Мария Воронова - Клиника любви
— Ты думаешь, не обойдется?
— А сам-то ты как думаешь?
— Ну… Ян, только умоляю, без лишнего шума. Конечно, если я лапти откину, без уголовного дела не обойдется, но если выживу, так лучше бы милицию не впутывать. Мужик же не виноват, что на него психоз накатил. Это меня по идее судить надо, что я не сумел вовремя распознать белую горячку.
— Успокойся. Шума мы поднимать не будем, и ты не умрешь. Ты с профессором имеешь дело, а не с дояркой из колхоза. Да и анестезиолог у нас с тобой самый лучший… Да, Санечка? Сейчас, она только в руки себя возьмет.
Колдунов сильно дернул ее за ухо, но она продолжала стоять возле каталки, бессмысленно глядя на лицо Миллера, в котором не оставалось ни кровинки.
— Да твою мать! — заорал на нее Колдунов. — Приди же в себя! Звони в операционную, говори, что мы едем!.. Работаем, работаем!
Саня очнулась и бросилась к телефону.
Она позвонила в операционную и распорядилась готовиться к экстренной лапаротомии. Потом набрала службу крови: Миллеру могло потребоваться переливание. Теперь нужно было срочно раздобыть Колдунову рабочий костюм.
Нормальной хирургической робы не нашлось, и медсестры, похихикивая, обрядили его в женскую больничную рубашку. «Посмотри, на какие жертвы иду ради тебя!» — сказал он Миллеру, переодеваясь прямо в коридоре.
Колдунов с Чесноковым отстранили медсестер и сами повезли каталку в операционную. В хлопчатобумажной рубашке, испещренной надписями «Минздрав» и едва достающей до колен, Колдунов являл собой весьма дикое зрелище.
— Вам, наверное, нужен ассистент? — спросил Чесноков, когда они вдвоем переложили Миллера с каталки на операционный стол.
Услышав это, пациент заволновался.
— Уйдите, Чесноков! — трагически прошептал он. — Мало того, что вы ничего не смыслите в медицине, так вы еще одержимы жаждой мести за то, что я не подписал вам аттестацию! Умоляю, уйдите!
— Что же, мне одному работать? — обиделся Колдунов. — Да нормальный он мужик, Дима…
Раненый демонстративно закатил глаза.
Саня проверяла наркозный аппарат, готовясь к интубации трахеи.
— Вообще-то, — сказал Миллер, внимательно наблюдая за действиями окружающих, — вы, Чесноков, спасли мне жизнь. Если бы вы не скрутили этого несчастного, он бы меня добил. Так что давайте, несите скорее свой лист. Подпишу, пока жив.
Чесноков захохотал:
— Некогда подниматься за ним. Если что, у меня свидетели есть, что вы, Дмитрий Дмитриевич, меня аттестовали.
— Все, шутки в сторону! — Колдунов последний раз проверил, как Миллер лежит на столе и удобно ли это положение для предстоящей операции, крикнул операционной сестре, чтобы шла мыться, и сам отправился за ней.
Саня приказала анестезистке вводить снотворное, взяла голову Миллера в ладони и держала так, пока он не уснул.
«Я так много могла бы сказать тебе… Сказать, что ты мне близок, что ты родной человек для меня. Бог предназначил мне в мужья другого, но о тебе я всегда буду думать с любовью и благодарностью. Я буду молиться о том, чтобы ты был счастлив. И я не дам тебе умереть сейчас. Мои руки должны передать то, что я могла бы сказать тебе. Все будет хорошо, Дима».
Если бы сейчас на операционном столе лежал другой человек, она, наверное, радовалась бы, что снова работает вместе с Колдуновым, доктором, всегда служившим для нее эталоном хирургического мастерства. Но во-первых, она очень волновалась за Миллера, а во-вторых, понимала, что Колдунов, несмотря на внешнее спокойствие, волнуется и растерян не меньше ее самой.
— Ревизия, — сказал Колдунов, — в животе около литра крови со сгустками. — Он отдал нужные команды ассистенту и операционной сестре. — Так, Саня, селезенка целая. Ранение левой доли печени. Ну, с этим мы справимся…
У нее немного отлегло от сердца. Несмотря на достаточно стабильное состояние Миллера, на операции могли обнаружиться повреждения, несовместимые с жизнью. А ранение печени — штука, конечно, опасная, но вполне поправимая. Тем более что у Колдунова опыт лечения этих ранений ого-го какой! И не ножевых, а огнестрельных, что, как известно, намного опаснее.
— Как же ему повезло! — воскликнула она.
Колдунов хмыкнул:
— Ну, я бы с этим поспорил… Не думаю, что пойти в палату с обходом и напороться на нож — такое уж везение.
— Я имею в виду: повезло, что ты оказался здесь. Где бы мы сейчас искали общего хирурга? Из наших докторов только один Криворучко когда-то оперировал животы, а остальные все узкие специалисты по мозгам.
— Да разобрались бы как-нибудь. Сестренка, прости, не успел познакомиться с тобой, готовь нам зашивать брюшную полость.
— Уже все? — изумилась Саня, которая старалась не заглядывать в рану.
— А то! Мастерство не пропьешь. Правда, Чесноков?
Тот радостно закивал.
— Молодец, хорошо работаешь, — похвалил его Колдунов, — ориентируешься в обстановке, чувствуешь хирурга… Если тебя тут зажимают, приходи ко мне, уж я-то из тебя человека сделаю.
— Он не хочет, чтобы из него делали человека, — встряла Саня. От радости, что жизнь Миллера вроде бы уже вне опасности, она стала вдруг очень разговорчивой. — Он хочет краской торговать.
— На его месте я поступил бы так же, если бы Бог вложил мне в голову немного побольше мозгов, — сказал Колдунов. — Сейчас-то я понимаю, какого дурака свалял, решив стать хирургом. Саня, начинаю кожу зашивать, так что ты потихоньку убавляй свои препараты. Кровь, думаю, переливать не будем?
— Посмотрим. Через час проверим гемоглобин, и если он будет не слишком плохим, обойдемся коллоидными растворами. Сам знаешь, в наше время переливать кровь — это все равно, что играть в русскую рулетку. Того и гляди, СПИД какой-нибудь подцепишь.
В реанимации для Миллера была уже готова самая лучшая койка, вокруг которой в боевом порядке выстроились все дежурные врачи и медсестры. Пациент, которого Саня привезла из операционной в полном сознании, усмехнулся и сказал:
— Что, приятно видеть ненавистного профессора поверженным?
— Это он бредит. Наркоз не отошел, — попыталась Саня сгладить неловкость.
— Все на рабочие места! — прикрикнул на собравшихся Колдунов. — Медом здесь не намазано, и глазеть нечего!
После того как Миллера положили на койку, Колдунов внимательно осмотрел повязки, сам проверил пульс и давление. Остался доволен и фамильярно ущипнул пациента за щеку.
— Вот и все, а ты боялась…
Саня знала, что эту пошлую шутку Колдунов отпускает только в тех случаях, когда уверен в благоприятном исходе операции.
— А что у меня было?
