подарок для бывшего (СИ) - Романовская Ирина

Ну как так можно было вляпаться, Вер? Так не хотела показывать Косте своих настоящих чувств, что аж схватила мужчину за ногу. Такой позор, Вера Андреевна, такой позорище!

– Вер? – негромко зовет меня по имени Воронцов.

– Чего? – бурчу не оборачиваясь.

– Может обсудим?

– Я не хочу обсуждать собственную руку на твоем бедре.

– Я не об этом.

– О другом я тоже не хочу говорить. – жестко режу в ответ.

– Но ты же понимаешь, что постоянно избегать этой темы не получится? – голос Кости становится мягче, – Просто выслушай меня, Вер. Пожалуйста.

– Нет. Я хочу подремать. Мне не до разговоров.

– Ладно. – разочарованно соглашается Воронцов. – Я разбужу, когда мы приедем.

Про сон я конечно же соврала. Как тут уснёшь, когда от только мысли, что Костя находится на расстоянии одной вытянутой руки, моя кровь бурлит будто чан на костре. Собственная память тоже издевается, подкидывая снова и снова в голове воспоминания из прошлого. С закрытыми глазами «смотрю» как в июне мы вот так же сидели в его машине, тоже ехали куда-то. Мы много улыбались, смеялись, рассказывали друг другу разные истории из детства, подпевали попсовым песням по радио.

Дергаю головой в стороны, чтобы воспоминания исчезли. Но выходит только хуже. Теперь перед глазами наш поцелуй на капоте его хамелеона. Там на объездной трассе города было так легко поддаться взаимным чувствам, было несложно в миг отключить голову и отдаться во власть мужчины. Мне нравилось ощущать его властные руки на своем теле, хотелось поддаваться его напору, я мечтала купаться в его ласках и дальше.

Я скучаю по тому времени. Там я была счастлива, беззаботна, на импульсе, влюбленная и счастливая.

Теперь все иначе. Больше я не могу себе позволить бездумно броситься в омут животной страсти. Не могу ошибиться. Потому что от моего, прежде всего, эмоционального состояния зависит мой ребенок. Если будет плохо мне, то будет плохо и ей.

– Вера, — Воронцов осторожно тормошит меня за плечо, – мы на месте.

Расфокусированным взглядом киваю Косте и на рефлексах отстегиваю ремень безопасности. Оглядываюсь назад на дочь, но вижу только пустое детское автокресло. Остатки сна мигом исчезают, глаза становятся шире. В панике оглядываюсь по сторонам.

– Где моя дочь? – с испугом спрашиваю у Кости, который в этот момент спокойно достает наши вещи из багажника.

– Женька спит. – Костя кивает в сторону детской коляски в паре метров от машины. Я облегченно выдыхаю. – Она не проснулась, когда взял ее на руки. Поэтому и положил ее туда. Решил, что сон на свежем воздухе лишним для дочери не будет.

– Да, ты правильно поступил. Спасибо.

Пока я дремала, Костя интуитивно поступил очень грамотно. Думаю, если и дальше так пойдет, то он сможет побороться с другими отцами за звание лучшего отца родитель для дочери.

«

Костя с Женькой на руках» — это была моя давняя мечта.

– Пусть досыпает на свежем воздухе.

Делаю глубокий вдох и потягиваюсь. Территория турбазы на первый взгляд больше похожа на какую-то современную деревушку.

Вокруг меня находится множество однотипных одноэтажных домиков, огражденных невысоким забором. На небольшой территории, возле каждого из них, имеется место для парковки автомобиля, беседка и мангал.

– Пойдем, покажу тебе наше пристанище на ближайшие двое суток.

Вместе с Костей мы заходим в небольшой деревянный домик. В первой комнате имеется кухня со всем необходимым инвентарем и бытовой техникой, стол, стулья, диван с двумя креслами и телевизор. Весь интерьер в светло-бежевых тонах. Никаких пестрых деталей, раздражающих глаз. Тут царит атмосфера полной расслабленности и спокойствие.

– Дверь прямо – это выход на террасу. Оттуда можно спуститься к небольшому бассейну. Там же имеется выход к реке. – Костя останавливается посреди прохода, жестами показывает что и где расположено. – Тут – санузел, а напротив – наша спальня.

– Наша?

– Ну да. На территории этой турбазы других апартаментов не было в свободном доступе.

– А в других?

– Может и есть. Я не в курсе. Я туда не звонил, – спокойно сообщает об этом Костя и уходит с вещами в единственную спальню. – Мне здесь нравится. – доносится из-за стены.

– Просто замечательно! Костя? – с нескрываемым раздражением кричу я Воронцову и следую за ним. Останавливаюсь в дверном проёме и скрещиваю руки на груди. Я чертовски зла на него. Он сделал все специально, а я повелась. Опять! – А ты не думал, что о таких нюансах надо было сообщить мне? Я никуда бы тогда не поехала.

– Именно поэтому я и не сказал. – Костя подходит ко мне ближе, становится напротив. Его улыбка становится игривее. Он наклоняет лицо чуть вперед.

Вздрагиваю, когда горячие ладони мужчины касаются моей поясницы.

– Не надо.

– Чего не надо, Вер? – соблазнительно шепчет мне на ухо Воронцов.

Несмело пытаюсь убрать мужские руки со своей талии.

«Нельзя. Нельзя поддаваться предательским мурашкам. Нельзя сходить с ума от этой близости. Нельзя терять голову» – напоминаю я себе.

– Этого.

– Хорошо. Я не буду тебя трогать, Вера. Но при одном условии – сейчас мы поговорим.

– Так нечестно. Ты все подстроил. – мой голос чуть ли не хнычет от досады. Я попала в соблазнительную ловушку. – Я не хочу говорить.

– Уверенна?

Руки Воронцова медленно перемещаются мне на спину. Осторожными, едва уловимыми касаниями пальцев он ведет вдоль позвонков наверх. Нежные прикосновения будят во мне совсем нецеломудренные желания.

Тело хочет, чтобы мужчина не останавливался и продолжал свои ласки. Разум хочет, чтобы я как можно скорее остановила это несогласованное, тактильное «нападение».

А сердце…

Сердце хочет, чтобы Костя любил меня. Любил как прежде. Всепоглощающе, властно и без промедления. Всю ночь напролет. Хочу чтобы он не выпускал меня из своих крепких объятий, чтобы не разрешал думать, чтобы остались мы только вдвоем. Только наши оголенные души.

Стоп. Вера, очнись.

Воронцов – аномальная зона, твой собственный Бермудский треугольник. Попадешь туда и больше не выберешься.

– Ладно. Я согласна. – Мужчина замирает. Я делаю робкий шаг назад. – Пойдём поговорим. Но на улице, там Женька осталась.

Не смотрю на Костю, поскорее сбегаю на свежий воздух.

Дочка все также сладко спит в коляске, поэтому мне ничего не остаётся как сесть неподалеку на плетеный диванчик. Подтягиваю ноги под себя и пытаюсь куда-то деть дрожащие руки. То рукой подпираю голову, то перемещаю ладони на шею, а потом и вовсе прячу их под коленки.

Костя садится по правую сторону от меня. К моему облегчению, он оставляет между нами немного свободного пространства.

Не касаемся друг друга. У нас двоих сбито дыхание. Мы не смотрим друг на друга, две пары наших глаз направлены только на спящую Женьку.

Нам предстоит разговор, отложенный на два года. Как начать его вновь?

Мы с Костей начинам говорить практически синхронно.

– Вер, я хочу у тебя попросить прощения.

– Я никогда тебе не изменяла!

Покатившаяся по щеке слеза-предательница предоставляет мне право первой продолжить начатое.

– Я даже не смотрела ни на кого, с тех пор как мы повстречались на той дороге. Ни разу. И тот парень, с которым я танцевала… Для меня он всегда был бесполым партнёром. Я даже мысли не допускала, чтобы позволить себе что-то большее с ним, чем танец.

– Верка, не плачь, пожалуйста.

Костя пересаживается ближе и большими пальцами старается стереть мои слезы.

– Только не плачь, родная. Не могу смотреть на твои слезы. У меня разрывается сердце. Я – слепой, глухой, ревнивый идиот. Я столько ошибок совершил. Прости меня, если сможешь. Я столько всего тебе наговорил в тот вечер. Ты едва не потеряла нашу дочь. Я так виноват перед тобой. Мне стыдно и горько, что в свои тридцать шесть, мне не хватило ума дабы услышать тебя. Я так боялся поверить в собственное счастье, что оттолкнул тебя. «Я» и «папа» – эти два слова в моей голове были постоянно несовместимы. Я столько лет жил с мыслями, что этому не бывать. Даже многолетние планы лечения, которые расписывали для меня врачи, подтверждали, что гарантий нет. Может все получится, а может нет. Я вбил себе в голову, что этому никогда не бывать.