Анна Берсенева - Женщина из шелкового мира
Что она умеет правильно держаться, Мадина знала о себе так же, как и то, что она красива. А о красоте говорило ей зеркало. Глядя на свое отражение бесстрастным, трезво оценивающим взглядом, она удивлялась лишь одному: почему раньше, все тридцать с хвостиком ее предыдущих лет, это не было очевидным ни для нее самой, ни для окружающих?
Что-то произошло с ней за этот последний год, за этот огромный год. Внутренне она переменилась совершенно, и эта внутренняя перемена так же совершенно переменила ее внешность.
Было что-то смешное в том, как тщательно требовали организаторы мероприятия, чтобы гости непременно явились в вечерних туалетах. Особенно пострадали от такой взыскательности мужчины. Мало кто из них выглядел в смокинге так же естественно и непринужденно, как Игорь. У большинства даже движения менялись от непривычной и неудобной одежды. Они явно чувствовали себя в смокингах неловко и, фланируя по ярко освещенному Колонному залу, напоминали однообразную стайку настороженных, в любую минуту готовых сорваться и улететь птиц.
Кресла в зале были убраны — награждение происходило в свободной обстановке. Пока на подиуме вручались награды в виде огромных кубков, украшенных орлами, официанты разносили шампанское и крошечные канапе, а гости активно общались, перемещаясь по залу.
— Собственно, главный смысл этого мероприятия состоит в том, чтобы каждый мог публично обозначить свой статус, — наклонившись к Мадининому уху, сказал Игорь. И поинтересовался: — Ты скучаешь, Мадо?
— Нет, — пожала плечами Мадина. — Не могу сказать, что мне интересно. Но не тягостно. Не беспокойся.
Она еле заметно улыбнулась и коротко поцеловала Игоря в висок. Он был чуть ниже ее ростом, и ей нетрудно было целовать его вот так, мимолетно. А ему это, она сразу заметила, нравилось.
Когда Мадина целовала Игоря, взгляд ее упал на одно из зеркал, украшавших стены, и она увидела в нем, как холодно и роскошно сверкнули бриллианты на ее открытой шее. Бриллианты подарил Игорь еще в тот самый конфетно-букетный период, и они пришлись очень кстати к сегодняшней пафосной вечеринке.
Мадине нравился и холодный блеск камней, и мраморный холод всего ее облика. И не было ничего удивительного в том, что она нравилась окружающим. Связь здесь была прямая.
«Я стала расчетлива, — тоже холодно, будто о посторонней, подумала она. — Плохо? Да нет, расчет ведет к счастью. Если только это верный расчет».
Игорь подвел ее к какому-то своему знакомому, и они минут пять поговорили о погоде и о последней выставке в галерее «Ольга». Оказалось, этот человек, банкир, недавно заинтересовался концептуальным искусством и предполагал теперь купить несколько картин — «или как это у вас называется?» — для своей коллекции.
— В таком, знаете, роде.
Он неопределенно повел рукой. Мадина улыбнулась. Этот вялый жест очень точно выражал суть того, что выставлялось в Ольгиной галерее.
— Позвоните мне, — сказала она и, открыв крошечную сумочку, достала из нее визитку. — Я помогу вам что-нибудь выбрать.
— С удовольствием! — обрадовался он. — А то я, знаете, не очень в этом понимаю. Вот все говорят, искусство, а я хоть убей не отличу обычный унитаз от актуального объекта. Но практика показывает, что это может оказаться неплохим вложением денег.
Банкир и Игорь отошли в сторонку, продолжая разговор, который, наверное, уже не мог быть Мадине интересен, а она повернулась к подиуму и принялась разглядывать букеты, точнее, цветочные композиции, которыми он был украшен. Это оказалось интересно. Одна композиция представляла собой аквариум с разноцветными рыбками. Аквариум был обрамлен орхидеями. Присмотревшись, Мадина поняла, что орхидеи подобраны точно в цвет рыбок, которые плавали за стеклом в этих странных джунглях.
Обернувшись, Мадина встретила внимательный Игорев взгляд.
— Что ты? — спросила она.
— Так. — Он пожал плечами. — Просто любуюсь тобой. Как античной статуей. Ты фантастически красива, Мадо. И загадочна.
— Разве? — улыбнулась Мадина. — Что во мне уж такого загадочного?
— Все. Абсолютно все. Я не могу прочитать ни одной мысли в твоей прелестной головке.
Мадина слегка поморщилась от этих пошловатых слов, но говорить Игорю о своем от них впечатлении не стала. В конце концов, их можно было считать не пошлыми, а просто книжными. Чем-нибудь вроде цитаты из «Ярмарки тщеславия» Теккерея.
— И выглядишь ты потрясающе, — добавил Игорь. — И держишься так, как будто тебя воспитывали… ну, не знаю где… Что-нибудь вроде Итона, только для женщин.
— Вряд ли бывает Итон для женщин! — засмеялась Мадина. — И меня никто специально для таких мероприятий не воспитывал.
— Это я понимаю. Значит, сама воспиталась. Ты, например, обладаешь интуитивным чувством беседы.
— Да. Сама… — задумчиво проговорила Мадина.
Она понимала, что Игорь прав. Он и сам обладал некоторой интуицией, не слишком тонкой, но достаточной для понимания основополагающих вещей. Да и опыт разнообразного общения, тот самый опыт, который она сразу почувствовала в нем, тоже имел значение.
Конечно, она многому научилась за этот год, и научилась главным образом сама. Она впитывала в себя все, что советовала ей Ольга, кроме того, она и вообще стала наблюдательна и подмечала теперь внешне незначительные, но по сути очень даже значимые детали того, как люди здесь, в Москве, вели себя друг с другом, как они одевались, разговаривали. А главное, она умела правильно распоряжаться результатами своих наблюдений и, не подражая увиденному, претворяла их в собственный стиль.
Мадина понимала, почему так легко далась ей та пресловутая стильность, которую многие так и не сумели в себе выработать за целую жизнь. Стильность эта была — свобода. Свобода быть самой собою. Не раскованность — она легко перешла бы в развязность. Не отсутствие комплексов — оно делало человека самоуверенным, и только. Для того чтобы иметь собственный стиль, нужна была вот именно внутренняя свобода, а у этой внутренней свободы должна была иметься прочная основа — самостоятельное мышление. Именно такое мышление наилучшим образом вырабатывается чтением, а в чтении у Мадины не было недостатка.
Кроме того, для такой внутренней свободы надо было обладать независимостью от расхожих мнений, а Мадина как раз и обладала этим качеством в полной мере. Ну могла ли она считать авторитетным мнение какого-нибудь телеведущего-однодневки, или звезды шоу-бизнеса, или модного художника, если с детства привыкла прислушиваться к мнениям Пушкина, Чехова, Толстого, которые разговаривали с нею с книжных страниц так, словно были ее прямыми собеседниками!
