Эдна Ли - В паутине дней
Склонившись над своим шитьем или вышиванием, я старалась найти этому объяснение. Может быть, он узнал о ребенке? И ревнует? Или негритянские сплетни отравляли сознание мальчика? Ну, что бы это ни было, я должна все выяснить. Слишком больших трудов стоило мне завоевать его дружбу, чтобы теперь спокойно смотреть, как она ускользает от меня. Я решила поговорить с Рупертом.
Но, прежде чем такая возможность представилась, я заметила еще кое-что, что до сих пор, занятая делами плантации, упускала из виду. Это перемена в поведении Сент-Клера по отношению к сыну. Я видела, что прежде он игнорировал мальчика, обращаясь к нему лишь для того, чтобы упрекнуть за что-нибудь, теперь же он делал все, чтобы постепенно завоевать его расположение. Я заставала их вместе в гостиной после ужина, где Руперт стоял подле отца, который мастерил ему бумажные лодочки и рогатки и томным голосом рассказывал о своих детских забавах. А из очередной поездки в Саванну вернулся с целым ворохом подарков для Руперта. Новая куртка и панталоны, кнут для верховой езды с витой серебряной ручкой и главный подарок – небольшое ружье; и я видела, как Руперт отзывается на заботливое отношение отца, как маленькое деревце, увядшее без воды, постепенно расправляет листья при первых каплях дождя.
И вот, хотя по-прежнему стояла жара, погода начинала меняться. Солнце было скрыто свинцовым небом, и унылая серая гладь отражалась в водах пролива. Все – небо, и земля, и вода, казалось, укрыто душным одеялом. Ни морщинки не было на воде, ни единый лист не шевелился на деревьях, застывших в неподвижности. Тяжелая серая мгла и жара проникли даже в дом, забрались в шкафы и покрывали отвратительной серой плесенью одежду и обувь, а тучи москитов только усугубляли этот кошмар; Маум Люси, еле двигаясь по своей кухне, бормотала, что это "миазма, от которой приключаются болезни и смерть".
Если я могла с легкостью отмахнуться от этих ее страшных предсказаний, то сообщение Шема о том, что двое негров слегли с малярией, меня встревожило.
– Засуха, – показал он головой, – 'сегда, если видно дно ручья, значит, быть болезни. Что хуже 'сего – похоже, она станет 'ще сильней.
В ужасе представив себе, как слягут все негры и их придется лечить, я послала Вина в Дэриен запастись хинином и порошком Довера, а Шему поручила снять Большую Лу с работ в поле и посадить ухаживать за больными.
– Прежде всего, Шем, держитесь подальше от тех, кто находится в изоляторе, – предупредила я.
Он с сомнением посмотрел на меня:
– Но малярия не заразная, мэм, – по крайней мере я никогда об этом не слыхал.
Я не сказала ему, что поговаривают о желтой лихорадке, что власти, согласно саваннской газете "Морнинг ньюз", которую время от времени привозил Сент-Клер, а я внимательно прочитывала, предупредила, что в городе зафиксированы случаи заболевания чумой. Хотя малярия и не чума, я понимала, что мне дорого обойдется, если я ее допущу.
Ко всем неприятностям в тот вечер меня ожидала еще одна за ужином. Дело в том, что Руперт объявил, что после ужина пойдет стрелять птиц на рисовом поле со своим новым ружьем, на что я решительно ответила, что ему этого делать не следует.
– Если ты хочешь потренироваться в стрельбе, – закончила я, – повесь мишень в саду. Это будет удобно и безопасно.
Его глаза, когда он взглянул на меня через стол, враждебно заблестели.
– Но я все равно пойду, Эстер. Папа сказал, что мне можно пойти туда. – Он повернулся к Сент-Клеру. – Правда, папа?
Сент-Клер скользнул глазами в мою сторону, хотя ответ предназначался Руперту.
– Не вижу причины, почему бы тебе не пойти, – протянул он.
– Нет причины? – воскликнула я. – Причина есть. В изоляторе находятся уже двое заболевших малярией – и оба они работали на рисовых топях.
Он сухо перебил:
– У них же не болотная лихорадка. Теперь я перебила его:
– Так мне сказала… – саркастически усмехнулась я, – так мне сказала ваша мать. Как бы там ни было, они больны если не болотной лихорадкой, то какой-нибудь другой болезнью, заработанной на болотах.
Словно раздраженный настолько, что не мог даже есть, он оттолкнул тарелку и через стол уставился на меня:
– Нельзя же всю жизнь продержать мальчика у своей юбки.
Я повернулась к Старой Мадам, которая настолько увлеклась этой сценой, что даже прекратила жевать.
– Но ведь это вы, мадам, – настойчиво проговорила я, – вы сказали мне, как опасны болота в это время года и что белому человеку и близко подходить туда нельзя в жаркую погоду.
Она посмотрела на меня с притворным благодушием, как часто смотрела на Лорели.
– Вы напрасно разволновались, мадемуазель, – утешительно пролепетала она. – Руперту ничто не угрожает. И это неразумно так волноваться в вашем положении.
Я заставила себя уступить и сдержала все недовольные слова, что готовы были вырваться у меня, потому что, даже когда она говорила, я заметила быстрый взгляд, брошенный ею на Сент-Клера, на который он ответил взглядом, таким же быстрым, как движение змеиного жала; это напомнило мне о том, что здесь эти двое действовали и говорили в таком абсолютном согласии, против которого третьему не устоять. Так что, когда после ужина Руперт, нарядившись в высокие сапоги (еще один подарок отца), отправился с Вином на рисовые затоны с ружьем под мышкой, я, даже не оглянувшись на Старую Мадам и Сент-Клера, покинула гостиную и поднялась к себе.
После долгих часов беспокойного ожидания Руперта я поднялась, заслышав его голос в зале, и быстро спустилась вниз, охваченная теплой волной облегчения. Он развалился в кресле, пока Вин, стоя на коленях, стягивал с него сапоги, и рассказывал отцу, сколько куропаток он застрелил.
– Тридцать восемь, – хвастал он, затем впервые обратил на меня внимание. – Теперь я буду снабжать дом куропатками, Эстер, – покровительственно добавил он.
– Отлично, – сказала я скептическим тоном. – Не знала, что ты так хорошо стреляешь. Но уже поздно, пойдем – я уложу тебя спать.
Сапоги были наконец сняты, и он встал, расправив плечи и небрежно засунув руки в карманы.
– Я больше не хочу, чтобы ты укладывала меня, Эстер, – сказал он надменно.
– Но я все равно уложу тебя спать, – ответила я.
– И перестань кривляться.
Он неторопливо обернулся к отцу, который расположился у камина, наблюдая за нами с насмешливым интересом:
– Я уже большой, чтобы меня укладывали спать, правда, папа? Могу я обойтись без помощи Эстер?
– Почему бы и нет? – пожал плечами Сент-Клер.
– Тебе уже пора самому за собой следить.
Понимая, что и на этот раз потерпела поражение, я не стала спорить. Но когда Руперт через секунду уходил из комнаты, он держался так высокомерно, что не мог удержаться даже от злорадства; и хотя он сказал мне "Спокойной ночи, Эстер" как можно вежливей, нарочно состроил гримасу и, проходя мимо меня, высунул язык.
