Николя Барро - Однажды вечером в Париже
Машина отъехала, а я зашагал дальше, размышляя о том, что вот и у писателя Виктора Гюго имя начинается на «В». Должно быть, у меня уже выработался рефлекс обращать внимание на все мужские имена, начинающиеся на «В». Не знаю, может быть, имя Виктор по невесть каким причинам мне особенно симпатично, но во всяком случае, из глубин подсознания всплыло какое-то смутное воспоминание. Имя Виктор… Оно что-то говорит мне? Нет, ничего не говорит…
И все-таки…
Пожав плечами, я прошел несколько шагов и вдруг остановился и хлопнул себя по лбу. В мозгу молниеносно промелькнула картина – я, как наяву, увидел тихую площадь, вспышку поднесенной к сигарете зажигалки и услышал слова ночной исповеди возле витрины ювелира.
Да, он таки есть, человек, всего несколько недель назад упомянувший в разговоре имя Виктор! Женщина, которая знала «Синема парадиз» еще в прежние времена – что опять же очень интересно! – и много лет спустя вернулась в поисках прошлого, в поисках моего кинотеатра, но не сегодняшнего, а того, каким он остался в ее памяти. В темноте передо мной проступило лицо женщины с белокурыми волосами, изумительно красивое лицо.
Но это было не лицо Мелани.
26
Ковер под ногами приглушал звук шагов.
Полчаса тому назад, почувствовав некий импульс, я прямо посреди дороги повернул в противоположную сторону, добежал до стоянки такси возле пивного бара «Липп» и приехал сюда. Мысли кружились и плясали, точно яркие осенние листья на ветру, однако сейчас, когда я подошел к двери ее апартаментов, в голове внезапно воцарилось безжизненное спокойствие. До полуночи оставалось несколько минут, я всем сердцем надеялся застать ее в номере.
Я постучал в дверь, сначала тихо, потом сильнее. Только тут заметил кнопку звонка. Но я еще не успел позвонить, как дверь медленно приоткрылась.
Босиком, в серебристо-сером ночном одеянии из струящегося атласа, передо мной стояла Солен, изумленно глядя мне в глаза.
– Ален? – И все. Но по ее лицу медленно разлился нежный румянец.
– Можно мне войти?
– Да-да, конечно.
Она открыла дверь шире. Я вошел. При других обстоятельствах я не преминул бы уделить побольше внимания роскошному убранству комнат: изысканная мебель, обитая драгоценным желтоватым крепом с розовым узором, тканные золотом занавеси, на полке мраморного камина стояли два канделябра и часы, словно перекочевавшие сюда из Версаля, – но в тот момент меня интересовала только поселившаяся в этих апартаментах женщина.
Она молча прошла вперед и указала мне на кресло.
Я сел. Сердце сильно забилось.
– Извини, что врываюсь в такое позднее время… – начал было я.
– Не надо извиняться, Ален. Раньше часа я никогда не ложусь. – Солен картинно расположилась в кресле напротив, прислонившись к высокой спинке и загадочно улыбаясь. – Я люблю ночные вторжения. Как твоя голова? Больше не болит?
Я сделал глубокий вдох:
– Послушай, Солен, мне надо с тобой поговорить. Это очень важно.
– Ну да, я сразу так и подумала. – Она перебросила на грудь длинный белокурый локон и играла им, перебирая пальцами. Предо мной сидела прекрасная таинственная Лорелея, у которой в запасе вечность.
– Итак, что ты хочешь мне сказать, Ален? Смелей. Я не кусаюсь.
– Вчера вечером на террасе ты сказала, что хотела бы мне помочь…
– Да. – Она оставила в покое свой локон и внимательно смотрела на меня.
– Так вот, я думаю, ты действительно можешь оказать мне помощь.
– Сделаю все, что в моей власти.
– Итак… – Я постарался собраться с мыслями. – Все настолько невероятно и удивительно… Даже не знаю, с чего начать. – Я замялся. – Вчера вечером у меня не болела голова. Вернее, я не из-за этого… не из-за этого так внезапно убежал…
Солен кивнула:
– Знаю. – Она смотрела на меня, наклонив голову к плечу. – Я же давно знаю, дурачок. По твоему лицу видно было, что с тобой творится что-то необыкновенное. И не надо ничего объяснять, я рада, что ты пришел. Вдруг бросился бежать сломя голову… – Она негромко засмеялась. – Но я прекрасно тебя понимаю. Это бывает – вдруг бросаешься наутек от своего чувства… В первую минуту… – Она наклонилась вперед, и под ее мягким, многое обещающим взглядом я смутился.
Я выпрямился в кресле.
– Солен! Я не бросился наутек от чего-то или от кого-то. Вчера я увидел ее. Мелани. Я побежал за ней, но она буквально метнулась прочь, она спасалась бегством, от меня. Выскочила на улицу, нырнула в метро и пропала. И было ясно, что она не хочет со мной говорить…
– Мела? – Теперь уже Солен выглядела смущенной.
– Нет, не Мела. Мелани, женщина в красном плаще. Женщина, которую я ищу все это время. Она стояла на другом конце террасы и не отрываясь смотрела на нас – на тебя и меня. Я уверен, она меня узнала. И как только узнала, бросилась бежать. Как будто ей явился дьявол собственной персоной.
Я заметил, что в лице у Солен что-то дрогнуло, но она тут же овладела собой:
– Ну и чего же ты хочешь от меня, Ален?
Я набрал в грудь побольше воздуха, и слова полились сами собой, быстро, без остановки:
– Сегодня вечером я был в «Синема парадиз», и там в семнадцатом ряду – это ряд, в котором она всегда сидела, – я обнаружил очень важный знак. Сердце, и в нем две буквы, инициалы. Они нацарапаны на спинке кресла, которое впереди. Сердце почти стерлось, едва можно различить. Но буквы очень хорошо видны. «М» и «В».
Солен слушала внимательно, широко раскрыв глаза.
– «М» – это Мелани, ничего другого «М» просто не может означать, – волнуясь, продолжал я. – А «В» – это первая буква имени мужчины. Но Мелани никогда не упоминала ни о каком мужчине, имя которого начиналось бы на «В». Но упоминала ты! И ты тоже с детства знаешь «Синема парадиз». Я не сразу это сообразил, но все-таки вспомнил, что ты говорила. Ты хотела уехать из Парижа со студентом из Сан-Франциско. Это был твой близкий друг, если я правильно тебя понял. Виктор. Его звали Виктор.
У меня перехватило дыхание, я замолчал и сделал глубокий вдох, после чего смог продолжать:
– Солен, все это не случайно. И я хочу узнать у тебя только одно: кто этот Виктор? Что тогда произошло? Что связывало Мелани с Виктором, ведь он в то время был твоим парнем? Каким образом связаны ты и Мелани?
Солен побледнела. Ее взгляд беспокойно блуждал. И вдруг она встала и, не говоря ни слова, подошла к туалетному столику. И что-то взяла там. Картинку в тонкой серебряной оправе. Солен протянула ее мне, я взял…
Старая черно-белая фотография: две девочки в неуклюжих теплых пальтишках, они где-то в Париже, у ограды моста, стоят, держась за руки, и смеются. Одна чуть выше ростом, ее белокурые, очень светлые волосы подобраны кверху, и на макушке огромный белый бант, она кокетливо выставила вперед ножку в высоком сапожке. У девочки поменьше ростом темно-русые косички, а взгляд ее больших темных глаз очаровательно робок.
