Татьяна Веденская - Не в парнях счастье
– Ты уверена?
– Да, абсолютно. Я сдала анализы и еще сделала УЗИ, так что уверена я на все сто. Вот, смотри, – показала я ей квадратный листок со смазанной непонятной картинкой с какими-то точками, разводами и полосами.
– И что я должна тут увидеть? Египетские наскальные рисунки? – скривилась мама. – В наше время такого не было. Смотри, Вань, может, ты чего спьяну узришь?
– Дочь, ты беременна? – с придыханием спросил отец, стараясь, впрочем, в мою сторону сильно не дышать.
– Да, пап. Я беременна. Что вы думаете об этом? Тут написано: плод какого-то там предлежания, возраст – три недели. Раз у него есть возраст, значит, он точно есть.
– Да уж, – кивнула мама, и я приготовилась выслушать все положенные в этом случае вопли по поводу загубленной теперь уже старости. Но нет.
– Мам?
– Ты знаешь, а это здорово! – вдруг сказала она. – Я очень рада.
– Ты уверена? – смутилась я. – Это не совсем то, на что я рассчитывала.
– Ты шутишь? – усмехнулась мама, ловким движением выхватив у папы из рук бутылку пива, которую он под шумок вытащил из холодильника. – Я ждала этого момента последние десять лет!
– Что ты говоришь! – обиженно вступился отец. – Десять лет назад ей было всего семнадцать. Ты не могла этого ждать.
– Нет, ждала, – уперлась мама, закрывая холодильник своим боевым телом. Папа мялся рядом. – Просто тогда я ждала этого со страхом. Она же была такая… без царя в голове. Всего, что угодно, можно было ожидать.
– Отлично, мам. Спасибо, что всегда верила в меня! – усмехнулась я.
– Детка, правда. Я совершенно счастлива! Я готова к внукам уже лет пять. После этого твоего мужа, прости господи, я боялась, что ты вообще никогда не решишься на это! И не важно, что ты одна. Мы поможем тебе. Я могу сидеть с ребенком, пока он не пойдет в садик. О, это будет здорово! – замечталась она. – Я научу его читать. Или ее, это не важно. Совершенно не важно. Нет, все отлично. Знаешь, пойду-ка я тебе принесу кураги. Она полезна в твоем положении. Когда я…
– Мам!
– Когда я была беременна, твоя бабка, мать этого остолопа, светлая ей память, всю дорогу пичкала меня курагой. И ты родилась крепенькая, толстенькая. Ножки кривые, смотришь на меня, вылупилась. Лысенькая. Но здоровая, как орешек.
– Мам!
– У нее отличные ноги, – вмешался отец.
– Конечно, они же у нее в меня. Если бы она унаследовала твои гены, так была бы ростом с твою мамашу! Нет, какая ж ты была малюсенькая. С половину моей руки!
– Мам, кто сказал, что я буду растить его одна? – все же удалось вставить мне свое веское слово в середине этой сомнительной беседы. И мама, и папа хором повернулись ко мне и замолчали. Потом папа глубокомысленно заметил:
– Действительно, она не могла сделать это в одиночку.
– Ты прав, черт возьми. И что это значит? Ты выходишь замуж за очередного козла?
– Нет, мам, – помотала головой я. И на всякий случай добавила: – Не сейчас. Пока мы решили пожить гражданским браком. Я была уже замужем, он был женат.
– Так-так, что-то я не поняла. Он что, не хочет на тебе жениться? – нахмурился папа. И вот тут случилось то самое чудо, которого я никак не ожидала. Мама нахмурилась, хлопнула папашку по спине полотенцем и прикрикнула:
– А оно ей-то самой надо? Не надо нам никого жениться. Чего хорошего в свадьбе-то этой?
– Ты так считаешь? – от удивления я еле могла говорить. От мамы я ждала самых больших вопросов и попреков относительно странности нашего с Владимиром соглашения. Гражданский брак – мы решили называть это именно так, чтобы избежать лишних объяснений, хотя, конечно, наши отношения выходили далеко за рамки этого слова. И близко не было. Каждый из нас просто соблюдал свою часть соглашения. И вот в этом мне тоже несказанно повезло. Потому что (это, кажется, в-третьих) Владимир соблюдал свою часть просто невообразимо хорошо. Я предоставила тело, и это, кажется, потрясло его настолько, что он совершенно свихнулся на почве заботы о своем будущем ребенке. После случая с троллейбусом он и помыслить не мог, чтобы я когда-нибудь еще одна, без него села в любой общественный транспорт, будь то наземный или подземный.
– Это может быть вредно для ребенка! – воскликнул он, когда на следующий день после грандиозной новости я собралась на занятия в институт.
– И что же мне теперь, опять его бросить? – с надеждой спросила я.
– Нет, ни за что. Ты обязательно получишь высшее образование. Просто теперь я буду тебя возить. У меня в машине есть кондиционер, есть фильтры, и потом, там ортопедические сиденья. Тебе нельзя перенапрягать спину. Особенно в первом триместре!
– Откуда ты это взял? – поразилась я.
– Я прочитал это на одном сайте для беременных, – чуть смутился он.
– Но сайты для беременных должны читать беременные. Я должна читать. Но я еще не успела даже чаю попить, как ты уже все обо всем узнал. Нет, это просто безумие какое-то! – возмутилась было я, но Володя взял меня за руку, притянул к себе, поцеловал в нос и сказал:
– Милая ты моя, ты попробуй влезть в мою обувь! Мне сорок три года, я одинок, у меня нет детей, а ты – молодая, чудесная девушка, согласившаяся выносить и родить мне ребенка. Я просто должен сделать все, чтобы это прошло наиболее благополучно. Как ты не понимаешь, я в жизни уже делал все остальное. Я зарабатывал деньги, я кому-то что-то доказывал, я пытался играть в любовь, покупал всякие вещи. Но никогда еще я не готовился стать отцом. В сорок три года уже понимаешь, что ничего важнее этого нет и не может быть.
– В двадцать семь это тоже уже ощущается, – гордо добавила я.
– Ох, я тебя умоляю. В общем, буду тебя возить. И питаться ты должна теперь правильно. Курить будешь специальные сигареты. И я нашел врача, он будет помогать тебе справиться с этой зависимостью. Ладно?
– Не знаю, получится ли у меня.
– Но попытаться стоит! – добавил он. – А завтра поедем сдаваться в лапы эскулапов.
– А тебе не кажется, что еще все-таки рановато? – нахмурилась я.
– Чем раньше – тем лучше, – возразил он, и таким вот макаром меня доставили в женскую консультацию еще в три недели. Хорошо хоть, что консультация была платная, Владимир и тут все успел узнать. И не только узнать, но и выбрать какой-то самый лучший центр, находящийся ближе всего к обоим нашим домам. Так что мне оставалось только положиться на волю сильнейшего или, вернее, буйнопомешаннейшего и расслабиться. Чему я совершенно не сопротивлялась. Забота – это было то блюдо, которого не сервировали к моему столу никогда. С незапамятных времен, то есть с того времени, как я перестала общаться с Катериной. Она, если честно, была единственной, кто хоть когда-то заботился обо мне по-настоящему. Но это было в прошлой жизни.
