет хотел спросить отца, что происходит, но не мог. Казалось, злой и жестокий великан схватил его за горло обеими руками и душит.
Отец подъехал к больнице и остановился у заднего входа. На Брета он даже не взглянул, а обратился к Джейси:
– Побудь с братом. И держись подальше от вестибюля. Я поговорю с Сэмом из администрации. Через десять минут встретимся в кафе, договорились?
Джейси молча кивнула.
Отец убежал, даже не оглянувшись, и Брет с Джейси стали прогуливаться по коридору. Их шаги гулко отдавались под высоким больничным потолком. От каждого шороха Брет в страхе вздрагивал.
Она умерла. Теперь он в этом не сомневался. Когда ему разрешат войти в мамину палату, ее кровать будет пуста и он не успеет попрощаться с ней…
Вдруг он отскочил от сестры и бросился бежать по коридору к маминой палате.
– Брет, вернись!
Но он ничего не хотел слышать. У двери он замер, отдышался и осторожно потянул за ручку.
Мама лежала на кровати и спала. Брет так изумился, что чуть не упал. Хорошо, что он так и не отпустил ручку – она помогла ему сохранить равновесие. Он не знал, какое из чувств в его душе было в этот момент сильнее – облегчение от сознания того, что отец не солгал, или разочарование от того, что мама по-прежнему спит. Он на цыпочках подошел к кровати.
Он никак не мог привыкнуть к ее нынешнему облику, хотя видел ее уже не раз. Она по-прежнему была красива, а отец объяснил ему, что есть вещи и поважнее красоты – например, то, какие у нее румяные щеки и как размеренно приподнимается ее грудь при дыхании.
«Все это – добрый знак», – часто повторял отец.
Но для Брета мама оставалась как бы неживой. Ему приходилось постоянно убеждать себя в том, что она просто болеет и скоро поправится.
«Помни, Бретти, она по-прежнему наша мама».
Он старался черпать смелость в этих отцовских словах. Отец, который никогда не врет, говорит, что мама жива, значит, так оно и есть.
Брет придвинулся ближе и взялся за спинку кровати. Он почти касался лица матери, чувствовал тепло ее дыхания на щеке. Закрыв глаза, он постарался вспомнить прежнюю маму.
«Я думаю, если мальчик достаточно взрослый, чтобы самостоятельно оседлать лошадь, он вполне может отправиться на ночную прогулку… Я горжусь тобой, Бретти».
Воспоминание вызвало у него слезы. Он снова вспомнил, как мама опустилась перед ним на колени, обняла его и поцеловала. Он скучал без ее объятий едва ли не больше, чем без поцелуев.
Брет услышал, как дверь открылась и раздались осторожные шаги сестры.
– Пойдем, папа уже ждет нас в кафе.
– Еще одну минутку, – взмолился он и поцеловал маму так, как она всегда целовала его: сначала в лоб, потом в обе щеки, в подбородок и, наконец, в нос. Когда его губы коснулись ее носа, он прошептал магические слова:
– Пусть тебе приснятся только хорошие сны.
Брет отодвинулся. По его щеке скатилась слеза, упала маме на губу и рассыпалась мельчайшими брызгами.
Вдруг ее веки дрогнули, и она медленно открыла глаза. От неожиданности Брет чуть не свалился на пол.
Мама приподнялась и села, удивленно глядя на него. Брет молча ждал, когда она улыбнется. Но этого не произошло.
– Здравствуй, малыш.
Она наконец улыбнулась, но Брет сразу заподозрил неладное. Это была не его мама.
Он раскрыл рот, но не произнес ни звука. Все это время он молился о том, чтобы мама поскорее проснулась, и мечтал, что первыми ее словами будут: «Как поживает мой любимый мальчик?» А потом она обнимет его и прижмет к груди, как всегда…
Слезы хлынули из его глаз. Женщина с маминым лицом нахмурилась:
– Что-нибудь не так?
И говорила она по-другому. Настоящая мама обязательно сказала бы: «Мой мальчик уже большой. Он не должен плакать».
Ненастоящая мама удивленно огляделась, заметила в дверях Джейси и радостно воскликнула:
– Как поживает моя любимая девочка?
Из груди Брета вырвался тихий стон. Этого он вынести не мог. Его слова! А она отдала их Джейси!
БЕЖАТЬ.
Только эта мысль крутилась у него в мозгу. Он выбежал из больницы и скрылся в вечерних сумерках.
К тому времени, когда он добрался до шоссе, его трясло от пронизывающего холода. Но ему было все равно. Он бежал без оглядки.
Глава 23
«Теперь мы называем ее Джейси».
Казалось, она смотрит в зеркало, отражающее прошлое, и силится до него дотронуться. Сколько всего она забыла! Каким было первое слово ее дочери? Как прошел ее первый день в детском саду – залезла ли она в желтый автобус охотно или, наоборот, прижалась к ней и попросила оставить дома хотя бы еще на день?
– Мама?
Сладостная полнота этого слова заставила ее острее ощутить боль от потери памяти. Неужели она навсегда останется чужой для родной дочери?
– Джейси, – прошептала она, раскрывая ей объятия. Девочка медленно подошла. Микаэла почувствовала странную робость в ее движениях. Джейси наклонилась к ней. Микаэла обняла ее и притянула к себе. Она помнила детский запах, а сейчас ей пришлось вдохнуть смешанный аромат духов, пудры и каких-то пряностей – запах взрослой женщины.