Анна Дэвис - Такси!
Крэйг вошел следом за мной. Я развернулась к нему, и он притянул меня к себе, обнял крепко-крепко. Мой подбородок упирался в его плечо, я смотрела на потрескавшийся кафель у него за спиной, а в кофеварке мерно булькала черная жидкость, и медленно выравнивалось мое дыхание. Все, что я чувствовала, — это руку Крэйга на своем затылке; он прижимал меня к себе. Мои руки бессильно висели вдоль тела.
— Как ты можешь быть полицейским? — тихо спросила я.
Он вздохнул и позволил мне высвободиться.
— Это моя работа. Уж извини.
— Что происходит, Крэйг?
Он прислонился к стиральной машине, и несколько мгновений стояла тишина. Только шипела и потрескивала кофеварка. Крэйг снова уткнулся в носовой платок, — возможно, просто тянул время, чтобы собраться с мыслями. Наконец затолкал платок обратно в карман.
— Видишь ли… Я занимаюсь наркотиками. Работаю под прикрытием — потому и приходилось темнить. Хотя я не хотел тебе лгать. — Выглядел Крэйг усталым.
— Да, разумеется, — не удержалась я от сарказма. Это вполне могло оказаться очередным враньем, и все же было в этом что-то похожее на правду… Необжитая квартира… — Так ты что же… разыгрываешь из себя фальшивого наркоторговца, чтобы ловить настоящих?
— Вроде того.
— Ладно. Выкладывай дальше.
— Не могу, Кэтрин. Я и так сказал больше, чем имел право. Я рискую жизнью, рассказывая тебе это все. Ты мне кофе не плеснешь?
Разливая кофе по чашкам, я вдруг сообразила…
— О боже. Стеф, выходит, вляпался по-крупному?
Крэйг взбеленился:
— Да на что тебе сдался этот прощелыга?!
— Что с ним будет?
— Мне нет дела до Стефана Муковски, Кэтрин. Кто он тебе? — Крэйг взял свою чашку.
— Значит, ты охотишься не за Стефом.
— Нет. Он никто. Боже правый! — Крэйг резко поставил свою чашку на стол. — Ты что, спишь с ним? Вот все из-за чего?
— Не твое дело.
— Значит, спишь. — Крэйг невесело усмехнулся и слизнул кофе с тыльной стороны ладони. — Я был лучшего мнения о твоем вкусе. — Мгновение он смотрел на меня, и лицо его ровным счетом ничего не выражало. — Пойду-ка я, пожалуй.
— Крэйг…
— Что? — Он обернулся, уже держась за дверную ручку.
— Ты можешь мне обещать, что не арестуешь Стефа?
Крэйг вздохнул:
— Кэтрин…
— Ты же сказал, что он никто. Если он никто, зачем его арестовывать?
— Я не собираюсь арестовывать Стефана Муковски.
— Ты можешь мне обещать это, Крэйг? Если я хоть что-то значу для тебя, ты оставишь его в покое.
— Это все болтовня, Кэтрин. Пустая болтовня.
Он открыл дверь, шагнул за порог, и вот уже шаги звучат на лестнице.
Я убрала чашки в мойку и попыталась выбросить все это из головы. Но с хлопком наружной двери меня осенила одна мысль — мысль, которую вытеснили на время тревога за Стефа и желание выбить правду из Крэйга.
— Крэйг! Крэйг, погоди!
Когда я вылетела на улицу, он отпирал свой «вольво».
— Что? — Голос напряженный.
— Кто такой Генри? Твой дружок, Генри. Тот, который заблевал мою машину.
— Генри? — Крэйг изменился в лице. Он казался… встревоженным. — А он-то здесь при чем?
— Есть один мальчик… Джоэл. Ему семнадцать. Он стал парнем по вызову, а теперь, кажется, пропал.
— А Генри при чем? — повторил Крэйг.
— Я видела в субботу днем, как Джоэл садится в машину на Стрэнде. В машине был Генри. Он что, тоже под прикрытием?
— Нет… он — нет.
Глаза у Крэйга словно разучились моргать.
— Выходит, он сутенер? Крэйг, так это за ним ты охотишься? За Генри?
Крэйг открыл дверцу «вольво». Лицо его было напряженным.
— Говоришь, этот Джоэл — мальчик по вызову?
— Да.
— И в последний раз ты его видела в субботу днем?
— Да.
Крэйг поскреб голову.
— Его нет лишь пару ночей?
— Похоже, так, — ответила я. — Но…
— Послушай, может, он объявится этим же вечером. Или у тебя есть серьезные основания подозревать, что с ним что-то случилось?
Я вспомнила выражение лица Джоэла, когда он садился в «мерседес». Представила, как он устраивается рядом с этой жирной тушей.
— Нет. Серьезных оснований нет. Просто инстинкт.
Крэйг обогнул машину, подошел ко мне. Взял за руку, слегка сжал.
— Твой друг Джоэл оказался не в самой приятной компании, но Генри Фишер ничего ему не сделает, если не будет серьезной причины.
Мистер Фишер…
— Точно?
— Сама посуди, Кэтрин. Профессиональные собачники не топят в речке элитных щенков, верно?
Лучше бы он этого не говорил. Я зажмурилась, надеясь, что когда открою глаза, то окажусь где-нибудь далеко. Но я осталась здесь. Крэйг снова был на мостовой — садился в машину.
Он уже завел было мотор, но наклонился к окошку и крикнул:
— Подожди до завтрашнего утра. Не объявится — звони мне.
Его глаза отливали холодной, какой-то неподвижной голубизной.
4
Моя мама любила танцевать, но отец отнял ее силы, отнял танцы. Когда я была маленькая, она рассказывала, как ходила танцевать со своим приятелем Аланом. У них это получалось так хорошо, что все вокруг останавливались и просто смотрели на них. Алан кружил маму, подбрасывал в воздух, подхватывал… Вместе они побеждали на конкурсах, выигрывали призы. Каждое воскресенье они отправлялись на танцы в какое-то местечко, которое мама называла «Прыгалкой». Папа тоже приходил туда, но не танцевал. Он был застенчив, серьезен и неуклюж. Просто отирался где-нибудь у стенки и смотрел на маму. Он был влюблен в нее, а она и не знала, что он есть на свете, — так говорила она сама. Я и сейчас слышала мамин голос:
— Он был моим тайным поклонником. Он смотрел на нас с Аланом и мечтал, будто я с ним.
Не то чтобы у отца не было подружек — в «Прыгалке» ему всегда находилась пара. Но на танцплощадке он непременно забивался в угол, а его приятельница отплясывала с каким-нибудь другим парнем. Отцу не было дела до девушек, его интересовала только мама, но он не осмеливался заговорить с ней: она была слишком красива и не его круга.
Дальше мама рассказывала, как отец «спас» ее от Алана, оказавшегося изрядной свиньей. История была довольно туманная. Однажды мама застукала Алана на задворках «Прыгалки» с другой девицей, а отец галантно вмешался и таким образом завоевал ее. Мое воображение дополняло картину: мама горько плачет, а папа хватает Алана и впечатывает ему в морду; затем отряхивается, поправляет галстук и, взяв маму под руку, провожает ее домой, переступив через подлеца Алана, валяющегося в отключке на обочине.
Когда я стала постарше, мама рассказывала эту историю несколько по-другому. Отец уже не был тайным поклонником, спасшим ее от двуличного Алана. Теперь он стал скучным тощим занудой, который давным-давно запал на нее и воспользовался ее минутной слабостью. Мама наконец выложила подробности, которые опускала прежде: когда она прихватила Алана с той девицей, то набросилась на него с оскорблениями, а девицу ударила по лицу. Потом вернулась в клуб и напилась. Глушила стакан за стаканом, тут к ней и подсел отец. Он слушал мамины горестные излияния и поддакивал, а она все косела и косела. К тому времени, как танцы закончились, мама набралась так, что уже не держалась на ногах, и отцу пришлось вести ее домой. По пути она его заблевала и чувствовала себя из-за этого такой виноватой, что на следующий день, когда он позвонил и предложил встретиться, ей было неловко сказать «нет».
