Анна Маркер - Влечение: эротическая сага
– Что потом?!
– Скорее надо тебе рассказать о другом, – он на какое-то время задумался, помешивая свой кофе. – Я был совсем маленьким, когда утонула моя мать, я её не помню почти, просто образ. Отец долго переживал, продержался несколько лет и женился… Но второй брак был просто «брак». Моя мачеха убежала к другому. Точнее уплыла. Два таких удара он не перенес и серьёзно заболел. Долго водили его по врачам, что-то улучшалось, но чаще ему становилось хуже. Я был всё это время рядом, как и его бабка, и Эдвард. Ты же знаешь, что Эд – мой дядя?
– Да.
– Так вот. Я женился, у меня родился мальчик. – он отвернулся, смахивая навернувшуюся слезу. – Замечательный пацан! Сейчас – в Европе. Отучился, работает, всё грозиться ко мне приехать.
– А жена? Неужели? – не удержалась Мила.
– Помнишь, террористы взорвали самолет «Москва – Сочи»? Она была на борту.
– Костя, прости. Я ничего этого не знала… Понимаешь, я спросила автоматически…
– Проехали… Бабка скончалась сразу после этого известия. У отца – инсульт. Третий страшный удар ему нанесла эта гибель. После больниц, реабилитаций, санаториев ему внешне стало лучше. А голова… Как тебе лучше сказать, уплыла. Он молчит. Ходит к морю. Ждет. Надеется.
– Как же тяжело, Костя.
– Это да. Они достойны памятника. Но где ставить? На месте катастрофы? В море? И какой он должен быть? Я это не представлял. И больше не мог работать на этом поприще. Что-то надломилось и тяжело стало до невыносимости заниматься этой темой. В какой-то момент мои руки стали делать наброски, в голове появились другие композиции, я стал лепить просто небольшие фигуры, которые меня успокаивали. Прочитал в интернете о новых направлениях в современном искусстве, которые называют альтернативными. Попробовал создать своё. Долго подбирал материал, который бы оставался светлым, но был легок в обработке, как гипс и глина. Мешал, закупал, пробовал, разбивал, опять экспериментировал. И нашел!
– Сколько же ты потратил на это времени?
– Года два, три. А потом стал воплощать свои эскизы в жизнь. Первые работы были с тонким, едва уловимым эротическим оттенком. Я сам удивился. Почему так? Рука – обнажена. Крыло – в линию женского бедра. Взгляд – стыдливый, с украдкой и желанием, слегка опущен вниз. За последнее время я в год делал по одной работе. Иногда больше. А выставлять не хотелось.
– Даже не показывал никому?
– Почему же. Друзья, Эд, мастера по цеху мои вещи видели. Эд и подсказал идею с использованием бухты.
– Эд?!
– А чему ты удивляешься, он же романтик, лирическая натура! Ты сонеты его слышала?
– Да, и один романс.
За разговором в воспоминаниях время летело очень быстро.
– Еще можно чашечку горячего?
– Минутку, – он подошел к плите и включил газовую конфорку.
Мила задумалась: «Почему бы именно эти работы или часть из них не положить в основу „Аллеи любви“, которую её так хотелось открыть в городе? Готовые произведения. Профессиональный мастер».
Когда художник принес горячую турку и разлил кофе по чашечкам, Мила, чтобы отвлечь Костю от грустных воспоминаний, постаралась в нескольких словах озвучить эту идею.
Костя спокойно, внимательно выслушал её предложение и продолжал сидеть молча. Просто сидел и пил кофе.
– Кот, я тебя чем-то обидела. Послушай, но это же так здорово! Твои работы увидят люди. Ты станешь известным, богатым!
– А мне это надо? – наконец-то ответил скульптор и опять замолчал.
– Ты не желаешь понять как это важно для людей?!
– Для людей, может быть, и важно, но для меня не важно. Постарайся это правильно понять.
Он продолжал несколько отрешенно пить маленькими глотками свой кофе. Чем-то этот момент ему напомнил свой школьный класс, где Мила проводила очередные собрания и заседания. Он даже не пытался ей сейчас что-то объяснять, внутренне чувствуя, что «его девочка» за эти годы, в сущности, не изменилась. Такая же красивая и всё тот же лидер. Такая же настойчивая и трепетно ищущая справедливости во всём. Только без розовых бантиков в белый горошек.
Раздался звонок телефона. Костя взял трубку, помолчал какое-то мгновение и ответил:
– Хорошо, я передам ей.
– Что-то случилось? – Мила, немного сникшая от своего напористого намерения, приподнялась в кресле.
– У тебя всё утро мобильник надрывается. Звонка не ждешь срочного?
– Нет. Я его в номере оставила. На море с собой не брала. Я ещё вчера вечером это поняла, когда звонил твой телефон. Но звонка. – Она задумалась. – Срочного? Нет, не жду.
Беспокойство кольнуло её в сердце и заставило вспомнить сегодняшний сон.
– Мне сон приснился. Очень странный. – Она быстро поднялась из кресла, немного нервно засуетилась. – Не случилось бы чего. Извини. Я пойду. Ты меня не провожай. Поработай ещё.
Костя обнял её за плечи.
– Вот так всегда и бывает… Ты только не волнуйся. Это издержки нашей продвинутой цивилизации. Я порой, когда с ним на толчок иду, – он посмотрел на свой телефон. – Спустить его хочу вместе с …. Сама понимаешь, с чем. Да всё никак духа не хватает.
Мила постаралась улыбнуться в поддержку Кости. По-детски чмокнула его в губы.
– Спасибо, – и, словно предчувствуя что-то, сказала уже на ходу. – Я не настаиваю, и всё хорошо понимаю. Но ты всё-таки подумай о бухте.
– Подумаю….
Глава 21. Инфаркт
Известная мелодия Чайковского из «Лебединого озера» на мобильном телефоне повторялась беспрерывно. Знакомые ноты надрывали одна другую. Это мелодия Настиного звонка. Мила услышала его через открытое окно, когда подходила к отелю. Внезапное беспокойство нарастало с каждой минутой. Она быстро поднялась на свой этаж, торопливо провернула ключом, открыла дверь и вбежала в свой номер. На журнальном столике продолжал греметь телефон, и слух вдруг стал воспринимать не те приятные знакомые звуки любимого произведения, а совсем другие, которыми будет наполнен тревожный финал. Открыв верхнюю панель и нажав на нужную кнопку, Мила сразу услышала голос дочери.
– Привет, Настёна! Что трезвонишь? – собираясь с мыслями, произнесла Мила.
– Мамулик, ты только не волнуйся. – Настя пыталась говорить, как обычно весело, но голос её заметно дрожал. Она на какое-то время сделала паузу. – Присядь, я слышу, как ты тяжело дышишь.
– Что произошло? – Уже более строго продолжала мать. – Не молчи, слышишь?
– Папа лежит в больнице.
– Что? Что случилось? Что с ним? – горло перехватило неприятным предчувствием беды.
– У него случился инфаркт… – в обеих трубках зависло молчание.
