Диана Холквист - Нет тебя прекрасней
Джош смотрел на Жасмин, и в который раз поражался, насколько уязвима его новая подруга. На ее личике одна за другой отражались все мысли, и она не могла скрыть ни единой эмоции. Сердце Джоша болезненно сжалось. Он почти уверен: она вспоминает что-то ужасное, какую-то драматическую и некрасивую историю, и газеты превзойдут себя, копаясь в подробностях…
– Жас, мне плевать, что там было, в Индии, но это отразится на тебе! Если газетчики начнут копать, что они смогут узнать? Кто еще замешан в случившемся?
Жасмин сидела молча, но Джош терпеливо ждал, и, наконец, она прошептала:
– Там был молодой человек… На самом деле ничего и не произошло, глупость полная. Если это попадет в газеты, люди станут смеяться… Я хотела бы скрыть и забыть эту историю не потому, что она грязная или страшная. Она просто глупая, и мне стыдно…
Джош сел рядом с ней на диван, несколько секунд собирался с духом, а потом выпалил:
– А у меня боязнь сцены. Только представь: актер боится выйти на сцену до такой степени, что его тошнит, и он норовит упасть в обморок. Смешнее и глупее ничего нет. Это мой самый большой секрет, тайна, которая может стоить мне карьеры. Я даже не уверен, что сумею сыграть в пьесе, о которой так мечтаю. Одна мысль о выходе на сцену заставляет меня покрываться потом от ужаса и стыда за свой страх. Вот такие дела…
– Но как же кино?
– Там все по-другому. Нет зрителей, понимаешь? Есть техники и камеры, и фильм снимается по кусочкам… Короче, с кино все нормально, я боюсь только театральных подмостков. Теперь давай посмотрим, удастся ли тебе рассказать историю, которая была бы глупее моей. Я просто не представляю, что может быть нелепее актера с боязнью сцены!
– Моя история еще глупее. – Жасмин сумела даже улыбнуться, так поразили ее слова Джоша. – Радж, мой домашний учитель, поцеловал меня на пари. Его приятели прятались за кустами и следили за нами. А потом они кричали мне вслед индийское слово, которое означает «шлюха». Мне было шестнадцать, и внутри, словно что-то сломалось… и я уже не могла спокойно смотреть на мужчин. Мне казалось, что каждый из них знает мой ужасный секрет. Вот и все – один поцелуй. В книгах по психологии про такие вещи пишут, что «уровень страха, проявляемого личностью, неадекватен в целом нормальной ситуации».
– Я его убью… Убью их всех, хочешь? – Джош вдруг подумал, что сотни, раз произносил эти слова, будучи в образе Митча Тэнка. Митч парень крутой, и замочить кого-нибудь – это ему раз плюнуть. Но, пожалуй, впервые в жизни он произнес эту реплику от своего имени. И попадись ему сейчас этот Радж…
– Нет, не стоит. – Жасмин качала головой. – Я должна быть выше этого. Смешно, когда взрослая женщина тревожится из-за каких-то подростковых комплексов.
– А если дело не только в поцелуе? Какие-то чувства таились в глубине души, в подсознании, а поцелуй лишь послужил толчком к дальнейшему?
– Возможно… – Жасмин вспомнила то время. История с Раджем заставила ее покинуть свою волшебную страну, Индию, и пуститься на поиски отца и сестер. Она считала, что настрадалась достаточно, чтобы они пожалели ее. Она хотела быть любимой и понятой родными людьми. Однако путешествие обернулось новыми страданиями и страхами. Отец и сестры не желали видеть в ней ровню, не хотели жалеть и любить явившуюся из теплого семейного гнезда избалованную девочку.
– Мне тоже давным-давно стоило бы преодолеть свой страх перед сценой, – сказал Джош. – Играя в спектакле – это был последний школьный год, – я забыл слова своей роли, и ужас того момента возвращается снова и снова, стоит мне приблизиться к сцене. К сожалению, я не могу контролировать этот страх, он сильнее меня. Настолько сильнее, что в такие моменты мое тело подчиняется страху, а не мне.
– Я знаю, – кивнула Жасмин. – Горящие щеки, дрожащие руки, язык начинает заплетаться, и поделать с этим ничего нельзя. А люди не подозревают, что все серьезно, и смотрят на тебя как на полудурка или больного. И это ужасно!
–. Иногда мне хочется получить рану, физическое повреждение, – печально продолжал Джош. – Что-то, что люди могли бы увидеть и догадаться, как это больно. К сожалению, человек, не испытавший такого же неконтролируемого страха, никогда меня не поймет.
– Но тогда зачем ты затеял эту постановку, если сцена так пугает тебя?
– Я должен. Ведь если я хочу уважать самого себя, мне необходимо доказать, что я настоящий актер… настоящий мужик, который сможет победить в себе ужас, этого затаившегося зверя. Ну и, кроме того, я устал выступать в роли красивого манекена, большинство зрителей и так уже не верят, что у меня есть мозги. И театральная сцена – единственный способ показать свои актерские способности.
– Поэтому ты и пытаешься скрыться за маскировкой, за другой личностью – из-за страха сцены?
– Ну да, вдруг я провалюсь, так чтоб позора не было. Впрочем, этот способ уже не сработает.
– Почему? Ведь Клео не проболтается никому?
– Клео надежна, как швейцарский банк. Но есть некая Саманта. Она знает и о пьесе, и о нас с тобой.
– Саманта Оливия? – Жасмин выпрямилась, и глаза ее засверкали. – Помощница осветителей?
– Угу.
– Сука какая! – Руки Жасмин сжались в кулачки. – Я убью ее! Я убью их всех!
Джош улыбнулся, настолько искренне и в то же время забавно эти слова прозвучали из ее уст.
– Наверное, не стоило и пытаться. Честно сказать, я с самого начала не слишком верил, что мне удастся сохранить анонимность до конца проекта. Но не это главное. Самое страшное сейчас – это пресса. Нам нужно все обдумать. Боюсь, даже я не смогу защитить тебя от этих шакалов. У папарацци нет совести. И осталось совсем немного времени, прежде чем они накинутся на нас. Я хочу быть уверен, что ты сознательно идешь на это… если ты решишь остаться со мной. Потому что тогда тебе придется подвергнуться преследованию и фактически публичному раздеванию.
Они долго сидели в молчании, вечер перешел в ночь, стало тише за окном и совсем тихо в комнате.
– Полагаю, мне лучше уйти и дать тебе хорошенько все обдумать, – сказал Джош.
– Да-да, тебе ведь нужно еще погулять с собаками.
– Да нет, за собак не волнуйся. Этажом ниже живет мальчишка, они хорошо ладят. Я заплатил ему, и он обещал их выгулять и взять к себе на ночь, если я вернусь поздно. Так что дело не в собаках. Просто… уже ночь и поздно.
«Он прав, – думала Жасмин, – нужно его отпустить. Мне еще работать надо, а я устала, как будто камни ворочала». Но вслух она сказала:
– Я хочу, чтобы ты остался.
– Уверена?
«Нет, я ни в чем не уверена!» – кричал здравый смысл где-то внутри, но она лишь улыбнулась и сказала:
– Мы словно в пьесе «Ромео и Джульетта».
