Джулия Ортолон - Слишком идеально
Наверно, не успел.
Господи! Ну кому это было нужно?
Она так сильно дрожала, что с трудом держалась на ногах. Гай все еще во дворе. Что он делает? Только тут она заметила, что он закрыл ей лицо ее же ночнушкой. Эйми натянула ее и принялась думать, что делать дальше. Может, выйти во двор, посмотреть, как там Гай?
Нет, он ведь очень переживал, что ее лицо попадет в кадр. Если она сейчас выйдет из комнаты, то все его труды пойдут прахом. Эйми расхаживала по комнате, кусала ногти и ждала.
Тут ее осенило: свет! Гай не войдет к ней, пока горит свет. Она выключила лампу и снова принялась расхаживать по комнате.
Наконец скрипнула дверь, ведущая на балкон, и в комнату скользнул темный силуэт. Эйми испугалась: а вдруг это неон?
— Гай?
— Это я. Не бойся.
— Ах, слава Богу! — Она бросилась к нему и ощупала его тело, чтобы убедиться, не ранен ли он. Он уже успел одеться. — Кто это был? Ты знаешь?
— Чертовы папарацци! Похоже, он был один. Я не смог его поймать.
— Что? — Эйми удивленно отпрянула от него. — Зачем папарацци нас фотографировать?
На минуту воцарилась тишина. Затем он тяжело вздохнул.
— Эйми, зажги свет.
Она застыла.
— Я бы отдал все на свете, чтобы этого не делать, — произнес он. — Но у меня только что отняли выбор. Уже через несколько дней эти фотографии появятся в таблоидах. Как только ты их увидишь, то сразу же поймешь… кто я такой. Что? В таблоидах появятся фотографии, на которых она обнажена? В таблоидах напечатают фотографии ее толстого голого тела на коленях у мужчины?
Уже потом до нее дошли остальные слова Гая. Он сказал зажечь свет, чтобы она могла его увидеть. Эйми несколько недель умоляла его об этом, но теперь ей стало страшно. Она вся тряслась, когда, обогнув кровать, подошла к тумбочке, на которой стояла лампа, и нажала выключатель. Теперь она видела Гая через москитную сетку, у двери стоял человек в черной рубашке с коротким рукавом и черных шортах. У него были короткие темные волосы. Но это она уже и так знала. Она обогнула постель, не сводя с Heго глаз, Затем набрала в легкие побольше воздуха и шагнула вперед. Теперь она его разглядела.
Ошеломленному мозгу Эйми потребовалось время, чтобы осознать, что она увидела. Он стоял и смотрел на нее. Лицо его было лишено всякого выражения. Он не был страшным.
И уродом он тоже не был.
Он был красив. До того красив, что дыхание захватывало.
Он был…
— Байрон Паркс, — прошептала Эйми, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног.
Он ответил почему-то голосом Ланса, с французским акцентом:
— Боюсь, все еще хуже.
Она охнула и прикрыла рот ладонью.
— Ланс?
— Да. — Он вскинул брови, словно бы хотел извиниться.
— О Боже! — Эйми отступила на шаг. В голове у нее все смешалось. — Ты и есть Гай?
— Никакого Гая нет, — ответил он голосом Гая. Потом упер руки в бока и уставился в пол. — И Ланса тоже нет. Есть только… я.
— О Господи!
Она уставилась на него. Без парика и бородки он был еще красивее. Бороду он, должно быть, наклеивал. И как она не заметила? Теперь было понятно, откуда у него такие темные ресницы и брови. Это знаменитое лицо с безупречными скулами, идеальной кожей и ярко-синими глазами… Его губы были достойны того, чтобы их увековечили в камне. А эта точеная челюсть с ямочкой на подбородке!
Она спала с Байроном Парксом, который назначал свидания самым красивым женщинам мира.
Папарацци сфотографировали толстую Эйми Бейкер из Богом забытого городка в штате Техас вместе с Байроном Парксом, международным плейбоем и самым сексуальным миллиардером в мире.
— О Боже!
— Теперь понимаешь, почему я не хотел, чтобы ты меня видела?
— Понимаю? Ничего я не понимаю!
— Ты считала меня страшным чудовищем, которое из-за своего уродства скрывается от мира. А я оказался всего лишь Байроном Парксом, у которого к тому же какой-то измученный вид. И прячусь я не от мира, а от таких вот, как недавний типчик. — При этих словах он указал во двор.
— Почему ты мне не сказал? Как ты мог спать со мной, зная, что я думаю? Зачем ты мне лгал?
Он бросил на нее умоляющий взор:
— Я пытался тебе намекнуть.
— Ах, этот таблоид! — вспомнила она. — Вот, значит, почему ты его купил.
— Да. Ты честно сказала все, что обо мне думаешь, и я тебя не виню. Я действительно такой.
— А я уже и не помню, что я сказала. — Эйми потерла виски.
— Зато я помню. Ты назвала меня бесчувственным, расточительным, неглубоким, каким-то измученным и сказала, что ни за какие деньги не согласилась бы со мной встречаться. Вот почему я хотел отправить тебя домой. Но ты отказалась уехать.
Эйми помнила тот день и дни, что за ним последовали. Она так старалась вытащить Гая на свет Божий, убедить его, что внешность не имеет значения, — оказывается, все это время она разговаривала с физически совершенным Байроном Парксом!
— Как ты, наверно, надо мной смеялся!
— Я не смеялся! — возразил он, шагнув к ней. — Что ты! Она отшатнулась от него.
— Сама виновата. — Она тряслась от истерического хохота, зажав рот рукой. — Теперь все понятно. Мужчины готовы спать со всем, что шевелится. Даже толстая домработница сгодится, лишь бы она была покладистой.
— Нет! — При ее словах Байрон пришел в ужас и снова шагнул к ней. — Нет, это не…
— Не прикасайся ко мне! — Она отпрянула. Глаза Эйми застилали слезы унижения.
— Господи, как у тебя легко получилось меня провести!
— Поверь, мне было совсем не легко тебя провести.
— А ты еще гримировался под Ланса, изображал французский акцент! Все дни проводил со мной, притворялся другом, и я тебе верила. И все это время ты знал, что это с тобой я сплю каждую ночь. Ты прекрасно это знал, а я даже не догадывалась, что разговариваю с тем мужчиной, с которым я сплю! А ты, наверно, все это время хихикал про себя?
— Эйми, нет…
Она схватила с кровати подушку и запустила в него.
— Как ты смел выставить меня дурой?! Как ты смел?! Он дернулся, когда в него попала подушка, и снова протянул к ней руки:
— Понимаю, ты расстроена…
— Да, расстроена! — Наконец-то из ее сведенного спазмом горла вырвался крик.
— Давай сядем и все спокойно обсудим.
— Не хочу ничего обсуждать. Я тебя не знаю! Мы с тобой совершенно не знакомы! Убирайся из моей комнаты!
— Пожалуйста, Эйми…
— Вон! — Она схватила другую подушку. — Убирайся' Вон!
— Ладно. — Он попятился к двери. — Мы поговорим утром, когда ты немного успокоишься.
— Вон!
Она швырнула в него подушку, но он успел выскользнуть из двери.
Когда он ушел, Эйми повалилась на пол, закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Никакого Гая Гаспара не было. Это разрывало ей сердце даже еще больше, чем унижение. Потому что Гай никогда не был ей так нужен, как сейчас.
