Роковая измена (СИ) - Безрукова Марина

Тася насобирала целую горсть гладких желудей и каштанов и попросила Алёшу их пересчитать. С искренним восхищением его похвалила и пообещала научить делать из желудей человечков и самую настоящую гусеницу. Мальчишка щебетал без умолку и ему всё было интересно. Не замерзают ли у уток лапы в холодной воде, кто живет в большом дупле, куда спряталось солнышко и зачем вороне такой большой нос? Тася смеялась и, как могла, подробно отвечала. Иногда что-то добавлял и Алексей.

А вообще он больше молчал. С удивлением и необычной нежностью он смотрел, как Тася присаживается на корточки перед малышом и заботливо поправляет ему сбившуюся от беготни шапочку, как весело она хохочет, когда Алёшка, осмелев, подбрасывает вверх ворох разноцветных листьев, как серьезно слушает рассуждения мальчика о том, почему всем медведям положено зимой спать.

Иногда она оборачивалась и махала Алексею рукой, мол, иди, иди сюда скорее! Он широко улыбался и торопился к ним. На лицах прохожих появлялись внезапные улыбки, когда они проходили мимо этого счастливого и поглощенного собой семейства. И никто и не подумал бы, что все они встретились лишь недавно.

Они нашли ту самую скамейку, где Алексей угощал Тасю кофе. Казалось, это было очень давно. У берега по-прежнему плавали утки, и Алёша хотел было тайком кинуть им кусок булки, предварительно съев колбасу, но Тася не разрешила.

Она просто и по-доброму рассказала мальчику, почему уткам вредно есть хлеб и чем они смогут покормить их в следующий раз. А еще она пообещала зимой показать ему кормушки для синичек, воробьев и других птичек и научить готовить смесь из разных семечек и сала, чтобы птички не мерзли на холоде.

Алёша слушал Тасю, распахнув глаза, а она улыбалась и снова удивлялась, до чего смышленый.

Вечером, когда уже возвращались по домам, Алёша уснул, а Тася и Алексей еще полчаса сидели в машине и вполголоса разговаривали. Лёша сжимал ее руку, нежно гладил по щеке, а она смущалась и краснела, как школьница.

Никому ничего не рассказывала Тася. Боялась сглазить. Даже Светке не обмолвилась ни о прыжке, ни о том, что встречается с Алексеем и уже знакома с его сынишкой. Знала, подруга была бы только счастлива, но молчала… Сама не понимала почему, так подсказывало сердце.

Наталья скоро собиралась уезжать, она всё еще была обижена на брата, но как женщина неглупая понимала, Лёшка прав — ребенку лучше с отцом. Да и Алёшенька взахлеб рассказывает о Тасе, с горящими глазенками тараторит, что она ему открыла, да чему научила. Может, и правда, неплохая она… Детскую душу ведь не обманешь, сколь ни старайся.

В один из вечеров Алексей остался у Таси, и она узнала, что такое любовь. Оказалось, это совсем не похоже на ту безумную привязанность, что она испытывала к Вадиму, и ей было стыдно перед собой же за свою одержимость.

Как могла она столько лет жить в иллюзорном мире, который не имеет ничего общего с настоящим? А в настоящем были нежность, забота, сладость и горячая страсть. Удивлялась, покорно растворяясь в крепких объятиях своего мужчины.

Утром она готовила завтрак, смущенно отводила глаза, но потом снова и снова подставляла губы для поцелуев. Они шутили и смеялись, а потом обнимались, как подростки. Кое-как удалось приготовить незамысловатую еду, и на тарелках с яркими цветами, заждалась яичница с помидорами и зеленью, а на плите пофыркивала кофеварка. Тася поставила на стол поджаренные гренки и села на высокий стул, как вдруг Алексей отложил вилку и мягко захватил ее пальцы в свои.

— Тась, выходи за меня замуж…

Тася обомлела. Она покраснела так, что сама почувствовала, как горят щеки. Потом рассмеялась и попыталась пошутить.

— Лёш, я понимаю, что ты, как честный человек теперь обязан на мне жениться, но право, не стоит…

— Тась, я серьезно, поехали, заявление подадим. Ты извини, что так некрасиво и неромантично, но я исправлюсь… честно. Просто я не хочу ждать.

Он говорил это серьезно, и в глазах не было даже намека на шутку. Тася испуганно смотрела, не понимая, что ей делать. Как-то всё так неожиданно и… странно. Она окинула взглядом свою комнатку, отделенную от маленького кухонного уголка, лишь высоким узким столиком, и ей снова показалось, что Алексей здесь был всегда. Вот так запросто сидел напротив, а она привычно готовила ему завтрак или он варил для нее кофе.

— Тася, — заторопился Алексей, — я понимаю, это выглядит странным, но ведь всё просто. Я понял, что ты мой человек. У меня такое чувство, будто я знаю тебя сто лет! И я люблю тебя, — выпалил он.

Тася улыбнулась, их мысли совпадали.

— Если тебя смущает Алёша, то…

Тася не дала ему даже договорить. Она взмахнула рукой, жестом показывая, чтобы он даже не смел продолжать болтать глупости, и Алексей сник.

— Лёш, я наоборот, очень рада, что у тебя уже есть сын.

В горле появился противный набухший ком, следом за которым, грозили политься слезы. Тася смотрела мимо Алексея в окно, за которым сегодня снова другое небо, не такое, как вчера, и не такое, как будет завтра. Каждый день новая картина и каждый день прекрасная, даже если это серые тучи и дождь.

— Я…понимаешь, я хочу, чтобы ты знал сразу… Я не могу выйти за тебя замуж, потому что я не смогу… никогда, слышишь, не смогу родить тебе ребенка.

Тася опустила ресницы. Завтрак безнадежно остыл. И яичница будет теперь совсем невкусная. Алексей пристально смотрел Тасе в лицо. Неожиданно встал и подошел вплотную, а потом тихо провел пальцами по щеке. Тишину нарушало только пыхтение кофеварки, да беготня Сушки. Она нашла скомканный кусочек фольги, и теперь весело гоняла его по полу.

— Тася…

Она вскинула голову и грустно посмотрела ему в глаза. Боже, как унизительно признаваться, что ты неполноценна! Сейчас всё исчезнет, рассеется, распылится на атомы, и она снова останется в одиночестве. Комок в горле растворился, и напало равнодушие, как тогда на аэродроме.

— Тася, это всё неважно, — твердо сказал Алексей. — Главное, ты нужна мне и мне показалось, что ты тоже… что я для тебя…

— Да, — просто улыбнулась Тася, — тебе не показалось, Лёш…

— Ну вот, — улыбнулся Алексей, — вот же! А ребенок… Мы же можем усыновить ребенка. Как мои родители забрали Наташку из детдома. И она мне родная! Хотя и вредная, — он рассмеялся.

А Тася заплакала. Она улыбалась сквозь слезы и пыталась успокоиться, но слезы лились и лились, как будто открыли кран. Алексей вытирал ей щеки, обнимал и крепко прижимал к себе, но она так и плакала, уткнувшись в его белую футболку, замечая сырые разводы на ней. Пыталась не реветь, но безобразно шмыгала носом и всхлипывала. Потом затихла.

— Я согласна, — наконец, важно сказала она и рассмеялась.

Ну и картина! Остывшая яичница и невеста с красным носом и припухшими от слез глазами.

***

— Ой, да видела я вас, — отмахнулась Светка, взмахнув широкими рукавами темно-синего с золотом безразмерного балахона. — Воркуете, как голубки и мальчишку за руки качаете. Гогочете, не хуже вон, моих бестолочей, — кивнула она в сторону трех пацанов, хохочущих у экрана телевизора. — Тоже мне новость…

Тася ошеломленно смотрела на подругу, у которой в глазах прыгали веселые чертенята. Здрасьте, пожалуйста! Она несла это известие, как дорогой хрупкий подарок, надеясь произвести впечатление, и ожидала увидеть, как минимум изумление. А тут…

— Ох, и рада я за тебя, Таська!

И Светка зажала ее медвежьей хваткой в свои объятия.

— Шампусика! Обязательно шампусика! Дети, на кухню не входить! — грозно рявкнула Света, и потащила за собой Тасю.

***

А осень всё не кончалась… Кружила, не отпускала с бесконечной карусели счастья. Во Дворец бракосочетания Тася и Алексей съездили вдвоем и тихо расписались. А вот праздник уже устроили для всех. Тася беспокоилась, чтобы никому не было скучно, ведь соберутся совершенно незнакомые люди.

Беспокоилась напрасно. Варвара Аркадьевна пришла не одна, а с седовласым кавалером и, выпив вина, станцевала тур вальса, чем изумила друзей жениха. Она совершенно очаровала Наталью, которая старалась сидеть так же прямо, как эта пожилая и такая приятная во всех отношениях дама.