Анна Смолякова - Ты — мое дыхание
Борис быстро обернулся. Три выпотрошенные пачки и в самом деле лежали возле пепельницы. И в том, что они были оставлены здесь, а не выброшены в мусорное ведро (ведь таблетки-то она наверняка пила возле раковины!), тоже чувствовалось позерство. Но сейчас было не до этого. Пусть Надька только решила попугать попыткой самоубийства, все равно кончиться это могло печально.
— Сколько ты выпила и когда? — спросил Борис намеренно спокойным голосом. — Говори честно и быстро. С чем-нибудь еще мешала или только димедрол?
— Да успокойся ты, — она слабо усмехнулась. — Все, что выпила, уже выплюнула… Испугалась я, испугалась! Засунула два пальца в рот — и все… Я же говорю тебе, что не собираюсь никого стращать. Мне самой страшно!
По лицу ее вдруг пробежала короткая судорога, она торопливо, будто задыхаясь, втянула в себя воздух и откинулась на спинку дивана.
— Ты точно уверена, что выплюнула эти таблетки? Не врешь? — Борису все еще не давали покоя три пустые пачки.
— Да нет, все правда…
— Тогда сейчас будем пить теплый сладкий чай в лошадиных дозах, а потом разговаривать…
Он уже направился к кухне, когда Надя, вихрем сорвавшаяся с дивана, кинулась к нему на шею.
— Не уходи, не уходи! — испуганно и торопливо запричитала она, уткнувшись лицом в его шею. — Даже на секунду не уходи, мне страшно!
А тепло ее мягкой горячей груди было волнительно, и от этого Борису вдруг стало неприятно. Но отстраниться сейчас было бы слишком жестоко, и он только успокаивающе похлопал Надю по спине:
— Не ухожу, не ухожу, никуда не ухожу… Ну хочешь, на кухню пойдем вместе? И вообще везде будем ходить вместе. Кроме туалета, естественно…
— Хочу, — всхлипнула она и плотнее прижалась к нему мелко вздрагивающим телом.
И в этот момент в дверь позвонили. Сначала коротко и вежливо, потом настойчивее, потом почти истерично, несколько раз подряд.
— Открыть? — спросил Борис, мягко пытаясь расцепить Надины руки. Она только энергично замотала головой.
— Но, может быть, это Олег вернулся? Или мама твоя?.. Если кто-то чужой, то я просто объясню, что ты ни с кем не можешь сейчас разговаривать. Вдруг что-то важное?
— Я не то что разговаривать, видеть сейчас никого не могу! — почти простонала она. — Мне кажется, если ты перестанешь меня сейчас обнимать, я просто умру… Не надо, не открывай!
Он едва слышно вздохнул и пожал плечами. Через минуту звонки прекратились, послышался шорох раздвигающихся дверей лифта, а потом лифт загудел, устремившись вниз.
— Все, вот и нет никого! — проговорила Надя, поднимая лицо вверх. Их взгляды пересеклись. — Вот и нет никого, только мы…
Борис внимательнее присмотрелся к ее глазам и вдруг понял, что его так настораживало и что ему так не нравилось. Ее глаза были слегка подкрашены: в уголках ресниц виднелась едва заметная, но тем не менее аккуратная и четкая карандашная линия. Продуманно сдержанный макияж у женщины, которая только что пачками глотала димедрол? Абсолютно нерасплывшийся карандашный след на веках человека, недавно подставлявшего голову под воду? И еще это «только мы»?..
Борис уже решительнее расцепил руки, обвивающие его шею.
— Вот что, Надя, — он прокашлялся. — Я сейчас позвоню твоей матери и попрошу ее приехать. Наверняка у тебя есть какие-то координаты Олега. Не в тундру же он в самом деле отправился?.. В общем, бери себя в руки и успокаивайся. Если хочешь, я позову соседку, чтобы она с тобой пока посидела, а я уже поеду… Ты прости меня, но какими бы мы ни были друзьями, то, что сейчас здесь происходит, выглядит двусмысленно.
— Для кого двусмысленно?
— Что значит «для кого»? — он опешил.
— Я спрашиваю, для кого двусмысленно? По-моему, на мнение широкой общественности тебе всегда было плевать, — Надя жарко прижалась к нему всем телом и потянулась полуоткрытыми губами к его губам. — А что касается тебя и меня?.. Тут, по-моему, двойного смысла быть не может, и мы оба это понимаем.
— И какой же во всем этом основной смысл? — с усмешкой спросил Борис, сделав акцент на слове «основной».
— А основной смысл в том, что мы оба хотим друг друга, что так было всегда, все шесть лет, пока ты был женат на другой, а я замужем за другим. Я ведь всегда нравилась тебе, правда? Ты ведь хочешь меня?
— К сожалению, нет. — Он, уже не испытывая ни сомнений, ни угрызений совести, с силой отстранил ее от себя, почти толкнув к пестрому, обитому велюром дивану. — К сожалению для тебя. Потому что твое… страстное, — Борис скривился, — желание останется неудовлетворенным… И еще, я сильно подозреваю, что ты, подруга, все врешь. Что-то никогда я не замечал в тебе особого внимания к моей персоне.
Надя присела на журнальный столик, смахнув рукой на пол пустые пачки из-под димедрола, подвинула к себе пепельницу. Похлопала по карманам халата, видимо, в поисках сигарет. Сигарет не оказалось. Борис, у которого в кармане лежала пачка «Мальборо», и не подумал ей их предложить.
— Ты очень пожалеешь о том, что делаешь сейчас, — она продуманно изящным движением убрала со лба мокрые пряди и зло улыбнулась. — Причем пожалеешь очень скоро… Нет, это ни в коем случае не угроза, просто предсказание. И сегодня, и завтра рядом с тобой будет твоя скучная Полина. Такая же по-пионерски старательная и однообразная в постели, как в жизни. И рано или поздно ты завоешь от тоски, если еще не завыл… Ты просто боишься себе в этом признаться, Боря.
Он еще раз окинул взглядом комнату и оценил Надино искусство декоратора. Все здесь было продуманно-мрачно, просто идеально для того, чтобы создать иллюзию депрессии, нервного срыва, чуть ли не трагедии. Плотно задернутые шторы, стойкий запах сигарет в воздухе, опять же эта валерьянка, рюмка с остатками коньяка… И контрастом — ее округлые колени, откровенно выглядывающие из разреза халата…
— Вот что, — Борис похлопал себя по карману, проверяя, на месте ли ключи от машины, — язык свой поганый, будь добра, не распускай. Тем более что свою семейную жизнь я с тобой обсуждать уж точно не собираюсь. А еще у меня к тебе совет: разбери все эти декорации, проветри помещение и спокойно дожидайся возвращения Олега. В этот раз я ему ничего не скажу, но если еще хоть раз повторится что-нибудь в этом духе…
— Не надо меня пугать, — она наморщила нос. — Я женщина взрослая и за свои поступки отвечаю, а вот ты… Впрочем, я надеюсь, что все еще изменится.
Он спокойно развернулся и направился к входной двери.
— Я на самом деле люблю тебя, Боря! — ударилось ему в спину. И он безошибочно почувствовал, что Надежда опять врет…
* * *Второй день питерской командировки подходил к концу. За окнами гостиничного номера сгущались сумерки, а веки наливались тяжелой и мягкой дремотой. Олегу хотелось спать, и вид водочной бутылки, покрытой инеем, не будил в нем ничего, кроме усталого раздражения. Однако сосед по номеру, Герка Лопатин, наоборот, был полон энергии. Радостно потирая узкие ладони, он метался между холодильником и столиком и сооружал из имеющихся запасов все новые и новые закуски. Герка был женат. И супруга его, женщина положительная до мозга костей, чрезвычайно критично относилась к его невинному увлечению алкоголем.
