Не развод, а война (СИ) - Вишневская Дана

Я сама превратила его в монстра. Своими ожиданиями, своими требованиями, своим недовольством тем, что он не может дать мне ту жизнь, которую я видела в кино.

И теперь мы оба несчастны. Он — потому что потерял себя. А я — потому что потеряла его.

Я поднимаюсь с пола и иду на кухню. Там всё еще стоят наши чашки с недопитым кофе. Такие обыкновенные, домашние. А ведь ещё час назад мы сидели здесь, и он признался, что любит меня.

Любит. До сих пор.

Но почему же тогда он ушёл? Почему не борется за нас?

Я хватаю телефон и набираю его номер. Гудки. Много гудков. А потом голос:

— Не звони мне, Злата. Пожалуйста.

— Подожди! Не клади трубку! — кричу я в телефон. — Я поняла!

— Что поняла? — в голосе усталость, которую он больше не прячет.

— Поняла, почему ты стал таким. Почему ты боишься быть собой.

Тишина. Слышно только, как капли дождя стучат по стеклу его машины.

— Потому что я сама тебя такого хотела, — говорю я, и слова даются мне с трудом. — Сама превратила тебя в монстра.

— О чём ты?

Я прохожу в гостиную и сажусь на диван — тот самый, где мы когда-то смотрели фильмы, обнявшись. Где он читал мне вслух книги, когда я была беременна Савелием.

— Помнишь, как ты приходил домой после работы и рассказывал, как прошёл день? — говорю я в трубку. — Как жаловался на клиентов, на проблемы, на то, что не получается?

— Помню, — голос звучит осторожно.

— А я что делала? — вопрос риторический, но я жду, пока он ответит.

— Не знаю. Слушала?

— Слушала, а потом начинала давать советы. Говорила, что тебе нужно быть жёстче, увереннее, что успешные мужчины не жалуются, а действуют.

Молчание. Долгое, тяжелое молчание.

— Я думала, что помогаю тебе, — продолжаю я, и мой голос дрожит. — А на самом деле просто требовала, чтобы ты стал кем-то другим. Кем-то более... подходящим для роли мужа успешной женщины.

— Злата...

— Нет, дай мне договорить! — прерываю я его. — Ты помнишь тот вечер, когда у тебя сорвалась крупная сделка? Ты пришёл домой расстроенный, чуть не плакал от злости на себя. А я что сказала?

Он не отвечает, но я знаю, что помнит.

— Я сказала: «Хватит ныть. Найди других клиентов». Помнишь?

— Помню, — голос едва слышный.

— А потом ты больше никогда не рассказывал мне о проблемах. Стал приходить домой с каменным лицом и говорить только о том, что всё хорошо. Даже когда всё было плохо.

Я встаю и подхожу к окну. За стеклом серый день, мокрые деревья, пустая дорога. И кажется, что весь мир затих, слушая нашу исповедь.

— Ты решил, что мне не нужен живой человек с чувствами и слабостями, — говорю я. — Что мне нужна машина для зарабатывания денег и решения проблем.

— А разве не нужна? — в его голосе появляется горечь. — Сколько раз ты говорила, что устала от наших финансовых проблем? Что хочешь жить как люди?

— Говорила, — признаю я. — Но не потому, что не любила тебя настоящего. Потому что боялась.

— Чего боялась?

— Того же, чего и ты. Боялась быть слабой. Боялась показать, что мне страшно, что я не справляюсь. Мне казалось, что если я буду требовательной женой, то ты станешь сильнее. А получилось наоборот — ты стал холодным.

Слышу, как он глубоко вздыхает.

— Мы оба дураки, — говорит он, наконец.

— Полные дураки, — соглашаюсь я. — Но это не значит, что это нельзя исправить.

— Можно?

В его голосе появляется что-то новое. Не надежда ещё, но... любопытство. Желание поверить.

— Не знаю, — честно отвечаю я. — Но хочу попробовать. Хочу узнать, кто мы есть на самом деле. Без масок, без ролей, без страхов.

— Это может быть больно, — предупреждает он.

— Больнее, чем сейчас? — смеюсь я сквозь слезы. — Руслан, мы же убиваем друг друга. Медленно, но верно. Разводом, войной, ненавистью. Может, лучше попробовать убить маски?

Долгая пауза. Я представляю, как он сидит в машине и смотрит на дождь. Наверное, сжимает руль, как делает всегда, когда нервничает.

— Ты права, — говорит он тихо. — Я воспринимал твою потребность в близости как упрёк. Каждый раз, когда ты хотела поговорить о чувствах, мне казалось, что ты недовольна мной. Что я недостаточно хороший муж.

— А я думала, что ты просто не любишь меня достаточно, чтобы открыться, — отвечаю я. — Что я недостаточно важна, чтобы ты мог доверить мне свои переживания.

— Мы идиоты, — вздыхает он.

— Идиоты, — соглашаюсь я. — Но, может быть, не безнадежные.

Ещё одна пауза. Потом я слышу, как он заглушает двигатель.

— Ты дома? — спрашивает он.

— Да.

— Я возвращаюсь. Мы должны поговорить. По-настоящему поговорить. Без криков, без обвинений. Просто... поговорить.

— Да, — шепчу я. — Приезжай.

Я кладу трубку и прислоняюсь лбом к холодному стеклу. На улице всё ещё идёт дождь, но что-то подсказывает мне, что скоро он закончится.

Мы с Русланом двенадцать лет играли в театре, не подозревая об этом. Он играл роль успешного мужа, я — послушной, но требовательной жены. И где-то в процессе этого спектакля мы потеряли друг друга. Потеряли себя.

Но может быть, ещё не поздно снять эти роли и вспомнить, кто мы на самом деле?

Я иду на кухню и ставлю чайник. Нам предстоит долгий разговор. Возможно, самый важный в нашей жизни. Разговор, который может либо окончательно разрушить нас, либо дать шанс на новое начало.

Не знаю, чем это закончится. Но впервые за много месяцев я не боюсь узнать правду. Даже если она будет болезненной.

Потому что хуже, чем сейчас, уже не будет. Может быть, только лучше. Намного лучше.

Я понимаю теперь, что муж воспринимал мою потребность в близости как упрёк в его несостоятельности. Вместо того чтобы учиться выражать чувства, он решил, что проще избавиться от источника дискомфорта — от меня, от нас, от семьи. Но это не решение. Это просто ещё один способ убежать от себя настоящего.

Глава 26: Я боюсь нас убить окончательно

Мы сидим на кухне уже третий час. За окном пасмурный день разливается серым молоком по небу, а я всё никак не могу переварить то, что услышала. Руслан признался, что до сих пор меня любит. Руслан, который четыре месяца назад объявил о разводе перед гостями. Который выгонял меня из собственной студии. Который нанимал детективов следить за мной.

Господи, как же всё запутано.

Кофе в чашке, который я заварила к его возвращению, давно остыл, но я машинально делаю глоток за глотком. Горький, противный. Как наша жизнь последние месяцы.

— Ты меня слышишь? — голос Руслана возвращает меня к реальности.

Я поднимаю глаза. Он сидит напротив, растрёпанный, с красными глазами. Видно, что ему тоже не спалось. На щеке след от подушки, когда дремал на диване в гостиной. Даже в таком виде он всё ещё красивый мужик. Треклятый.

— Слышу, — отвечаю я хрипло. — Просто не понимаю. Как можно любить и одновременно делать такие мерзости?

Руслан встаёт, подходит к окну. Поворачивается спиной ко мне, и я вижу, как напряжены его плечи под белой рубашкой. Мятая уже, после нашего ночного разговора.

— Я боюсь нас убить окончательно, — говорит он тихо, не оборачиваясь. — Если мы продолжим жить вместе, то рано или поздно начнём ненавидеть друг друга по-настоящему. А так хотя бы останутся хорошие воспоминания.

Я издаю звук между смешком и приступом отчаяния.

— У нас уже не осталось хороших воспоминаний, — говорю я горько. — Ты их уничтожил в день годовщины, когда объявил о разводе перед гостями.

Руслан сжимает кулаки. Я вижу, как белеют костяшки его пальцев на подоконнике.

— Я хотел сделать больно, — признаётся он. — Хотел, чтобы ты возненавидела меня и не пыталась сохранить брак. Мне казалось, что так будет легче для всех.

— Легче для кого? Для тебя?

— Для всех! — Он резко поворачивается. — Ты найдёшь другого мужчину, который будет лучше меня. Савелий привыкнет жить с отцом по выходным. А я... я буду знать, что не испортил вам жизнь своей неспособностью к близости.