Даниэла Стил - Зов предков
Решив главный вопрос, Жан спросил капитана, сколько времени может занять путешествие. От полутора до двух месяцев, был ответ. К моменту отплытия, сказал капитан, сезон ураганов уже закончится, поэтому, если ветер будет попутным, судно достигнет французских берегов в начале декабря.
Жан знал, что в начале зимы в Атлантике случаются сильные штормы, но откладывать отъезд не стал. Для него и Вачиви, считал он, будет большой удачей, если им удастся прожить оставшиеся до отплытия две недели в гостинице. Если постояльцы будут недовольны присутствием индианки, управляющий может попросить их съехать — и куда им тогда деваться? Впрочем, сколько-то дней можно будет прожить и на судне, подумал Жан, — для этого, похоже, нужно было только заплатить капитану некоторую сумму сверх оговоренной, и тогда все будет в порядке.
Прежде чем покинуть порт, Жан отдал свое письмо капитану крошечного почтового барка, который отплывал во Францию через три дня. У «почтовика» был такой потрепанный вид, что Жан даже усомнился, доберется ли он до порта назначения. Впрочем, выбирать не приходилось. Если барк не пойдет ко дну, думал он, Тристан получит письмо недели за полторы до их прибытия и, быть может, даже приедет встретить их в Сен-Мало.
В следующие две недели Жан и Вачиви старались без необходимости не покидать свой номер в гостинице. К сожалению, во всем Новом Орлеане — да, пожалуй, и во всей Луизиане тоже — невозможно было отыскать священника, который согласился бы их обвенчать, иначе Жан не стал бы откладывать это дело до прибытия во Францию. Изредка — главным образом по вечерам — они выходили на прогулку. В сумерках никто не обращал внимания на смуглую кожу и черты лица Вачиви, хотя в этот час на улицах Нового Орлеана было еще многолюдно. Днем они отдыхали или занимались французским языком, в котором девушка делала поразительные успехи. Она уже знала названия многих предметов; некоторые трудности Вачиви испытывала с абстрактными понятиями, но с помощью Жана ей удавалось нащупать верную дорогу. Главное — теперь они могли подолгу беседовать, делиться мыслями и планами, даже шутить. Немало времени они проводили и в постели, и это был самый приятный способ изучения языка. За эти дни их любовь и привязанность друг к другу еще больше окрепли, и Вачиви была совершенно счастлива.
Примерно через неделю в Новый Орлеан неожиданно наведался Арман де Маржерак. Он приехал с намерением выяснить, не одумался ли его племянник, и если нет — попытаться отговорить Жана от женитьбы на Вачиви. Узнав, что молодой человек не только не «взялся за ум», но, напротив, собирается везти свою скво во Францию, Арман пришел в ужас. Он убеждал Жана, что тот только опозорит славное имя семьи, что французские де Маржераки будут шокированы этой безумной выходкой не меньше американских, что, женившись на цветной, он навсегда сделает себя парией, но ничто не изменило решения Жана.
— Спасибо за заботу, дядюшка, — холодно ответил Жан. Убеждения, которые исповедовал Арман де Маржерак, были ему глубоко чужды, но он понимал — дядя не одинок в своих взглядах. Но это вовсе не означало, что его пророчества непременно сбудутся. Да, в Новом Орлеане Жан и Вачиви действительно сделались изгоями — для того, чтобы убедиться в этом, им достаточно было только выйти на улицу. Даже родные — Арман, Анжелика и их дети — отвернулись от него, чего же было ожидать от людей посторонних? Пожалуй, оправдать поступок Жана могли только его самые близкие друзья — Люс и гуроны из племени, с которым он когда-то кочевал, но они, к несчастью, не принадлежали к так называемому цивилизованному обществу.
— К сожалению, — добавил Жан, — я не могу с вами согласиться. Почему вы считаете Вачиви человеком второго, а то и третьего сорта? Или, может быть, вам неизвестно, что даже король Франции, желая выразить свое уважение к индейскому населению Америки, пригласил в Лувр нескольких великих индейских вождей не ради экзотики или развлечения, а как почетных гостей? Мне об этом писал брат, который, как вы знаете, бывает при дворе, следовательно, его сообщениям можно доверять. Его Величество даже прислал вождям парадные камзолы, но они все равно надевают головные уборы из перьев и мокасины, а некоторые так и ходят в своих одеждах из кожи и меха. Тристан, правда, не упоминал, были ли при дворе Людовика индейские женщины, но индейские вожди были, и, возможно, из того же племени, что и Вачиви.
Несколько лет назад Тристан действительно написал Жану, что король Франции Людовик XVI искренне восхищается индейцами. Вряд ли с тех пор Его Величество изменил свое отношение к коренным обитателям Нового Света.
— Неужели ты собираешься представить свою… свою женщину ко двору? — спросил Арман, не скрывая ужаса. По-видимому, он прожил в Америке слишком долго и успел пропитаться здешними предрассудками. Для него подобное предположение звучало таким же кощунством, как если бы кто-то вздумал представить королю Франции одну из черных рабынь с его плантации. Правда, Арман и сам был не без греха — он не брезговал вступать в близкие отношения с рабынями, от которых у него было несколько незаконнорожденных детей, но ему и в голову не могло прийти заключить с кем-то из них законный брак или открыто появиться с ними в приличном обществе (если бы, к примеру, его супруга внезапно скончалась). Он бы скорее сам умер, чем представил свету своих черных любовниц. Спать с ним и рожать от него детей — на это они годились, но не более того. Вот почему Арман никак не мог взять в толк, почему его племянник, который отнюдь не был глупцом, так упорствует в своем желании сделать эту краснокожую красавицу графиней де Маржерак. Быть может, думал он, Жан просто еще не повзрослел, а может, слишком одичал за то время, пока скитался вдали от цивилизации.
— Я не исключаю, что Вачиви появится при дворе короля, — улыбнулся Жан, которому начинало нравиться поддразнивать своего «порядочного» дядю. «Пожалуй, — решил он, — в этом нет большого греха, уж больно гадко выглядели те принципы, которых придерживался Арман. — Правда, я был в Лувре всего пару раз, но брат бывает в Париже. У него много друзей среди министров двора, даже король прислушивается к его советам. Быть может, как-нибудь Тристан возьмет с собой и меня, а я — Вачиви. Думаю, она понравится Его Величеству. Кроме того, среди вождей, которых принимает наш добродетельный король, могут отыскаться и ее родственники, которые составят мне протекцию. — Жан улыбнулся. — Вам, верно, будет интересно узнать, что наш король пожаловал вождям дворянство, и некоторые из них решили навсегда остаться во Франции. Они не стали возвращаться домой и, представьте себе, прекрасно вписались в общество. Так обстоят дела у нас на родине, традиции которой вы, дядя, и тетушка так свято чтите.
