Ника Сафронова - Все мужчины её жизни
Да, заставить его плясать под свою дудку было так же не просто, как и объездить молодого дикого жеребца. Ну и что с того? Тем интересней. Вот такой у меня исходный материал. Зато после моей обработки он станет как шелковый. Нужно только сперва чуть-чуть его отогреть. А потом лепи из него, словно из глины, сколько душа пожелает.
Я так и видела наш небывалый успех в Амстердаме, Париже, Венеции… Объятия, поздравления, закулисная суета. Эти четверо музыкантов становятся моей настоящей семьей. Мы живем и работаем вместе двадцать четыре часа в сутки. У нас нет ни минуты в жестком графике концертной программы. Потом перерыв. Мы ложимся на дно. Записываем новый альбом. Нервный Кощей закрывается в комнате. И мы все ходим по струнке перед этой запертой дверью…
Объятая мечтами, я со слезами умиления слушала, как моя пока еще недозревшая «глина» репетирует лирику для выступления на ток-шоу.
Кощей, кажется, и сам не на шутку распереживался. Срывающимся от чувств голосом выводил:
Не для молитвы ты скрестил трепещущие длани,
И, крест неся в душе своей, ты так далек от веры.
Ты ищешь ту, что миром твоим станет,
Туманную звезду, зовущуюся верой…
Саня исступленно лупил в барабаны. Я еле успевала отслеживать, как бегают его палочки. Два удара, четыре, снова два, снова четыре… Как только он не сбивается?
Потом на шаг вперед выступил Кучеряшка.
Мелодия саксофона вылетела в окно и полилась над Арбатом, над фонарями, над головами художников и прохожих, которые сразу же стали оборачиваться на звук, так что через несколько минут внизу уже собралась небольшая толпа.
Моя память на этой печальной волне повернула обратно – в Лондон. Вспомнился заключительный вечер. Я и Арсен стоим, обнявшись, у большого стекла. Нас поднимает все выше и выше, и панорама города становится как на ладони. Теперь выражение «лондонское око» становится очевидным. Где-то на заднем плане бьется в истерике боящаяся высоты Дорохова. Ее прижимает к себе смеющийся Руслан. Как же было здорово! Какая щемящая ностальгия.
Неожиданно меня ослепило. Как будто кто-то с улицы пустил зеркального зайчика. Я пригляделась. Блик выходил из двора дома напротив, отделенного от Арбата строительным пустырем. Только блик создавало не зеркало, а два больших окуляра, нацеленных прямиком на Кощеево логово. Стало ясно, что за нами ведется наблюдение в бинокль. Причем довольно активное. И ведут его две особи женского пола, судя по перебежкам и загадочным позам, весьма искушенные в этом вопросе.
Мне моментально сделалось весело. Эти смешные чудачества, как предвестники оглушительной славы, заставили меня распахнуть вторую створку и помахать столпившимся под окном людям. А Кащей, моя надежда на будущее, взгромоздившись, как и прежде, на сценический табурет, смотрел на меня, улыбаясь.
Когда придет весна, я теплым ветром
Спою тебе песню, спою тебе песню.
Коснись губами сирени, и ты почувствуешь тепло…
Тепло моих губ, тепло моих губ…
Ах, так вот почему Даша из настенной живописи Кощея взяла эту фразу в кавычки! Тепло моих губ… как красиво!
Мысли скакали, боролись друг с другом. Душа наполнялась чем-то таким, чему не находилось объяснения. Теперь я уже понимала и Ладкину сестренку, и этих глупышек с биноклем. Этот парень был безумно талантлив. Он никого не сможет оставить равнодушным – вот что явилось для меня главным открытием.
Тут наконец и сам сердцеед заметил шпионские марш-броски из дома напротив.
– Типы! Идите сюда! – заорал он, отбрасывая гитару. – Бегом! Зацените, че телки вытворяют!
Покинула я своего протеже часов в пять или около того, когда на улице уже стемнело. Я ощущала себя практически церковным колоколом. В ушах стоял звон, и штормило, будто кто-то нарочно раскачивал меня из стороны в сторону. То ли я от Саниного грохота очумела, то ли сказывалась странная энергетика самого Кощея. Пришлось зайти в кафе, чтобы немного прийти в себя. Правда, посидеть толком не удалось. Позвонила Оксанка:
– Слушай, Чижова, есть срочный разговор. Ты сейчас где?
– Пью кофе на Старом Арбате, – ответила я, слегка встревоженная нотками в ее голосе.
– Бросай это дело и дуй на Цветной. Через полчаса встречаемся в «Шоколаднице».
Я, не мешкая, рассчиталась с официанткой, схватила сумочку и рванула к метро. Паника, поднятая Оксанкой, мне совсем не понравилась.
– Что случилось? – набросилась я на подругу, едва она появилась.
– Ирка, кранты! – делая жадный глоток из моего стакана с минеральной водой, ответила Дорохова. – Вероника или что-то заподозрила, или действительно сама намерена вести переговоры с Нижневартовском. Она меня сегодня весь день допрашивала: с кем мы встречались, что говорили? А потом стала требовать с меня все контакты. Я пока что отмазалась, сославшись на то, что они у тебя. Но что мы будем делать дальше, даже не знаю.
– А Талов?
– Мишаня тоже злой как черт! Разорался, когда узнал, что тебя сегодня не будет. В общем, полная засада.
Я молчала. Ситуация представлялась мне тупиковой. Мало того что Миша, как выяснилось, не собирается падать передо мной на колени, так еще, того и гляди, раскроется наш обман. А там и до увольнения рукой подать.
– Ну и? – Дорохова нетерпеливо пихнула меня коленом. – Есть идеи?
– Я думаю, – вяло откликнулась я.
Но мысли мои как-то сами собой потекли в другом направлении. А может, и не стоит искать выход там, где его нет? Все равно быть рекламщиком и продюсером одновременно не получится. После ток-шоу наступит момент, когда нам с Оксанкой придется вертеться буквально белками в колесе. Так, может, сейчас как раз самое время оставить работу у Миши?.. Хотя позвольте! На что же я тогда буду жить? Сейчас, по крайней мере, о квартплате голова не болит. Нет! Бросать рекламу можно только в том случае, если шоу-бизнес пойдет в гору, не раньше…
– Слушай, Ирка! – прервала мои размышления Дорохова. – А что если нам подговорить твоих тюменских друзей? К примеру, Зиськина и Васю Дождя. Введем их в курс дела, и пусть себе общаются с Вероникой. Я думаю, вряд ли она догадается код города сверить. Твои друзья смышленые парни?
Я моментально воспрянула духом:
– Еще какие смышленые! – Подмигнув башковитой сообщнице, я стала прикидывать: – Значит так, Зиськина сделаем генеральным директором. Будет у нас человеком с большой буквы «Ч». А Вася пойдет, предположим, как главный конструктор. Ну? Как тебе?
– Точно! И по совместительству член всевозможных авиапромышленных ассоциаций. По-моему, круто… – Оксанка удовлетворенно откинулась к спинке стула и даже на радостях подозвала официантку: – Девушка, будьте добры два «Махито», пожалуйста.
