Королева украденных безделушек (СИ) - Штольц Саша

После работы на кладбище и такой длительной прогулки завтра наверняка будет болеть абсолютно все.

— Знаешь, как обычно на погостах работают? — внезапно спросила Аня, прерывая вполне комфортное для Лины молчание.

— Нет.

— Практикующие магию приносят откупы хозяевам кладбища. Алкоголь, сладости, фрукты. Я оставила их у входа. И еще на перекрестке.

Ах вот что это было.

— И как они реагируют?

— Ты не поняла. Хозяевам, — Аня старательно выделила это слово. — Не тем, кто владеет участком, а тем, кто охраняет кладбище.

— Э…

— Люди приходят на кладбище с разными эмоциями, Лина, но никак не с равнодушием, — начала объяснять Аня. — Многие приносят с собой скорбь, тоску и отчаяние. Эмоции очень важны. Чем сильнее ты вкладываешься во что-либо, тем более заметным оно становится. Это люди оживляют места, предметы, действия. Ты придешь на погост, не зная правил — на тебя они действовать и не будут. В твоем видении мира их просто нет. И Хозяев тоже нет. А ведьма придет на погост с гостинцами для них, и сила ее веры сделает ритуал успешным. А сила страха все испортит. Понимаешь, о чем я?

— Наверное, — растерянно ответила Лина. — Но теперь я о них знаю. И что дальше?

— Ничего. Ты ведь не поверила?

— Честно? Не особо. Извини.

Аня улыбнулась.

— Ничего страшного. Ты не будешь не права в своем неверии. Тут вообще нет правых. И это нормально.

— А ты в этих Хозяев действительно веришь? — с сомнением спросила Лина.

Аня устремила задумчивый взгляд вперед.

— Я подчиняюсь общепринятым правилам. Зачем выдумывать свои, когда много поколений до тебя придерживались одного и того же? Ты подпитываешь традицию своей верой — и она работает без сбоев. Потому что так было, так есть и будет, а с нуля, в одиночку, без поддержки хоть каких-то последователей мало чего добьешься. Однажды любая вера иссякнет, знания сотрутся во времени, а кладбища станут забытыми и заброшенными. Тогда люди придумают что-то еще.

— Это звучит как самообман, — сказала Лина.

— Это самообман, — подтвердила Аня. — Но эта уловка отлично работает с человеческими мозгами. Главное, не занырнуть слишком глубоко во все это. Любая религия или практика — это зыбучие пески. Чем больше ты вкладываешь в них себя, тем сильнее тебя заносит. Религиозные фанатики, шизотерики и сектанты по почве своих убеждений крышей едут.

Лина усмехнулась.

— Так ты не шизотеричка?

— Нет, я правда стараюсь помочь людям. И я знаю, где стоит остановиться.

— Любой шизотерик так скажет.

Аня засмеялась.

— Возможно.

Они прошли несколько метров молча, а затем она продолжила дальше:

— Кумиры миллионов людей — тоже в каком-то смысле ходячие религии. Они успешны и богаты, потому что имеют кучу последователей, которые в них верят. Чем больше ты собираешь вокруг себя людей, которые в тебя верят, тем ты сильнее, увереннее и богаче. На денежки или на эмоции.

— Лучше быть богатым на денежки, — заметила Лина.

— Это да.

Неожиданно ей в голову пришло безумное и забавное предположение.

— Хочешь сказать, что мой канал… Это я себе собрала секту?

— Если ты хочешь это так называть… — со смешком сказала Аня. — Но да, это примерно то, о чем я говорю. Скоро двести пятьдесят тысяч, кстати. Нехило.

— Ага.

Впереди показалась следующая остановка, и Лина с надеждой ускорила шаг.

— Значит, по-твоему, кладбище — это хранилище не только для могил? — решила уточнить она.

— Конечно! — ответила Аня. — Ты похоронила там клептоманию.

Лина поморщилась от того, как уверенно это прозвучало. В ней вообще никакой уверенности не было.

— Я все сделала правильно в этот раз?

— Да.

— Тогда почему я все еще не чувствую этого освобождения?

Аня цокнула языком.

— Знаешь… Некоторым… тебе вот, например, лучше к психотерапевту. Там эмоции тянут специально, чтобы справиться с бедами. Это дольше, но иногда эффективнее.

— То есть вот то, что мы сейчас сделали, не сработает? — опешила Лина, останавливаясь на месте.

Аня сделала несколько шагов вперед, прежде чем это заметила. Вместо того, чтобы позвать или начать подгонять, она вернулась и встала напротив.

— А сама как думаешь? — спросила она.

Лина закрыла глаза.

— Я заплатила тебе кучу денег. Я горбатилась, чтобы выкопать яму, и мне хотелось плакать. Только от усталости, а не от предстоящего освобождения от дурацкой привычки. Я тысячу раз пожалела о том, что согласилась на все это. И о том, что стала воровкой. Если бы я была нормальной, мне бы не пришлось проходить через это. Я вернула украденный зажим туда, где он должен был быть — в землю. Думаю, я слегка вложилась, выражаясь твоим языком.

— Вложилась — не то слово, — улыбнулась Аня. — Значит сработает.

— Ты уверена?

— Лин, это ты в себя не веришь. Я в тебя всегда верила. Так что да, я думаю, что теперь ты справишься.

Ощутив растущее болезненное напряжение в глазах, Лина тут же поспешила отвернуться.

Аня потянулась рукой к ее голове и потрепала по волосам.

— Плачешь?

— Вот еще.

Лина сморгнула влагу, затуманившую взор.

— Эмоции — это хорошо, — мягко сказала Аня. — И вера близких людей весит намного больше, чем вера сотен незнакомцев. Рада быть той, кто сделал большой вклад.

Они сели на автобус на ближайшей остановке и больше не разговаривали до самого дома. Едва успев толком раздеться, Лина рванула в ванную. Там она простояла под горячей водой почти час.

Она слукавила. Да, освобождения она не получила, но поход на кладбище на могилу отца что-то с ней явно сделал. И дело не в избавлении от зажима для галстука, а в самом факте того, что она появилась там спустя двенадцать лет.

Лина смотрела на капельки воды на плитке и думала о том, что когда-то хороший человек и отец — а он был им, она помнила — превратился в монстра. Он был слабаком, потому что не смог противостоять губительной привычке, которая неизбежно уничтожила тех, кого он любил, а затем и его самого.

Привычка красть вещи, которая и не привычка вовсе, так же, как и отцовский алкоголизм — все это болезни заблудшего разума. Лину она не уничтожит. По крайней мере, физически — вряд ли. Одному богу известно, куда она может завести и насколько сильно потреплет ее психику. Может быть, она станет хуже, перерастет во что-то большее, разрушит отношения с Глебом, с друзьями, и когда рядом с ней никого не останется, кроме мамы, которая пожалеет, что родила ее, Лина все-таки будет вынуждена обратиться к врачу и сядет на антидепрессанты, или не обратится и уничтожит саму себя, как это сделал отец. А может, она окончательно привыкнет к воровству, очерствеет и перестанет регулярно испытывать стыд и ненавидеть себя за то, что ничего не может с собой поделать, и однажды не сможет себя контролировать, украдет что-то действительно ценное и попадется на этом. И от этого тоже пострадают те, кого она не хочет разочаровывать еще сильнее. Любая болезнь разрушительна. И даже безобидная клептомания сможет уничтожить то, что ей дорого.

Лина вышла из ванной и отправилась не в спальню, а в свой кабинет. Там она задернула шторы, зажгла пару свечей и, сев за стол, начала задумчиво тасовать карты.

Аня в совершенно несвойственной ей манере постучала, прежде чем зайти. Поставила на стол дымящуюся чашку с чем-то ароматным и сказала пить.

— Раз тебе не хватило магии, то вот тебе зелье.

Лина недоверчиво заглянула в чашку

— Да чай это с травами! — закатила Аня глаза и плюхнулась в кресло. — Пей. Он вкусный. Лучше ромашки с корвалолом, гарантирую.

И впрямь оказался вкусным. Лина отпила немного, потому что для языка было еще слишком горячо, и продолжила бездумно тасовать карты.

— Знаешь, почему гадать себе у тебя не получается? — внезапно сказала Аня.

— Потому что я не верю? — предположила Лина.

— Потому что уж слишком сильно хочешь поверить. Ты всегда такая рассудительная, гадаешь людям, не вовлекаясь в расклад эмоционально, и смотришь на все трезво. С логикой подходить к гаданию — это вовсе не плохо и у тебя хорошо получается. И расклады в точку попадают.