Мария Воронова - Книжная девочка
Женя ощутила неприятный холодок в животе.
– Вы помните, как ее звали?
– Ее звали довольно нелепо: Муза Васильевна. Возможно, это странное имя наложило отпечаток на всю ее судьбу…
Вот и второй призрак Жениной квартиры обрел свое имя.
– Соседи говорили, что она потеряла всех своих близких, – продолжала Анна Спиридоновна. – Сначала мужа, потом племянницу, которую она очень любила. Девушка трагически погибла…
– Как это произошло? – быстро спросила Женя.
– Не знаю, – пожилая женщина покачала головой. – Говорили, что там была какая-то темная история, вроде бы связанная с мужем этой девушки… А ее мать, старшая сестра Музы, обвиняла в гибели дочери Музу. Но я не думаю, что Муза была виновна в чем-то серьезном. А потом старшая сестра умерла, начались разбирательства с родственниками из-за наследства… Больше я ничего не знаю, так, одни слухи… Да и вам, Женечка, зачем все эти дела давно минувших дней? Живите своей жизнью.
Уже третий человек советовал ей не лезть в прошлое! Сначала собственный муж, потом тетка из конторы кладбища, а теперь вот и Анна Спиридоновна…
– В квартире сохранились архивы, фотоальбомы, – сказала Женя. – Может быть, они кому-то нужны?
– Вряд ли. Были бы нужны, этот человек давно бы уже нашелся… Да где же Руслан? Так и пироги мои остынут.
В гостиную вошла Ольга и остановилась, смутившись при виде Жени. В глазах Анны Спиридоновны на мгновение появилась смертельная усталость, но когда она обратилась к больной невестке, голос был веселым, ласковым:
– Проходи, Олечка, посиди с нами. Скоро будем пить чай. Ты хочешь чаю?
– Хочу.
Раньше Женя не слышала Ольгиного голоса и удивилась тому, какой он тихий, совсем детский. Голос несчастного ребенка.
Она подавила тяжелый вздох. Анна Спиридоновна превратилась в сиделку при больной невестке, и в этом теперь вся ее жизнь. Руслан хоть на работу ходит, а его матери куда деваться?
Ольга сидела, бросая на Женю быстрые изучающие взгляды. На ее лице было написано ожидание, какое бывает только у детей.
Женя чувствовала себя неловко, не зная, как поддержать разговор.
К счастью, вскоре приехал Руслан. Он долго и шумно мыл руки в ванной, крича через открытую дверь, какой он негодяй, что опоздал к чаю.
– Зато я принес хорошие новости, – сообщил он, усаживаясь за стол. – Спасский пришел в сознание.
– Правда? – обрадовалась Женя.
За время своей короткой карьеры санитарки она успела оценить и доброту Андрея Петровича, и его сострадание к больным. Об инфаркте она узнала от Милы и сразу предложила деньги. Но Мила сказала: потом, пока все есть.
– Правда. И это замечательно. Андрей пережил клиническую смерть, и мы боялись, что начнутся необратимые изменения в коре.
– Ты забываешь, что не все присутствующие – доктора, – строго заметила Анна Спиридоновна, нарезая пироги.
Питавшаяся в последнее время кое-как, Женя разглядела, что один пирог с капустой, а второй с яблоками. От восхитительного запаха у нее закружилась голова.
– Конечно, Спасский пока очень слаб. Но операция уже назначена. Надеюсь, все будет нормально, – Волчеткин суеверно постучал по столу.
– У нас отличные кардиохирурги, – сказала Анна Спиридоновна. – Я читала, что по кардиохирургии у нас результаты примерно такие же, как в Германии.
Волчеткин засмеялся:
– Андрей Петрович – врач, на него законы статистики не действуют.
– Да и медицина не точная наука, – улыбнулась его мать.
– Это точно, простите за каламбур. В медицине достоверно и правдиво лишь одно: после oleum ricini[16] бывает жидкое кое-что, – продекламировал Руслан.
– Как не стыдно! – с шутливой угрозой прикрикнула Анна Спиридоновна.
– Женя работала у нас санитаркой, мама.
– Тогда другое дело. Женя, еще пирога?
– Спасибо! Необыкновенно вкусно.
Женя с аппетитом ела. Ольга, отпив чаю, черенком ложки обводила цветы на скатерти. Вроде она здесь, за столом, а вроде и нет ее. Жене стало неуютно, и она решила при первой же возможности уйти. Наверное, многие перестали ходить в дом после того, как Ольга заболела. Интересно, а как будет, когда вернется Костя? Станут ли они дружить домами? Мужчины должны понравиться друг другу, но сможет ли Костя забыть ее глупое признание, что она была влюблена в Руслана Романовича? Или она слишком много значения придает своей персоне? Ее мужу есть о чем думать и кроме ее детских влюбленностей.
– Какие у вас планы, Женя? – поинтересовалась Анна Спиридоновна. – Будете работать или посвятите себя дому?
– Мы пока не говорили об этом с мужем.
– А вы сами-то что думаете? – старшая Волчеткина коснулась ее руки. – Вот я, будь у меня возможность прожить заново, непременно стала бы домохозяйкой.
Ее сын фыркнул:
– Я был рожден для жизни мирной, для деревенской тишины. Это не про тебя, мама!
– Откуда ты знаешь? Просто у меня не было выбора. Точнее, был… – Анна Спиридоновна мечтательно улыбнулась и повернулась к Жене. – Нас с мужем после института распределили в Кировскую область, в участковую больницу. Места не сказать глухие, но такие… природные. Муж хирургом, я терапевтом. Хорошие были годы, трудные, но радостные. Признаться, Женя, в институте я средне училась, любовные дела занимали меня больше, чем наука, а вот работать врачом мне понравилось. Народ медиков уважал…
– Да неужели? – перебил Руслан, явно на что-то намекая.
– Конечно, уважал! – подтвердила Анна Спиридоновна. – Отдельные эпизоды не в счет.
– Знаете, Женя, однажды благодарный народ запер моего будущего отца в больничке с целью убийства.
– Какой ужас!
– Вы учтите, Женя, времена были совсем другие, – вступила пожилая женщина. – Середина шестидесятых, врач был не жалким прислужником страховых компаний, а большим человеком. И спрос с него был соответственный. Так вот, однажды мой муж оперировал старушку с перитонитом, а она взяла и померла. Родственники у нее были серьезные мужики, и пьяные вдобавок, взяли ружья, там в каждом доме по двустволке было, и пошли врача убивать. Муж заперся, а те ждут, осаду не снимают. Что делать? Взял он бабкины кишки, те, что отрезал, выскочил на крыльцо, сунул мужикам под нос и заорал: «Разве с такими живут?» Пока мужики очухивались, он убежал.
Анна Спиридоновна и Руслан засмеялись, а Женя чуть не подавилась пирогом.
– Простите, Женечка, запейте скорее! – захлопотала Волчеткина. – Все же врачебный юмор – для внутреннего пользования. Это просто иллюстрация, какая у нас была жизнь интересная. Рисковая, бодрая! Ух! Когда мы вернулись в Ленинград, я первое время очень по ней скучала. А потом понеслось. Кафедра, одна диссертация, другая… Ребенок с няней, она же – домработница. Муж привык, что мы с ним плечом к плечу, два врача, и никогда не требовал от меня семейного уюта. Иногда я жалею об этом.
