Татьяна Алюшина - Просто о любви
— Вот о чем я и говорю, — не воодушевившись пламенным заявлением Степана, спокойно ответствовал Лев Гурьевич, — умеют люди сами себе жизнь изговнять! Я тебе, как мужик мужику, скажу: это мы друг перед другом все такие ерепенистые, орлы независимые, «баба есть баба, чуть лучше, чуть хуже», никто в сантименты не верит! А на самом деле все до одного хотят и мечтают встретить свою женщину, и чтоб любовь настоящая, и в постели, и в жизни каждый день, как праздник, да чтоб любила его до одури! Хотеть-то все хотят, только выпадает это ой как редко кому! И эту удачу надо холить и лелеять, оберегать! А ты со своим докторским аршином — как бы той помочь и эту не обидеть. Да ты свою Стасю тем уже обидел, что отодвинул! Мол, подожди, родная, у меня тут проблемы, я их решу, тогда и свидимся! Как жил бобылем, так и дальше продолжаешь жить, то есть никого, даже родную женщину, в свою жизнь не пускаешь! Переживания при себе держишь и строго охраняешь от вмешательства — не дай бог, кто на твою отстраненность посягнет! Вот подумай и ответь: как бы ты реагировал, если бы Станислава сказала, что у нее тяжело заболел бывший любовник, призвал ее на помощь и только на нее и надеется. И любил ее все это время, а теперь уверен, что она ему поможет и они снова будут вместе, вот только этой надеждой и жив. И Стася объяснила тебе, что пока вы встречаться не будете до полного выздоровления страдальца. Не может же она ему сообщить, что у нее есть другой любимый мужчина. Как бы ты отреагировал? Что делал?
— Да сейчас! — возмутился Больших. — Никаким мужикам я ее не отдам! И отпускать не собираюсь!
— Ну да, — усмехнулся Лев Гурьевич. — Зато ты успешно отдаешь ее в угоду бывшим любовницам. Вера и ее семья — посторонние тебе люди. Чу-жи-е! Ее вполне устраивали ваши отношения в том виде, в котором они происходили, — редкие встречи для секса. Будь иначе, она за это время либо послала тебя куда подальше, не желая мириться с той ролью, которую ты ей отвел, либо давно женила на себе, тем более имея рычаг в виде сына, который тебе так нравится.
— Я сам навязал ей такие отношения, не допускал сближения. Да и не хотел, — отстаивал Степан засевшие в мозгу, как гвоздь, обвинения в свой адрес.
— Да ладно, — отмахнулся от его заявления старшой. — То, что она не сказала тебе о болезни, лишний раз подтверждает, что относилась к тебе как к удобному любовнику, перед которым всегда надо выглядеть наилучшим образом. А ее наплевательское отношение к своему здоровью и боязнь докторов — это особый вид нашего национального спорта. Но когда грамотная женщина, отдающая себе отчет, что отвечает не только за свою жизнь, но и за ребенка и престарелую мать, доводит до такого состояния свое здоровье, это, прости, ограниченность ума. Еще одно подтверждение вашего жизненного несовпадения. Боишься докторов, предпочитаешь перетерпеть — да пожалуйста! — твой выбор, твое здоровье! В лес, в келью, в полное уединение, и болей себе, сколько душе угодно! Но то, что взрослая баба своей глупостью втягивает в решение своих проблем и разгребание их последствий всех окружающих: сына, мать, докторов, обязанных ее спасать, а заодно и любовника с его чрезмерным чувством долга, — это полная безответственность и эгоизм высшей марки! Теперь, конечно, всем ее жаль, все боятся неверным словом пукнуть в ее присутствии — Господь упаси! — а вдруг ухудшение! Она же такая несчастная! Ты вот что, Степан, помогай, чем можешь, но отстраненно, не за счет собственной жизни и счастья. А Станиславу не обижай недоверием, боясь разделить с ней трудности. Повезло свою любовь встретить, так ее оберегай в первую очередь, а посторонним людям предоставь самим разгребать все, что наворотили. И скажешь ты Вере, не скажешь, не имеет значения. Если не совсем уж дура, то сама поняла давно, что у тебя другая. Ты от нее ушел в тот момент, когда Стасю свою встретил, а что не успел сказать…
Заверещал сигнал тревоги, прерывая наставления многомудрого старшого, призывая спасателей заняться делом.
— Пошли, Сергеич, еще раз обессмертим свои имена спасением страждущих, — бодро предложил, поднимаясь с кресла, Лев Гурьевич.
Смена им выдалась еще та!
В Подмосковье произошла крупная автомобильная авария с огромным количеством битых машин, пострадавших и с элементами русского юмора, больше похожего на анекдот на злобу дня.
Огромную груженную под завязку фуру подрезал на повороте джип «нисан», хозяин которого был водителем из тех, для которого все правила дорожного движения сводились к одному девизу: «Расступись, грязь, говно плывет!»
Тяжеленную фуру от резкого торможения понесло и закрутило на скользкой дороге, «поймав» разворачивающимся по инерции поперек дороги прицепом две идущие сзади машины, снеся столб, фура скатилась в кювет и перевернулась.
Лихого распальцованного «хозяина» всех дорог на «нисане» настигло возмездие — столкновение лоб в лоб с «газелью», уворачивающейся от выскочившего на встречную жигуленка, который, в свою очередь, пытался уйти от несущегося борта прицепа.
Удар получился наисильнейший, хорошо хоть, в маршрутной «газели» не было пассажиров, но водитель погиб на месте.
И все могло обойтись без дальнейших столкновений, ограничиться уже случившимся, но фура перевозила стратегический груз — под самый потолок была набита коробками с водкой.
Ушлый до своей халявной выгоды российский народ, быстро унюхав и сообразив, что им здесь обломилось, побросав на обочине родные тачки, ломанулся растаскивать уцелевшие ящики и бутылки с водкой.
Подмосковная зимняя дорога — это вам не расчищенное до асфальта Садовое с бесконечными пробками — тормозить, если разогнался, категорически невозможно. Вариантов только два: разогнался — не тормози! А хочешь доехать — не разгоняйся вообще.
Ага, сейчас! Кто это у нас не разгоняется?
В машины, неосмотрительно оставленные на обочине хозяевами, первыми унюхавшими сладостный запах «шары» и ринувшимися за добром, со всей тщательностью, не сбавляя скорости, врезались машины, ехавшие сзади и не знавшие о «бесплатной» раздаче, создавая цепную реакцию длиной в километр в обоих направлениях от места аварии. Тем, кого не остановили впереди уже попавшие, представилась возможность встречи с кюветом и дорожными столбами.
К тому моменту, когда подъехало, пробравшись через месиво железа, ГАИ, содержимое фуры почти растащили, две машины горели, стоны неслись со всех сторон. Но помогать и спасать пострадавших никто не собирался, занятые гораздо более насущными делами — обогащением на чужом несчастье.
Милиции пригнали на аварию море, километровая пробка в обе стороны перекрыла возможность подъехать спецтранспорту. Чтобы пропустить «скорые», пришлось сталкивать в кювет и без того пострадавшие машины.
