Елена Ярилина - Светлый берег радости
— Чего? Чего же ты боялась, если не была ни в чем виновата?
— Ну как же вы не понимаете?! Да ведь я никто! Я даже не знала, как меня зовут, у меня не было никаких документов. А если бы меня стали расспрашивать? Как же я могла вернуться, меня бы сразу в психушку отправили!
Я вернулась в свои тогдашние ощущения и говорила с отчаянием, в лице Пестова что-то дрогнуло, или мне показалось, но сказал он мягко:
— Но ведь и на улице оставаться без денег и документов нельзя, это же верная гибель.
— Не знаю, что бы я делала, я решила вернуться на вокзал и переночевать там, но жизнь повернула иначе. Я открыла пакет, в нем была женская сумочка. Это была Аськина сумочка, в ней — деньги, документы и два комплекта ключей, от дома и от машины. На ключах от машины была такая штучка, я нажала на нее, и машина недалеко от меня пискнула, откликнулась, я подошла, открыла дверцу и села за руль.
— Ты знала, что умеешь водить машину?
— Нет, не знала. Я действовала инстинктивно, села в машину, а руки и ноги как-то сами стали все делать. Я теперь все понемножку пробую — получится, не получится, умею, не умею, я ведь ничего не знаю. На даче у вас попробовала плавать, оказалось, умею. На работе, когда вы меня взяли на место Милы, мне было очень страшно включать компьютер, но оказалось, что я умею с ним работать, не слишком хорошо, но вполне достаточно для секретарской работы. А сегодня я купила учебник английского языка, оказалось, что язык я знаю, надо только освежить знания.
— Да, я понял, не будем отвлекаться. Ты села в машину и куда поехала?
— К Аське домой, то есть сюда, что вы удивляетесь? Ведь у меня был ее паспорт с пропиской. Когда входила в дом, боялась, что меня остановят, схватят, но обошлось. Потом пришла как-то, дня через два, Марина, ваша дочь, спросила, кто я. Я представилась Аськиной сестрой и ее тезкой, ведь надо было как-то называться, и я решила — она Аська, а я буду Асей. Вот и все, остальное вы знаете.
— Нет, не все! Что тебе сказала Наташа? И почему ты стала искать с ней встречи?
— На банкете она назвала меня Сашкой, удивлялась, что я жива, вы слышали, наверно?
— Слышал, но не придал значения. Что Александру можно сокращать и Сашкой и Аськой, это я и так знал, а ее слова, что ты жива, принял за восклицание экзальтированной женщины, давно не видевшей подругу.
— Тогда я ни о чем ее спрашивать не стала, да и как бы я смогла? Надо было бы признаваться в амнезии, а это выше моих сил. Потом я работала, потом попыталась сбежать, то ли от вас, то ли от себя самой. А толчок к тому, чтобы встретиться с Наташей, дали мне вы, нечаянно конечно. Когда я рассказала вам об убийстве Аськи, вы обронили фразу, что убийцы видели меня и могли запомнить. Глупо, конечно, но я подумала, что меня могут убить в любой момент, а я ничего о себе не знаю. Я позвонила Наташе, хотела спросить, откуда она взяла известие о моей смерти. Даже и спрашивать не понадобилось, она в ахах и охах все сама мне выложила.
И я пересказала Пестову все, что сообщила мне Наташа. Он выслушал меня с напряженным вниманием, задумался. Пока он думал, я вспомнила еще встречу с женщиной на выставке, и решила рассказать о ней. Только про маленького адвоката я рассказывать не хотела: меня смущала тема наследства.
— Значит, эта женщина сначала узнала тебя, потом решила, что обозналась. Интересно. А может, и Наташа обозналась, она натура впечатлительная?
— Вряд ли! Слишком много подробностей она привела.
— Это ничего не доказывает. Если она обозналась, то эти подробности относятся вовсе не к тебе, ты ведь ничего из того, что она говорила, не вспомнила, или вспомнила?
— Нет, я ничего не вспомнила, но имеются два нюанса. И та женщина на выставке, и Наташа назвали меня Сашкой, странное совпадение, вы не находите? Второй нюанс — Наташа говорила о моей давней подруге Юльке, которая сообщила ей о моей смерти. Две ночи мне снится сон, что я маленькая девочка и бегаю с подружкой Юлькой, причем первый раз сон мне приснился до рассказа Наташи. Нет, похоже, я именно та Сашка, которую знает Наташа.
— Похоже что так. Но давай разберем все варианты. О твоей смерти эта неизвестная нам Юлька зачем-то солгала. Зачем — важный вопрос, допускаю даже, что самый важный, но разгадать сейчас мы его не можем, значит, оставим пока. И ты права, солгала она сознательно, а не ошиблась, поскольку заявила, что сама хоронила тебя. Правда, и здесь есть нюанс. Допустим, что хоронили в закрытом гробу, поскольку останки сильно изуродованы, тогда она ошибиться могла, но это слишком уж много допусков без доказательств, пока говорить об этом не будем. Примем за гипотезу, что она солгала. Но почему ты с такой уверенностью говоришь, что о твоем замужестве она солгала тоже, если ничего не помнишь?
— Не помню, но не было никакого мужа, поверьте мне на слово.
— Опять что-то крутишь? Выкладывай все, если хочешь, чтобы я тебе верил!
Я посмотрела на него с упреком и вздохнула:
— Ох и трудно же с вами, Алексей Степанович! Ничего, кроме моей лжи, вам в голову не приходит, а дело в другом. Не могла я быть замужем, потому что до недавнего времени была девственницей. Теперь понятно?
Его глаза вспыхнули каким-то дьявольским блеском, но тут же погасли.
— Ну что ж, это многое проясняет. Тогда ни о каких закрытых гробах и думать не стоит, поскольку все Юлькино сообщение — сплошная ложь. Надо как-то распутывать этот клубок, и срочно. Ты непростительно затянула это дело. Страхи страхами, любой на твоем месте чувствовал бы себя не в своей тарелке, но прятать на манер страуса голову в песок тоже нельзя! На тебя это совсем не похоже. Ведь неизвестно, чем грозит тебе каждый день промедления, может, этой Юльки уже и в стране нет? Усвистала куда-нибудь, и ищи ветра в поле! Нужно более решительно взяться за Наташу, она наверняка знает что-нибудь еще. Вот только человек она сложный, будет лучше, если ты с ней встретишься и поговоришь еще раз. А я скажу Львовичу, чтобы не препятствовал.
— Нет, так не пойдет. Я не могу говорить с ней, не рассказав про амнезию, а я не собираюсь этого никому сообщать. Не хотела и вам, но вы вынудили меня.
— Чушь собачья! Ты хочешь узнать все о себе или нет?
— Для меня не чушь. Я не смогу вам объяснить свои мысли и ощущения, поскольку вы не поймете, меня может понять только человек, который испытал то же самое. Но это сейчас не важно. Даже рассказав все Наташе, я не добьюсь от нее больше того, что могу добиться и без ее рассказа. До этого дня я никого ни о чем не спрашивала, а кое-какой информацией уже располагаю. Иногда путь молчания, путь обходных маневров бывает более успешным, чем путь лобовых атак и вопросов, — это как раз такой случай. Подождите! Выслушайте меня! Наташа знает обо мне много, но это все не пригодится мне, ведь до встречи на банкете мы несколько лет не виделись, а все случилось со мной недавно, в этом году, нет, уже в прошлом.
