Лиза Хендрикс - Заговор невест
Теперь ей просто надо придумать способ слегка натянуть поводок, предпочтительно такой, который не будет связан с поломкой еще одного распределителя зажигания.
Тара щурилась на огни встречных машин. Ей не верилось, что сейчас все еще среда и что они выехали из гостиницы в Килбули сегодня утром. Она чувствовала себя так, словно не спала уже целую неделю.
– У тебя есть что-нибудь от головной боли?
– В аптечке у тебя под сиденьем, – ответил Финн. Она наклонилась и, пошарив под сиденьем, нащупала пластиковую коробку. Вытащила ее, открыла и, перебрав все лекарства, нашла наконец маленькую бутылочку анадина. Она рассмотрела ее при свете фар встречной машины.
– Господи, Финн, у нее срок годности истек два года назад!
– Извини. Больше ничего нет.
Она открыла бутылочку и проглотила две таблетки без воды,
– Ух! Противно,
– Я бы так не смог, даже если бы ты мне заплатила, – с сочувствием сказал Финн. – У тебя был нелегкий денек, да?
– Ужасный, – согласилась Тара, вспоминая последние шестнадцать часов. – Не знаю, что хуже – выискивать во всем этом правду или решать, как я к этому отношусь.
– Ты попала в трудное положение, – согласился Финн. Они проехали дорожный указатель, и он прочел: «21 километр до Крук-Мила». – Мне все еще непонятно, почему мы вернулись и что ты надеешься обнаружить.
– Мне тоже. Но я знаю, что сейчас надо быть именно там.
– И что мы будем там делать в такое позднее время?
– После того как устроимся на ночлег? Разумеется, будем искать людей, которые понимают, что происходит в этом городке.
Он побарабанил пальцами по рулю.
– Другими словами, ты заставила меня встать в пять утра, проехать через половину Ирландии и обратно, заодно отработать две смены и в конце концов закончить день без выпивки в пабе.
– Звучит ужасно, когда ты так ставишь вопрос.
– Это и правда ужасно, – рассердился он. – Надеюсь, ты чувствуешь себя виноватой, как монашка на заднем сиденье со священником.
– Нет, не так плохо, – сказала она. – Но обещаю возместить тебе ущерб, когда мы вернемся домой.
– В Килбули?
– Нет, в Дублин, тупица! Следующий поворот налево, по-моему.
В четверг Томми ушел из конюшни на полчаса раньше. Он использовал часть этого времени на то, чтобы под дождем тайком нарвать цветов в садике миссис Ханрахан, позаботившись о том, чтобы это были большие желтые тюльпаны, которые любит Эйлин. Потом на минуту зашел домой и надел наименее порозовевшую из своих рубашек. У него пока не было времени их погладить и у его матери тоже, но, во всяком случае, рубашка была чистая, сухая и не пахла лошадьми.
К полудню, когда Эйлин сменила в окне поликлиники табличку «открыто» на «закрыто» и направилась на ленч, он уже прятался в дверном проеме дальше по дороге.
Он пошел следом за ней. Она направлялась к кафе Дигана, и он улыбнулся. На этой неделе она решила прийти на свидание. Передумала насчет этой чепухи с замужеством. Он подождал, когда она села за столик и взяла меню, потом подошел прямо к ней, снял шляпу и сел напротив.
– Я рад, что ты здесь, дорогая. – Он протянул ей цветы.
– Привет, Томми. – Улыбка осветила ее лицо, но тут же погасла. – Что ты здесь делаешь?
– Пришел вместе с тобой на ленч, как всегда. Я так рад, что ты решила меня простить. Эта неделя была для меня адом.
– Правда?
– Конечно. Но теперь все кончилось, ты здесь, и все снова в порядке.
Она перевела взгляд с его лица на букет цветов у него в руках.
– Ты принес цветы.
– Самые красивые, какие смог найти, – ответил он. – Хотя они не идут ни в какое сравнение с тобой. – Он снова протянул ей букет и, так как она не взяла его, положил на стол перед ней. – Ох, Эйлин, я так по тебе скучал.
– Я рада. – Она взяла салфетку, не прикасаясь к цветам. – Как сильно ты по мне скучал?
– Так сильно, что даже не мог сыграть ту новую песню в Балливогане. Я берегу ее для тебя, когда ты сможешь прийти туда.
Она опустила глаза и заморгала, и Томми понял, что победил. Она ждала эту песню. За все годы, что они провели вместе, это была первая песня, посвященная ей. Это потому, объяснил Томми, что он теперь достиг достаточно высокого уровня, чтобы написать песню, заслуживающую носить ее имя.
Тут к ним подошла Сиобейн.
– Вы… двое… готовы заказать?
– Готовы, – сказал Томми.
– Нет, – сказала Эйлин. – Я жду Пег и маму. Мистер Ахерн просто зашел, чтобы поздороваться. Не забудь свои цветы, когда будешь уходить, Томми.
– Они твои, и ты это знаешь. Я пришел мириться.
– Мне не нужны цветы, а что до примирения, есть только… – она посчитала на пальцах, – четыре слова, которые я хочу от тебя услышать. Пока ты не сможешь их произнести, примирения не будет.
– Погоди минутку. – Томми смутился, почувствовав на себе взгляды десятков пар глаз, но не собирался отступать при всех. – Ты не можешь вот так просто прогнать меня. После всех лет, которые мы провели вместе.
– Могу и сделаю это, – возразила Эйлин. – И все те годы, что мы провели вместе, – причина того, что я больше не собираюсь тратить время и ждать тебя. Теперь уходи, пока ты не поставил себя в еще более неловкое положение.
Он хлопнул ладонью по столу.
– К черту неловкое положение! Это как-то связано с той репортершей, да? С тех пор как она приехала к нам, вы, женщины, что-то задумали. Я знаю, что вы сговаривались в пабе. Вот почему вы дали нам от ворот поворот.
– Господи, ты все о своем, парень? – крикнул Мартин с другого конца зала. – Брось это!
– Отвали, Джури! – крикнул Томми в ответ. – Здесь что-то происходит, я тебе говорю. Посмотри на нее. Она даже не может смотреть мне в глаза.
– Может, она не хочет смотреть, потому что ты такой осел, – улыбнулась Сиобейн, кладя ладонь ему на плечо. – Пора тебе уходить, Томми. Давай.
Отец Сиобейн подошел к двери кухни с тяжелым мясным ножом в руке.
– Тебе нужна помощь, дорогая? – весело крикнул он.
– Все в порядке, пап. Томми как раз собрался уходить. – Когда Томми сердито уставился на нее, она лишь покачала головой, словно он был капризным мальчишкой. – Иди. И я хочу, чтобы ты не приходил сюда, пока не научишься вести себя как взрослый. Понятно?
– Эйлин! – жалобно протянул Томми. – Я люблю тебя и знаю, что ты любишь меня. Скажи, почему ты так со мной поступаешь?
Она протянула руку, но все же не дотронулась до него.
– Ты сам знаешь ответ. А теперь уходи.
Он взял свою шляпу со стоящего рядом стула, нахлобучил ее на голову и, собрав остатки собственного достоинства, вышел за дверь, высоко подняв голову. Его мать и миссис Макенрайт как раз подошли к двери, и он проскочил мимо них, не сказав ни слова.
