Дженнифер Уайнер - Чужая роль
— Авария, — повторила Элла, словно Льюис допытывался о подробностях, потому что этого слова было вполне достаточно. И не стоило упоминать о письме, которое пришло сразу после похорон. Письмо было послано из Хартфорда в день гибели Кэролайн. Всего две строчки, написанные огромными, шатающимися буквами на разлинованном, вырванном из школьной тетрадки листке:
«Я больше не могу. Позаботься о моих девочках».
— А внучки?
Элла прижала пальцы к глазам.
— Я их не знаю.
Теплая ладонь Льюиса погладила ее спину.
— Мы больше не будем говорить об этом, — прошептал он.
О, да ведь он ничего не знал, а она не могла объяснить. Да разве он способен понять предсмертное желание Кэролайн и как с годами все легче и легче становилось уклоняться… избегать… бездействовать…
Кэролайн сказала «оставь меня в покое», и Элла оставила ее в покое, Майкл Феллер сказал «без вас нам будет лучше», и Элла позволила отцу ее внучек оттолкнуть ее, чувствуя привычную грусть, смешанную с привычным, тайным, позорным облегчением. И больше она ничего не знала о собственных внучках. Что ж, поделом ей!
27
Роуз просыпалась в понедельник, потом во вторник, потом в среду и в четверг с одной мыслью: именно сегодня она примет душ, почистит зубы, выгуляет собаку, вернется, натянет колготки и костюм, вытащит из шкафа портфель и отправится на работу, как все нормальные люди.
Каждое утро Роуз открывала глаза, полная энергии и добрых намерений. Она не уставала повторять себе, что один и тот же китайский иероглиф означает и «кризис», и «благоприятную возможность». Добиралась с собакой до Риттснхаус-сквер, смотрела на юг, где олицетворением пятидесятидвухэтажного упрека поднималась сверкающая башня из стекла и бетона, резиденция «Льюис, Доммел и Феник», — и сердце сжималось. Вернее, не только сердце — все внутренние органы, включая почки, печень и что еще там было в животе. Все ее существо, казалось, кричало: «Нет! Не могу! Только не сегодня!»
После чего она возвращалась домой, звонила секретарше Лайзе и объясняла, что все еще больна.
— Думаю, это грипп, — заявила она в понедельник.
— Нет проб, — заверила Лайза, никогда не тратившая на Роуз целого слова, если хватало и части. Но к концу недели она уже потеряла значительную долю терпения и удостоила помощника адвоката целой фразой: — Надеюсь, вы придете в понедельник. Так ведь?
— Так, — заверила Роуз, стараясь говорить спокойно, деловито и уверенно. — Разумеется. Конечно.
Потом плюхнулась на диван и стала смотреть «Свадебную историю». За последнюю неделю она просто помешалась на этом шоу. Программа длилась всего полчаса и была выстроена так же тщательно, как сонет или теорема. Часть первая: знакомство с женихом и невестой (вчера невестой была Ферн, продавец в аптеке, а женихом — Дейв, на двадцать лет ее старше, заросший бородой до самых глаз дальнобойщик). Часть вторая: как они встретились. («Я вошел в аптеку, — рассказал Дейв, — а она стояла за прилавком. В жизни не видел такой хорошенькой девушки».)
Часть третья: свадебные планы (венчание в «Рэдиссон»; ужин с танцами; двое сыновей Дейва от предыдущих браков выступали в роли шаферов). Часть последняя: великий день. (Ферн в свадебном наряде, — видение в облаке цвета слоновой кости. Дейв заплакал. И Роуз тоже.)
Все это время глаза у нее были на мокром месте. Она поедала пончики и проливала слезы над каждым женихом, каждой невестой, каждым платьем, каждой матерью и свекровью, каждым первым поцелуем и первым танцем. Рыдала над некрасивыми социальными сотрудницами из Алабамы, школьными учителями из Нью-Джерси, продавцами видеотехники из Сан-Хосе, девушками с плохой кожей, уродливыми прическами и неправильной речью. «Подумать только, все остальные могут добиться этого, — думала Роуз, когда мопс, забравшись к ней на колени, усердно слизывал ее слезы. — Все, кто угодно, только не я».
В субботу утром зазвонил телефон. Роуз не стала брать трубку. Она пристегнула купленный наконец поводок, вывела собаку и только на улице заметила, что не переобула тапочки. Пушистые домашние тапочки с кроличьими ушками. Ну и пусть!
Какой-то бродяга окинул ее одобрительным взглядом.
— Хорошо смотришься, беби! — крикнул он вслед. Что ж, приятно слышать. По крайней мере хоть кто-то ее оценил.
— Корма тяжеловата, но в целом неплоха! — продолжал бомж.
Комплимент довольно сомнительный, но ей плевать!
Двадцать минут она прогуляла с мопсом, позволяя ему обнюхивать кусты, гидранты, счетчики на парковках и собачьи задницы, а когда вернулась домой, телефон по-прежнему разрывался. Звонки не прекращались, пока она свинцовой глыбой стояла под душем и струи горячей воды обрушивались ей на голову. Неплохо бы вымыть голову, но у нее совершенно не было сил…
Телефон наконец победил. В пять часов вечера Роуз сняла трубку.
— Что? — буркнула она.
— Где тебя черти носили? — завопила Эми. — Я оставила четырнадцать сообщений на автоответчике! Послала шесть писем по электронной почте! Вчера заезжала к тебе домой…
Голос сорвался, и Эми судорожно закашлялась. Роуз смутно припомнила, как кто-то стучал в дверь и как она спрятала голову под подушку и лежала так, пока стук не смолк.
— Секретарша твердит, что ты больна, а моя подруга Карен видела, как ты слонялась по Риттенхаус-сквер в пижаме и шлепанцах.
— Я не слонялась. И не в пижаме, — сухо возразила Роуз, намеренно игнорируя упоминание шлепанцев. — В спортивном костюме.
— Не важно. Что происходит? Ты на самом деле больна?
Роуз с тоской взглянула на телевизор, но тут же заставила себя отвести глаза.
— Мне нужно с тобой поговорить, — промямлила она.
— Встречаемся в «Ла Сигаль» через четверть часа… нет, через полчаса, — решила Эми. — Только постарайся одеться прилично. Вряд ли тебя пропустят в пижаме.
— Да не гуляла я в пижаме, — повторила Роуз, но Эми уже повесила трубку.
Роуз поднялась и пошла искать туфли.
— Ладно, — сказала Эми, уже успевшая заказать кофе и пару овсяных лепешек размером с бейсбольные рукавицы, — что он натворил?
— Кто? — не поняла Роуз.
— Джим, — нетерпеливо отмахнулась Эми. — Мне сразу стало ясно, что во всем виноват этот подонок. Говори, что он сделал, и давай придумаем, как ему отомстить.
Роуз едва заметно улыбнулась. За долгие годы близкого общения с десятками сменявших друг друга бойфрендов Эми отшлифовала философию разрывов и отлично знала, как вести себя в подобных случаях. Стадия номер один: скорбеть следует не больше месяца (две недели, если отношения не дошли до секса). Стадия номер два: если вас бросили или обманули, позвольте себе один-единственный скандальный акт мести (ее последний бойфренд, закоренелый вегетарианец, вне всякого сомнения, пережил сильнейший шок, узнав, что стал членом Клуба едоков мяса). Стадия номер три: забудь. Ни сожалений, ни нытья, ни полуночных заездов в гости к бывшему дружку, ни звонков в пьяном виде. Вперед, к новому приключению!
