Галия Мавлютова - Нежное имя мечты
Я бродила по пыльной планете, как по квартире, уныло передвигая ногами. За мной брел котенок, лениво ступая в мои следы. Мы долго куда-то шли, без определенной цели и ориентиров. На планете было грязно и скучно, как после ядерной войны. Деревья и кусты валялись по сторонам, как мертвецы, сухие и когтистые ветви цеплялись за мои ноги, не позволяя продолжать путь. Какой-то странный путь. В никуда. В туман и мглу. Темно, как в подземном царстве мертвых. Нет четких линий, ясных целей. Неопределенные желания и отсутствие всякого смысла. Бессмысленный путь, бессмысленная планета. И вдруг передо мной забрезжил оазис. Яркий и веселый, как огонек в ночи. Он манил к себе своей праздничностью. Я пошла на свет, так летит глупая бабочка, привлеченная ослепительными языками костра. Яркая вспышка, короткий отблеск, звездное сияние. Бабочка исчезла, осветив удивительным светом краткое мгновение. Оно незабываемо. Мир существует, пока горят на кострах удивительные жизни, оставляя потомкам ослепительное воспоминание о лучшей доле – чистой и ясной.
Оазис встал рядом, будто сам шел навстречу, он не хотел долго ждать. И я очутилась в другом мире. В нем не было скуки и сумерек, грязи и пошлости. Здесь не было женщин с вывороченными взглядами, не было оцепеневших мужчин. Наоборот, яркие и красивые люди смеялись и шутили. Они не жили, они играли в жизнь, будто оазис был театром, а остальная планета – зрительным залом. Я поднялась на сцену и встала в ряду других актеров. Свет рампы потушил безрадостную мглу. Я не видела, что оставила позади. Я забыла про свою прошлую жизнь. Я больше не хотела страдать. Мне хотелось сворачивать горы, поворачивать реки вспять, гнаться за богатством, падать, вновь догонять, настигать и все-таки достичь. Судьба повернулась ко мне лицом. Она не стала больше подвергать меня испытаниям. Она взяла мою душу к себе и одарила желаемым богатством. Позади брели поодиночке горе и нужда, но я уже не помнила их в лицо. Я даже забыла их фамилии. Я останусь здесь, среди ярких и красивых людей. На острове счастья и благополучия. Оазис вытянулся в длину, расползся в ширину, стал необъятным. Где-то вдали виднелась линия горизонта. Граница между нищетой и богатством. Разделительная полоса между отчаянием и надеждой. Кто-то положил мне руку на плечо. Я вздрогнула. Это был Бобылев.
– Инесса, ты страдала? – спросил Сергей, пытаясь заглянуть в мое лицо. Я застенчиво улыбнулась. Разве можно рассказать о мучительном поиске самого себя?
– Сергей, а что это? – я обвела рукой пространство оазиса.
– Это? – удивился Бобылев. – Это наша с тобой планета. Наше богатство. Мы будем здесь жить. Здесь нет страданий, горя, голода и зависти. Ты будешь счастлива на нашей планете. Посмотри, какой удивительный сад я взрастил, – Бобылев взмахнул рукой, и я посмотрела в ту сторону, где до самой линии горизонта простирался сказочный сад, тот самый, в котором я встретила маленького мальчика с лучистым взглядом.
– А эти люди – кто они? – спросила я, кивнув на ярких и красивых людей.
Толпа почтительно поглядывала в нашу сторону, ожидая царственных указаний.
– Эти люди – наши соседи, мы же не можем жить совсем одни. Ты и я – это скучно, – рассмеялся Бобылев.
– А что мы будем делать? – спросила я, нагибаясь, чтобы поднять наверх Цезаря. Любопытный котик жаждал рассмотреть оазис с верхней точки.
– Будем жить – просто и ясно, без затей, – сказал Бобылев. Я замолчала. Жизнь в оазисе застыла, будто ждала, когда я заговорю, – остановились облака в небе, замерли деревья, даже кот на моем плече притих.
– А что там будет? – я махнула рукой куда-то в сторону. Неопределенный жест, метание души. Бобылев помрачнел.
– Там останется все то, что мучило тебя. Останутся соседи и бандиты, завистники и интриганы, конкуренты и враги, пусть они живут своей жизнью. Когда у них не станет врага, они начнут мучить друг друга. Так устроен тот мир. Ты не могла находиться в нем, – горячо и страстно заговорил Бобылев. Он взял меня за руки, наклонился, приник лицом к моему, мы смотрели друг на друга и каждый на себя. Я отпрянула, удерживая Цезаря на плече.
– Сергей, но там осталась настоящая жизнь. В ней побеждает сильный. И я никогда не поменяю жизнь на загробное царство! – Я не хотела разъединиться с ним. Боялась остаться одна. Я отступала. Бобылев шел за мной. Он тоже испытывал страх.
– Но там трудно и больно! – закричал Бобылев. – И от боли можно сойти с ума.
– Человек может жить только на земле. В царстве мертвых живут одни покойники, Сергей, – я спряталась в тень, чтобы не видеть искореженное гневом и болью лицо Бобылева. – Сильный духом человек сможет вынести все испытания. Он обязан подняться над болью и страданиями, простить всех слабых и немощных, уступить им дорогу, в конце концов. Сергей, я не знаю, как победить жизнь. Я не умею побеждать. Пока – не умею. Но я научусь, обязательно научусь. Давай вернемся на землю, Сергей? – Я придвинулась к нему, крепко прижалась, чувствуя тепло его тела.
Что-то зазвенело. Цезарь фыркнул и спрыгнул с моего плеча, задев когтем щеку. Бобылев отпрянул. Я проснулась. В дверь кто-то настойчиво звонил. Я огляделась. Цезарь тоже проснулся и смотрел на меня испуганными глазками, видимо, ему было стыдно за острый коготок. Я потрогала щеку. Царапина. Странный какой-то сон. Насильственные действия и вещественные доказательства налицо. Я подошла к двери. Открыла, не спрашивая. Бобылев улыбнулся, увидев перед собой два существа из сонного царства. Цезарь потерся о мои ноги. Он тоже пришел выразить почтение незваному гостю.
– Проходи, Бобылев, ты мне во сне приснился, – сказала я, изнывая от желания броситься ему на шею. Он вошел в прихожую и крепко обнял меня. Я прижалась к нему всем телом, как во сне. Сон в руку. Сбылось мое желание. Мы стояли вдвоем, обнявшись, в моей квартире, и по нашим ногам скакал неутомимый Цезарь.
– Инесса, ты очень бледная. – Бобылев отстранился от меня, внимательно вглядываясь в мое лицо. Я отвернулась. Нечего рассматривать. На моем лице запеклись остатки сказочного сна и реальных слез. Гремучая смесь из яви и мифов.
– Пойдем, я за тобой поухаживаю, – решительным голосом сказал он и потащил меня в кухню. Бобылев загремел чем-то металлическим у плиты, совсем как моя мама. Он что-то заваривал, кипятил, на плите вкусно булькало, шкворчало и шипело. А я сидела, закутанная в печаль, будто в старую бабушкину шаль.
– Бобылев, у меня ничего не получается, – горько и по-детски пожаловалась я. Мне захотелось всплакнуть при свидетелях. Но я сдержалась.
– Ты многого хочешь, Инесса, от этой жизни, – улыбнулся Бобылев, продолжая колдовать над плитой.
