Диана Джонсон - Брак
Когда Делия рассказала Габриелю о том, что произошло с ней, она упомянула и про визит агентов ФБР, двух Фрэнков, напоминающих персонажей комедии. Похоже, это его взволновало.
– Я знал, что надо держаться подальше от отеля, – пробормотал он.
– Но почему?
– Черт, ведь я же старался не попасться именно агентам ФБР!
– Но с какой стати?
Он помедлил.
– Думаю, они решили, что я не тот, за кого себя выдаю. А я не желаю, чтобы меня расспрашивали, что бы там они ни думали обо мне. Я же видел, что стало с тем человеком на Блошином рынке.
– Его убил месье Савар, – сообщила Анна-Софи. – Сейчас он в тюрьме, ждет суда. Как это ужасно… И никто не знает, почему он совершил убийство.
– Да, конечно, – хмуро отозвался Габриель.
Тим решил как можно скорее обсудить все это с Сисом и разобраться что к чему. Особенно его заинтересовал конец разговора.
– Знаете, мы можем приютить вас, пока все не уладится, – предложила Клара. – Здесь с избытком хватит места.
– Делия задержится здесь еще на пару недель – она помогает мне в работе над сценарием, – добавил Крей, вглядываясь в лицо Габриеля.
– Делия? – переспросил Габриель, будто удивляясь неожиданному литературному таланту спутницы. – Отлично! – И словно вдруг о чем-то вспомнив, спросил: – А агенты ФБР знают, где сейчас Делия?
– Нет, – покачала головой Клара, – конечно, если Тим не оставил наш адрес в отеле.
– У платья узкие рукава, а тут это несчастье с моей рукой… Какой ужас! – вдруг сказала Анна-Софи, глядя на толстую повязку. Как это часто бывало, когда она заговаривала о свадьбе, до Тима не сразу дошел смысл ее слов. Ах да, свадебное платье!
Озабоченный самочувствием Анны-Софи, Тим увез ее домой вскоре после ленча. Габриель признался, что не прочь принять душ. Крей многозначительно посмотрел на Тима. Что означал этот взгляд? «Позвоните мне»? «Поговорим потом»? Толстые стекла очков и тусклый свет угасающего дня мешали разглядеть выражение его лица. Вероятно, Крей сам позвонит в Интерпол или в ФБР. А Тим, разумеется, собрался звонить Сису.
Оставшись наедине с Тимом, Анна-Софи сказала:
– Зачем мы вообще купили эту квартиру, если она тебе ненавистна? Жизнь в ней станет проклятием.
Глава 33
ТЕНЬ АЛТАРЯ
Супруги Крей уже бросили вызов французским законам, касающимся охоты и охраны памятников старины, а теперь приютили у себя беглеца-американца. По крайней мере так они считали, хотя и не знали, власти какой страны охотятся за Габриелем и по какой причине. Французские полицейские отпустили его сразу же, как только расспросили об убийстве на Блошином рынке. В сущности, его отпустили дважды, поскольку не взяли под стражу сразу же после убийства месье Будерба. Сис считал, что нет причин полагать, будто Габриель замешан в краже манускрипта. От Габриеля исходил не едкий запах охваченного паникой беглеца, а безмятежный и домашний аромат мыла и одеколона. Видимо, он воспользовался одеколоном Крея.
Дело зашло в странный тупик. Проверить, не был ли Габриель тем неизвестным, который предлагал Крею манускрипт, было невозможно. Об этом оставалось лишь догадываться, ибо кто еще, кроме продавца манускрипта, мог знать номер телефона, записанного на имя Клары? Крей не стал показывать Габриелю свою коллекцию старинных манускриптов. И он ни разу не упомянул о том, что хотел бы продать еще один. Он упрямо твердил, что собирался осмотреть книги, хранившиеся в магазине несчастного, найденного с перерезанным горлом. Крей заставил его несколько раз повторить эту историю, но Габриель ни разу не запутался в подробностях.
Тем временем Тим пытался выяснить, что случилось с панелями и другими предметами убранства замка. Для этого потребовалось только просмотреть архивные документы у Друо. Панели из салона и столовой были проданы неизвестному незадолго до того, как в замок вселились супруги Крей, – значит, доказать, что они не причастны к продаже этих вещей, будет довольно просто. Чтобы установить личность покупателя, необходимо было привести в действие некие тайные рычаги, но Тим не сомневался, что справится и с этой задачей. Почти целые дни он проводил у Друо, где расспрашивал торговцев и другой персонал, который мог бы запомнить подробности этой сделки и человека, купившего панели. Каждый день Тим отчитывался о проделанной работе.
Тим не знал точно, что тяготит Анну-Софи – то ли начало супружеской жизни, то ли предстоящая свадьба: две вещи, отличающиеся друг от друга, как страсть к театру – от боязни публики. А может, у нее просто болела рука. С каждым днем Анна-Софи становилась все вспыльчивее, раздражалась по пустякам и не упускала случая побрюзжать.
«Тебя свадьба абсолютно не интересует, ради нее ты и пальцем о палец не ударил!» Или: «Ну конечно, теперь я должна еще и писать благодарственные письма! Не знаю, откуда взялся этот обычай. Все дела ложатся на женские плечи!»
Тим протестовал:
– Но ведь почти все эти вещи предназначены для тебя – посуда и все прочее…
– С какой это стати посуда предназначена для меня? Ты что, не собираешься ею пользоваться? – И в конце концов она вспоминала про его национальность: – Или у мужчин-американцев не принято проявлять интерес к посуде?
– Ты превращаешься в феминистку, – пришлось заявить Тиму, чтобы поддразнить ее: он слышал, что почему-то именно эти слова француженки воспринимают как вопиющее оскорбление.
Анна-Софи сердито заявила:
– Никакая я не феминистка! Или ты хочешь сказать, что я не умею заниматься любовью? Тебе уже расхотелось жениться, ты раскаиваешься! Ну что ж, может, и я тоже! – И тут она, испугавшись собственных слов, поцеловала его с пленительной, ангельской улыбкой.
В этих ссорах ему постепенно приоткрывалась сложность ее натуры, которую она обычно прятала. Опыт общения с американками у Тима был ограничен, но в этом отношении Анна-Софи представляла полную противоположность им: американки неизменно стремились рассказать о своей натуре, тайных опасениях, былых бедах. Может, и Анну-Софи тоже подмывает завести такой разговор? Значит, и у нее есть тайные опасения и былые беды?
Анна-Софи усердно читала «Новобрачную» – журнал для невест, который Тим однажды полистал и выяснил, что в нем полным-полно статей, начинающихся словами: «Самый прекрасный день вашей жизни…» или «Давайте опять помечтаем о волшебном дне, который вам никогда не забыть…» Заметив журнал в руках Тима, Анна-Софи улыбнулась, по его мнению, чуть стесняясь своего энтузиазма, поскольку Эстелла цинично высмеяла бы бесхитростную радость, заявив, что пышные свадьбы – вздор, что впечатления от них вскоре исчезнут из памяти и останутся счета, полуголодные дети и так далее и тому подобное. Свадьба – просто вечеринка, она ничего не значит и вовсе не подразумевает счастье в будущем. Еще не известно, как сложится их жизнь. Это не что иное, как уступка общественному мнению – публичные клятвы и краткий миг торжества для тех, кто вскоре займет свое место в ряду туповатых производителей и рабов заработной платы.
