Наталья Ручей - Дыхание осени
Не хочет говорить после учиненного мною допроса, но мне не совестно, я все еще думаю, что он врет, только не понимаю зачем.
Проснувшись, я настороженно обхожу квартиру, но кроме Макара, пьющего на кухне кофе в легкой сигаретной дымке, никого не обнаруживаю. И именно дымка вкупе с показавшимся шепотом усиливает мои подозрения.
— Не знала, что ты куришь, — говорю я.
— Плохая привычка, — пожимает он плечами.
Ну видимо, вполне контролируемая, потому что я ни разу не улавливала от него даже намека на сигаретный запах.
— Дашь сигарету?
Я не курю, но пусть спишет пожелание на стресс.
— Закончились, — качает головой с легкой усмешкой.
— А где пепельницу нашел?
Кивает на окно.
— И зажигалка там же?
Достает черный квадратик, откидывает крышку пальцем, ждет, пока я налюбуюсь на желтый огонек и захлопывает. Зажигалка снова прячется в кармане брюк. Не доказательство, я тоже раньше носила зажигалку — для подруг, а у Макара может остаться привычка услуживать хозяевам. Правда… услужливости я за ним как раз не замечала.
— Едем? — В его глазах мелькают смешинки, а на меня накатывает раздражение. Накрутила себя, напридумывала, выстроила очередную башенку, а фундамент гнилой. Пока доехали до больницы, я почти убедилась, что в комнате кроме нас двоих никого не было, к тому же, есть о чем подумать более важном. Вот до сих пор до конца не пойму: Макару заплатили родители Яра или нет? В квартире, пока он говорил, была уверена, что да, а сейчас, прокручивая весь разговор в сотый раз, подвергаюсь жестким сомнениям.
Машина останавливается напротив входа в больницу, но я сижу, смотрю в окно и словно шулер тасую колоду с вопросами. Второй жене Яра лицо облили кислотой по наводке его родителей? Что связывает Макара и его бывшую девушку сейчас? Понятно, что заплатил за пластику, но и все, или?..
Макар расценивает мое настроение как простое хандрическое и уговаривает, как ребенка потерпеть несколько дней, напоминает, что врач на днях обещает выписать.
— Всего несколько дней, — упрашивает, разве что мороженко и сладкую вату не сулит за послушание.
— Да, я знаю, — соглашаюсь, и не выхожу из машины. Мне кажется, что за окном не дождь, не осень, а пуховый июнь и я практически вижу, как где-то там, на горизонте, идут двое, девушка и мальчишка, а в руках у обоих по огромному белому мотку ваты на палочке. Они идут домой, беспечные, молодые, улыбчивые, наивно ожидающие, что их там ждут. Перед глазами вдруг мелькает другая картинка: огромный дом, и тот же мальчик, сидящий на нескончаемых ступенях, обхватив колени. А рядом с ним сидит мужчина, отрешенно глядящий в другую сторону. По их плечам капает холодный дождь, волосы ерошит порывистый ветер, но они не заходят в дом, потому что в нем еще холодней.
— Эй, ты здесь? — окликает Макар и картинка, так явственно виденная мною, распадается на тысячи путанных пазлов. Легкий жест рукой, и они перемешиваются — пусть, мне все равно, я и не думала их собирать, своя жизнь состоит из неровных кусочков.
Серые стены здания смотрят с плаксивым упреком. Пусть, отмахиваюсь и от них, потому что понять не могу: для чего я здесь? Для чего я вернулась? Все постыло. Эти стены как грань между прошлым и настоящим, а вот будущего, как ни кручу головой, я не вижу. Разве что — за этим зданием морг.
Я вздрагиваю, и ладонь Макара растирает мою.
— Что случилось?
А меня так и тянет после влюбленной в Одессу Натальи ответить вопросом: «Да что только со мной ни случилось?!», но я ведь расплачусь, почему-то я думаю, что расплачусь, а я не хочу показывать еще большую слабость. Я не сильная, вовсе не сильная, я притворялась.
— Злата, что тебе беспокоит?
И я думаю, это прекрасный повод отвлечься от миражей, увильнуть от собственных башен страха и задать те вопросы, что навязчиво крутятся. Не то, чтобы они беспокоили, так… любопытно.
— Скажи, все, что случилось со мной, весь этот план — дело рук родителей Яра? И еще, кислота — это тоже они? Да, я понимаю, не лично, но по их наводке?
Макар убирает руку, задумчиво трет лоб и вместо ответа спрашивает:
— Ты думала над тем, чтобы вернуться к Ярославу?
Я, задохнувшись в негодовании, тщетно подбираю слова, но только и могу, что качнуть головой.
— Уверена?
Ожесточенно киваю.
Во взгляде Макара сквозит такое искренне сомнение, что на секунду я сама сомневаюсь, а потому в ужасе выдавливаю:
— Ты с ума сошел!
Взгляд Макара меняется, нет, в нем нет сумасшествия, он, скорее, безумной считает меня.
— Ясно, — говорит устало, а по мне так ясности ни на грамм.
— Я говорил только то, что знаю, Злата, но так бывает, что человек слышит, что хочет или к чему готов. Некоторые моменты он может додумывать или отбрасывать, так что я повторю. Родители Ярослава ни в первые, ни во вторые отношения специально не вмешивались. Пока эти отношения были. Да, выбор сына не одобряли, но в постель к другим мужчинам не подкладывали.
— Какая честь, — ворчу про себя.
— Моя сестра просто любвеобильна, отчасти это и было причиной, почему я не хотел ее отношений с шефом. Но главное, что она ни о чем не жалеет, сумела выудить из брака все, что хотела. А что касается второй жены Яра…
Да, да, вот за вторую больше интересно. Невольно подаюсь вперед и видимо чрезмерно, потому что на губах чувствую мужское дыхание. Откидываюсь назад, скрещиваю для верности руки и жду. А Макар и не думает скрывать понимающей усмешки.
— И что там со второй? — спрашиваю как можно небрежней.
— Все проще и гораздо предсказуемей. Я знаю Соню почти семнадцать лет, она любитель выкинуть фортель, но хватает ее ненадолго. Вопрос развода был вопросом времени, и все. Я ждал… Неважно… Ярослав ей даже не нравился, он не привлекал ее физически, что не удивительно. Ее не возбуждают блондины. Совсем. Она их не воспринимает. Удивлена?
— О, да! И очень сильно, — киваю для убедительности. — Удивлена, как два таких видных мужчины могли любить такую недалекую женщину. Прости, — вижу, что Макар хочет возразить, но слова готовы вылиться фонтаном негодования, — но любить человека за цвет волос… Это…
На этом мой словесный фонтан иссякает, но, надеюсь, Макар остальное прочтет по взгляду. А он усмехается и говорит такое, от чего я немею минуты на две:
— Она никого и не любила, даже меня, несмотря на… — проводит рукой по темным коротким волосам. — Так бывает.
Пока я прихожу в себя, Макар щелкает зажигалкой. Такое ощущение, что мальчику игрушку новую подарили. Нервничает или зажигалка не его и это простой интерес к новинке?
