Наталья Калинина - Загадка старого альбома
– Алло? – сказал Шахов в трубку, вложив в свой голос все недовольство, которое испытывал. Пусть собеседник поймет, что он не намерен разговаривать, и изложит дело, по которому звонит, быстро.
– Илья? – уточнил незнакомый женский голос.
– Угу, – будто сыч, отозвался Илья, но на этот раз мрачно.
– Вас из больницы беспокоят.
– Откуда?..
Что еще за…
– Варвара Холодова вам знакома?
Сон как рукой сняло. Илья резко сел и, вдавив мобильный в ухо, хрипло сказал:
– Да. Что случилось?
– Несчастный случай. Она попросила позвонить вам и…
Женщина что-то говорила, но до Ильи с трудом доходил смысл ее слов. Что-то про взрыв в лаборатории, а Шахов, слушая про это, недоумевал: какая лаборатория, ведь сегодня – суббота? Или Варька работает без выходных? Совсем свихнулась со своей химией… Далее было что-то про операцию и поврежденные глаза, а Илья уже прыгал по комнате на одной ноге, пытаясь всунуть вторую в штанину джинсов. Это удавалось ему плохо, так как одна рука была занята телефоном, а джинсы все как-то так неловко перекручивались именно в тот момент, когда маневр почти завершался успехом. Джинсы Илья надел, когда женщина уже принялась диктовать ему адрес больницы.
– Все понял, спасибо. Сейчас приеду.
Он сунул в карман ключи от машины и квартиры, мобильный и портмоне, наскоро поплескал в лицо холодной водой, поелозил пару раз туда-сюда щеткой по зубам и, не побрившись и не позавтракав, выскочил на улицу.
Варвара
Солнце было размером с маленькую точку, но светило так ослепительно, что глазам становилось больно. Оно освещало какую-то странную равнину без деревьев, без домов. Чистую, гладкую, как пустыня, только покрытая не песком, а густой короткой травой, мягкой на ощупь. Варя осторожно ступала босыми ногами, и трава ласкала ее ступни.
Она долго шла, удивляясь тому, как и когда попала в это странное место. Но беспокойства не испытывала, Варя знала, что рано или поздно равнина закончится, а в конце пути ее ждут.
Только вот солнце слепило глаза так, что ничего не разглядишь. И Варя брела, опустив голову, ничего, кроме своих босых ног, приминающих траву, не видя. Лишь на секунду возникло беспокойство, а не заблудится ли она, потому что не знает дороги, но внутренний голос ободряюще шепнул, что дорог тут нет, есть один только путь – вперед.
Варя шла и гадала, кто может ждать ее в конце равнины. Отец, мать, муж? Нет, конечно. Илья. Илья, кто же еще? Подумав о нем, Варя забеспокоилась, не потеряется ли он тут, не собьется ли с пути, не испугается ли.
От этого беспокойства она очнулась. В первый момент Варя подумала, что равнина закончилась и она наконец-то прибыла туда, куда направлялась. И даже немного огорчилась оттого, что место, куда она должна была прийти, темное, солнце-точка его не освещало. И вновь испытала беспокойство, как Илья найдет ее тут, в темноте. Ей вспомнилось, что когда-то он боялся темноты и, засыпая, просил ее посидеть с ним рядом, подержать за руку и погладить по щеке…
И только после этого Варя вдруг поняла, что равнина ей привиделась, а находится она в больнице, потому что в лаборатории произошел взрыв.
День вообще не задался с самого утра: она где-то потеряла пропуск, чего с ней никогда не случалось. А потом взорвалась эта несчастная колба, и осколки стекла повредили ей глаза и лицо.
Илья… Он, наверное, смертельно напуган. У нее что-то с разумом приключилось в тот момент, когда ее спросили, кому позвонить первым делом, и она ответила: «Илье». Несусветная глупость! Надо было звонить маме, чтобы она уже сама позвонила Илюшке, или приехала, все объяснила – ровным и спокойным голосом. Мама всегда умела все хорошо объяснять, успокаивать. Это она, Варвара, рубила сплеча.
Илья, конечно, считает себя взрослым и самостоятельным и наверняка обиделся бы на нее, если бы позвонили первым не ему. Но он все же мальчишка, семилетний ребенок, который еще недавно боялся темноты. Сейчас он смертельно напуган. Ведь Варя для него – все, тот человек, за которого он «ответственен». Ее мальчик, смешно хмуря брови, что должно было выражать высшую степень серьезности, всегда говорил, что он – в ответственности за Варю, как единственный мужчина в доме. Он даже научился готовить яичницу из трех яиц, так, чтобы желтки оставались жидкими, не разливались, образуя аккуратные «солнышки». К яичнице полагался черный хлеб и разрезанный на дольки помидор. Так любила Варя, и по возвращении домой ее всегда ожидал такой нехитрый, но вкусный ужин, приготовленный ее заботливым семилетним мужчиной.
Естественно, когда ее спросили, кому позвонить, она, не задумываясь, брякнула: «Илье!» И сейчас кусала губы, думая о том, как напуган ее мальчик.
Думая о своем Илье, она не могла не вспомнить и о другом, тридцатилетнем, но все еще не попрощавшимся с мальчишеством. С каким увлечением Илья Шахов бросился на разгадывание «загадки» и как разозлился, когда Варвара попыталась дать явлению научное объяснение! Ох ты ж боже ты мой…
Бог мой, только Ты знаешь, сколько усилий стоило выдержать ровный, равнодушный тон, когда в лаборатории ее пригласили к телефону и в трубке она услышала голос, который так часто снился ей ночами. Сердце билось где-то у горла, и Варе с великим усилием удавалось сдерживать свой голос, чтобы он не прерывался, не дрожал. И как волновалась она с утра в тот день, когда к ней на работу должен был приехать Илья-взрослый! Руки тряслись, будто у алкоголика, она что-то без конца просыпала, проливала, разбила колбу и две пробирки, а под конец запорола опыт. К вечеру Варя злилась уже не только на себя, но и на Илью – виновника своих волнений. И от души пожелала, чтобы оказалось, что за эти годы он изменился до неузнаваемости. Чтобы у него были залысины или проплешины, чтобы он неприлично растолстел и отрастил «пивное» брюшко, чтобы его лицо обрюзгло, чтобы он явился сюда небритым (впрочем, трехдневная щетина когда-то Илье очень шла! Варя вспомнила об этом и «отменила» желание насчет небритости), чтобы одет он был в какую-нибудь замызганную робу, в идеале – в треники с вытянутыми коленками и бесформенный свитер с вылезшими петлями. Чтобы… А при встрече оказалось, что он такой же привлекательный, как и раньше, даже более, потому что время пошло Илье на пользу. Усмешка и незабываемый прищур карих глаз, растрепанные волосы… Варя даже уловила запах ветра, исходящий от него. Запах ветра, свободы, романтики, приключений, жарких ночей. Парень-ветер, парень-ураган, парень-смерч, парень – морской бриз, в зависимости от ситуации.
Иногда ей начинало казаться, что время пошло вспять, стремительно отсчитывая годы назад, пока не вернулось в последний год их студенчества, год их бурного романа. Это же надо было такому случиться, что на пятом курсе Варвара Холодова так жарко влюбилась! Именно в самый ответственный момент, когда маячило место в аспирантуре и нужно было достойно выполнить дипломную работу. А потом предполагалась кандидатская, докторская… Холодный расчет, свежие мысли, твердые планы, открытое, как ладонь, будущее. Все так ясно представлялось ей, пока в ее жизни не появился Илья. Конечно, в течение четырех лет они неоднократно сталкивались в стенах университета, хоть ни одной «пересекающейся» дисциплины у них не было, они даже занимались на разных этажах. Но холл, столовая, первый этаж с лекционными аудиториями оставались общими. Варя, встречая Илью в институтских коридорах, иногда отмечала про себя, что «парень ничего, симпатичный», но никогда не думала о нем с женским интересом, более того, Илья ее раздражал. Он всегда находился в окружении девиц и шумных ребят. Ему нравилось быть в центре, тогда как Варе подобное казалось простым выпендрежем. Химики и географы были людьми из разных миров, с противоположным пониманием размеров жизненного пространства. Пространство химиков было компактным, закрытым и умещалось в маленькие лаборатории, тесно набитые реактивами и приборами, а географы избрали для себя просторы долин, высоту гор, безбрежность морей и океанов. Два разных, противоположных мира.
