Ненавижу тебя, сосед (СИ) - Манило Лина

— Ещё как касается, — рвусь вперёд, сбиваю с пути стул, он с диким грохотом падает на пол, становится преградой на пути к мордобою. — Не смей к ней лезть грязными руками, которыми ты всех, кого мог, перелапал.

— И продолжает лапать, — Обухов явно на моей стороне. Словно побывав вместе в больнице, мы стали с ним не только друзьями, а братьями. — Ник, правда, на тебе пробы ставить негде, а Яся… — Илья цокает языком, подбирая нужные слова. — Она же не такая.

— Ты с ним заодно?! — злится Никита, а мне хочется его башкой о стенку стукнуть. — А ещё друг, называется! Илья, не лезь. Хуже будет.

В комнате температура скачет на десяток градусов вверх. Воздух наэлектризован, в нём слишком много негатива.

— Ага, я вот взял и испугался, — фыркает Илья, снова легонько встряхивая Никиту. Держит крепко, вырваться не даёт. — Ты не понимаешь, придурок. Дело не в Демиде! Дело в том, что есть девушки, с которыми нельзя так. Яся такая! С ней нельзя, как с другими!

Перепалка может длиться вечно, но я такими темпами опоздаю в больницу. Я выяснил, когда выписывают Ясю. Жаль, что Никита выяснил тоже. Козёл! Ну не хочет она с тобой быть, ну не нравишься ты ей. Зачем навязываться? Что за дебильное желание доказать, что ты лучше, чем о тебе думают? Он же не сможет в отношения. Может быть, когда-то потом, когда нагуляется, мозги встанут на место. Но не сейчас. Не с ней.

— Демид, уезжай, я тут ещё поработаю с нашим другом, — Илья держит Никиту крепко, и я, как последний трус, ретируюсь.

В конце концов, вся эта возня — ерунда. Сейчас главное — Ярослава. Я не хочу, чтобы она оставалась одна. Её мать ведь так и не приехала, не навестила дочь. От этого скрипеть зубами хочется. Надеюсь, Яся не знает об этом. Надеюсь, ей никто не рассказал.

Возле соседнего забора топчется на месте Ивашкина. Завидев меня, она широко улыбается и машет рукой.

— Чего на улице мёрзнешь? — мне нравится Ивашкина, она забавная, потому я рад её видеть. Она, кажется, тоже, и во взгляде её только дружеский интерес, а не желание рассмотреть во мне парня.

Это мне нравится ещё больше. В принципе, тем мне подружки Яси и симпатичны — они полностью лишены желания стать подружками самых желанных парней универа. Дашка так вовсе питает к Обухову что-то сродни неприязни. Чем-то он сильно её бесит, и это даже смешно. И очень задевает Илью.

— Так Яську же выписывают! — радуется Ивашкина. — Вот, такси жду, Даша в доме конспекты читает, время с пользой проводит.

У Ивашкиной красный от холода нос, который она то и дело закутывает в объёмный фиолетовый шарф, намотанный на ворот пуховика. Зима что-то рано в этом году, даже соскучиться не успели.

— Отменяй такси, — улыбаюсь и подбрасываю на руке связку ключей. — Подвезу.

— Правда, что ли? — удивляется и длинными ресницами хлопает, осмысливая. А после расплывается в улыбке, очаровательная, и, подрыгнув, пищит от радости.

— В моей машине хватит места для двух худеньких девушек. Поместимся.

— Ой, а это удобно? Так-то не такие мы и худенькие.

— Ну, если не будете мне глаза по дороге закрывать, то будет очень удобно.

Ивашкина отменяет заказ, бежит за Дашей, и уже через пять минут я выгоняю свою машину. Девчонки падают на заднем сиденьи, ахают, расхваливая салон. Щебечут, разглядывая кнопочки, гладят кожу, торопят. Вот уж беспокойные девицы! Столько шума от них. Впрочем, сам виноват. Теперь терпи, Лавр, и не гуди.

— Давай, Демид, время не ждёт! — поторапливает Даша и властно брови хмурит, а мне смешно, но не спорю. Мне и самому важно оказаться побыстрее на месте.

В машине тепло, уютно даже, девчонки в качестве попутчиц мне нравятся, и я улыбаюсь, прибавляя скорость. Но что-то снова идёт не так.

Проезжая вдоль улицы, замечаю огромный чёрный джип. Он едет медленно, будто его водитель, который спрятался за наглухо тонированными стёклами, приглядывается к номерам домов, ищет нужный. Когда сравниваемся на узкой дороге, и приходится снизить скорость, чтобы не поцарапать бок, до того тесно, окно опускается и мрачный мужик кавказской наружности машет руками, привлекая внимание.

Приходится и мне опустить стекло. Мужик явно спрашивает, где он может найти Никиту. Это странно, потому что ничего общего между моим недодругом и таким человеком нет. Ни единой точки соприкосновения. Что-то тревожит меня, и я решаю, что прикинуться валенком — самый лучший вариант. Пусть если он что-то узнает, то не от меня.

— Ох, — ёрзает сзади Ивашкина, а Даша, почувствовав опасность, толкает её в плечо и заставляет отпрянуть подальше, чтобы не привлекать лишнее внимание.

— Понятия не имею, где живёт Никита, — пожимаю плечами, поднимаю стекло и двигаюсь вперёд, потому что я еду к Ясе и боюсь опоздать.

Только, когда чёрный джип остаётся за спиной, я выдыхаю и набираю номер Никиты. Пусть он козёл, но мне совсем не понравилась недавняя ситуация. Пусть лучше прячется, целее будет.

— Чего тебе?! — рявкает в трубку Никита, а я скороговоркой озвучиваю детали недавнего события.

— В общем, лучше не отсвечивай, — советую и добавляю: — Лучше спрячься и никому не открывай.

Бросаю трубку и прибавляю скорость. Что бы там ни было, важно, чтобы Синеглазка не почувствовала себя одинокой. Остальное — ерунда.

41. Ярослава

Наконец-то до выписки остаются считанные часы, а значит, что свобода близко. Пара предыдущих дней прошли в странной тягучей тревоге, которую невозможно было заполнить ни сном, ни болтовнёй с девчонками из палаты, ни общением с приятной Ниночкой.

Демид выписался вчера, но я всё равно получаю от него приветы, записки и милые сообщения. Лавров себе не изменяет — нагоняет туману, пытается шутить, но в каждом слове много тревоги. Он обо мне волнуется, и это согревает. О том, что Никита волнуется обо мне тоже и обрывает телефон на сестринском посту, стараюсь не думать. Будто если выкину это из головы, его странная одержимость рассосётся сама по себе.

В конце концов, я ему уже десяток раз пыталась объяснить разными словами, что не хочу и не собираюсь с ним быть, но он не понимает. Что ещё сделать? Убить его? Не вариант. Потому остаётся только игнорировать, иначе не знаю, что ещё сделать. Трудно.

И тревожно. Потому что всё это время пытаюсь отогнать от себя мысль, что Демид может быть отцом ребёнка Рузанны. Я знаю её, видела несколько раз в студенческой столовой, она казалась мне очень милой и приветливой. Красивой. Только почему-то испуганной. Создавалось впечатление, что её кто-то постоянно прессует, не даёт вздохнуть полной грудью. О ней знали все, но никто не мог назвать Рузанну своей подругой, потому что будто бы кто-то мешал ей влиться в коллектив. Она приходила на лекции, улыбалась всем, а после исчезала мышкой, как и не было.

Чем-то мы с ней похожи, и я испытывала к ней симпатию. Вот только… если её ребёнок от Демида — это же ужас. Меня только от одной вероятности колотит ознобом, и грипп тут совершенно ни при чём.

Когда терпеть нет никаких сил, я говорю однопалатницам, что хочу прогуляться, и выхожу в коридор. Что я там найду? Кого ищу? Не знаю. Меня просто тянет куда-то, я сама не отдаю отчёт в собственных действиях.

В коридоре я хожу из стороны в сторону. Скучно. Гулять без цели — скучно, но я всё равно брожу, будто выискиваю что-то. Возвращаюсь в палату, но там мне душно, и я снова выхожу наружу.

Наверное, на пятый раз мне везёт — я замечаю сгорбленную девушку, сидящую на диванчике. Она плачет — это заметно по дрожащим плечам, по закрытому ладонями лицу. Рузанна! У неё тёмные густые волосы до самой попы, и не узнать их невозможно, до того красивые.

Меня что-то толкает вперёд. За несколько шагов оказываюсь рядом, присаживаюсь на соседний диванчик. Складываю руки на коленях, больничная пижама ёжится на животе, и я решаю разгладить складки. Лишь бы что-то делать, чтобы не молчать и не выглядеть приставучей прилипалой.

Почувствовав моё присутствие, Рузанна отнимает руки от лица и косится на меня мутным взглядом огромных карих глаз в обрамлении слипшихся от слёз ресниц.