Элизабет Бушан - Месть женщины среднего возраста
– Роуз, Роуз, – вот и все, что он произнес; ему не терпелось двинуться дальше.
Я взяла его за руку, посмотрела вниз – и закричала.
Забитая мусором, образующая запруды у берега, вода в этом месте замедляла течение и кружилась водоворотом. На поверхности одной из таких запруд плавала человеческая рука с одеревеневшими, распухшими пальцами.
Я показала на нее. Хэл перевел меня через мост и вместе с проводником спустился к воде. Проводник взял палку и с силой ткнул ее в воду. Раздалось шипение, взрыв пузырьков и газа, и труп всплыл на поверхность.
Лицо разложилось, оно было полусъедено и выглядело ужасно.
Вместе они привязали веревку к ноге трупа и укрепили ее на каком-то корне.
– Мы вернемся в лагерь и позовем на помощь, – сказал Хэл и пометил наше местоположение на карте. «Труп обнаружен здесь, – написал он. – Время: 14.15».
На следующий день мы вернулись в базовый лагерь, и Хэл послал радиограмму в полицейский участок Кецеля.
Находка ни для кого не была загадкой. Шесть недель назад пропал один из смотрителей лесозаготовительной компании, европеец. Видимо, он не выплатил зарплату кое-кому из местных. Они отомстили привычным для них способом.
После того случая у меня начались кошмары – мне снилось лицо мертвеца, его озлобленные глаза; снилось, что на меня охотятся в странном, опасном лесу… Я снова и снова видела сон, в котором мы с Иантой наблюдаем за людьми, выносящими мебель из коттеджа «Медларз».
У меня слипались глаза, я впала в апатию и страшилась наступления ночи, а потом ворочалась и металась в гамаке, слушая шуршание насекомых на пальмовой крыше.
Пока Сэм выздоравливал, мы с ним собрали головоломку с Марафонской битвой (из тысячи кусочков) и обнаружили, что последних двух деталей не хватает.
– Мам, я не поправлюсь, пока мы их не отыщем. – Сэм слабо улыбнулся.
Я поверила ему и обыскала дом сверху донизу: Ианта клялась, что когда она принесла головоломку, та была полной.
И я нашла пропавшие детали. Если бы я сразу собралась с мыслями, то поняла бы, где прежде всего нужно было искать – нагрудные доспехи юноши, который собирался бежать с поля боя, чтобы войти в легенду, лежали под подушкой Сэма. Там же я нашла кусочек с оливковым деревом, которое росло на заднем плане.
Держа поднос на коленях, Сэм сел на кровати и торжественно положил две последние детали на место.
– Жаль, что ты не можешь остаться дома, – сказал он.
Глава 19
«Я не хочу, чтобы все так вышло».
Так я говорила и верила, с непоколебимой убежденностью и невежеством, хотя мне был уже двадцать один год. Но все было зря; я столкнулась с чем-то более сильным, чем мое желание. Меня победила биология.
В дебрях тропического леса я наконец решилась. Доведенная гормонами, страхом и любовью почти до сумасшествия, после ужина у костра я приперла Хэла к стенке.
– Я беременна.
Он закрыл глаза.
– Так я и знал. Что ты собираешься делать?
– Оставить ребенка. Это не обсуждается. Это наш ребенок. – Я ощутила трепет волнения и нежности. – Наш ребенок, Хэл.
– Нет, – бесстрастно проговорил он. – В мои планы это не входит. Я не хочу детей.
Было темно, и я не могла разглядеть его лица. Но я знала, что его голубые глаза загорелись знакомым упрямым безжалостным огнем, в то время как в моих, наверное, отразились растерянность и гнев… да, гнев.
– Но мы не можем это игнорировать. Это не перерасход на счету и не головная боль.
– Я не просил ребенка.
– Ты ведешь себя возмутительно.
– Разумеется. Если честность тебя возмущает, то да.
– Но это случилось! – Я протянула к Хэлу руку, но он отпрянул. Рука упала.
– Мы планировали работать и путешествовать.
– Знаю. И я тоже хотела этого, но иногда планы меняются. Мы должны построить другие планы.
Он долго и пристально смотрел на меня сквозь сумерки, и мне казалось, что его взгляд говорит: прошло столько времени, а мы до сих пор совершенно друг друга не понимаем.
– Но я не хочу менять свои планы, Роуз.
Я чувствовала, как Хэл меня отвергает; вкус отторжения был у меня на языке. В голове проносились обрывки прошлых разговоров: беспечное упоминание «натуры вечного странника» и его утверждение, что «лучшая жизнь, единственно возможная жизнь, лишена оков». Эти слова всегда убеждали меня в том, какое у Хэла интригующее восприятие жизни; как он не похож на других.
Постепенно я стала осознавать, какие меня жду сложности.
– Хэл, я предвидела, что ты будешь в ужасе, что рассердишься, но думала, что в конце концов ты скажешь: «Это не то, чего я хотел, но мы справимся».
Это его уязвило; он сел на корточки рядом со мной.
– Я когда-нибудь тебе лгал? Я тебе что-нибудь обещал? – Он покачал головой. – Я не могу… я точно знаю, что не могу. Я из другого теста… мне нужно… Нет, я хочу продолжать работать, как и планировал. Жизнь коротка, и я хочу быть свободным, чтобы уделять ей все силы. Но мне очень жаль, Роуз, что так получилось.
Я посмотрела на него в упор.
– Мы несем ответственность за ребенка. У него никого больше нет.
– Только если я соглашусь взять эту ответственность на себя.
Перспектива остаться в одиночестве с ребенком на руках заставила меня запаниковать, и я услышала лепет невежественной, отчаявшейся незнакомки. Я спорила, что ребенок не изменит нашу жизнь; слова лились из меня потоком. Нам не надо ничего менять. Детей подвязывают на грудь и таскают с собой; оставляют в камерах хранения; оставляют на попечение другим людям. При желании рождение ребенка пройдет почти незаметно и никак не помешает нашей жизни.
Он молча слушал. И наконец пошевелился.
– Даже я лучше разбираюсь в воспитании детей.
Я опустила голову.
– Хорошо, больше мы об этом разговаривать не будем. Я сама обо всем позабочусь.
Очевидно, этому разговору предстояло продолжиться, но пока я больше не могла говорить. К тому же мне надо было подумать.
Хэл поднялся: ему нужно было проверить костер и что-то обсудить с проводником. Я осталась на месте. Вечер стоял душный, но внутри у меня было холодно.
Мы молча разошлись по гамакам. В ту ночь я слышала, как Хэл переворачивается и что-то бормочет во сне – тогда и во все следующие ночи, когда я лежала без сна и раздумывала о проблеме, с которой столкнулась лицом к лицу.
Мы держались вежливо и обходительно, почти как незнакомые люди. Мне стало лучше, меньше тошнило, и я сопровождала Хэла в запланированных поездках. Физически мы никогда не были ближе, но это была близость двух людей, которые предпочли находиться по разные стороны изгороди.
В понедельник, на третьей неделе, я очнулась от неспокойного сна и ощутила сильный спазм в пояснице. Я приняла аспирин и побрела к гамаку. В ту ночь, в отчаянии, я выпросила стакан бренди из бутылки, которая хранилась в аптечке в медицинских целях. Хэл пристально посмотрел на меня, но ни о чем расспрашивать не стал. Он лишь произнес:
