Татьяна Корсакова - Старинный орнамент везения
С кофе Липа не ошиблась. Он и впрямь оказался не хуже, а может, даже лучше, чем у Чернова. Она выпила сначала одну чашку, потом вторую и третью. И еще, уже перед тем, как лечь в постель, четвертую. Выпила бы и пятую, но сахара осталось только на утреннюю порцию.
Когда Липа ложилась спать, часы показывали двенадцать. Самое опасное время. Всем ведь известно, что в полночь активизируется всякая нечисть. Ну и что?! А она не боится! У нее есть кошка Машка. Машка ее защитит…
…Ей снилось, будто чей-то голос, голос зовет ее по имени. Липа открыла глаза, прислушалась. В мерное тиканье часов вплетались странные шорохи, в темных углах комнаты что-то шуршало и потрескивало, и голос… Голос ей не почудился, он был на самом деле…
– Липа… – едва различимый шепот, не поймешь – мужской или женский. – Липа, я иду к тебе…
Сердце подпрыгнуло, бешено заколотилось где-то в горле, ночнушка мокрой тряпкой прилипла к телу.
– Липа… где же ты?
Она знала, чей это голос. Это он, он пришел отомстить. Рано или поздно он должен был прийти.
Липа спрыгнула с кровати и закричала – пол был усеян пауками. Страшные твари устилали комнату сплошным копошащимся ковром. Они шуршали и потрескивали, карабкались вверх по ногам и ночной сорочке. Когтистые лапки противно царапали кожу. А откуда-то сверху лился голос:
– Липа… Липа, я уже здесь…
Захлебываясь криком, она стряхнула с ноги жирного паука, выскочила в коридор.
В коридоре оказалось еще хуже. Там тоже копошились насекомые. А еще там был туман. Туман выползал из кабинета, стелился по полу, но с каждой секундой поднимался все выше и выше. Он был живым, Липа это точно знала. И он хотел сделать ей больно. Он и голос…
В коридоре голос стал отчетливее. Значит, ее враг и в самом деле уже здесь. Ей нужно бежать!
В три прыжка Липа оказалась в детской, захлопнула за собой дверь, обрубая щупальца тумана. Отрубленные щупальца шипели, извивались и продолжали ползти к ней. А из щели под дверью уже просачивались новые. Она защелкнула замок, попятилась к дальней стене.
– Липа! – послышалось из-за двери. – Открой дверь!
Она сжала виски руками, закричала:
– Уходи! Я не боюсь тебя! Уходи!!!
– Липа, открой! – дверь содрогнулась от мощного удара.
– Убирайся! – она выбежала на крышу. За спиной послышался грохот, вслед за ней, кутаясь в обрывки тумана, выплыла черная фигура.
– Липа, иди ко мне!
Нет! Что угодно, только не это! Больше никогда она не позволит ему прикоснуться к себе… никогда, никогда…
Бортик крыши был совсем близко. А там – пустота и спасение…
Она почти успела… ей осталось сделать всего один шаг, когда чьи-то руки поймали ее за лодыжки, дернули вниз…
Черт! Черт! Черт!!!
Он едва не опоздал! Еще мгновение – и эта обдолбанная идиотка сиганула бы с крыши…
Тим оттащил беснующуюся, орущую и царапающуюся девчонку подальше от бортика, грубо встряхнул за плечи, заорал:
– Липа! Это я, Тим! Прекрати немедленно!
Она не прекратила, извернулась, больно двинула его по некогда простреленной коленной чашечке. Тим взвыл, ухватил девчонку за шиворот, волоком поволок обратно в квартиру, швырнул на пол, навалился сверху, прижал трепыхающееся тело коленями, подумал мгновение и отвесил оплеуху. Не без удовольствия, кстати, отвесил. Девчонка всхлипнула, перестала вырываться, уставилась на него невидящим взглядом, наркоманка чертова. Шли секунды, и постепенно взгляд стал осмысленным.
– Тим?
– Я. А ты кого ожидала увидеть?
– Он гнался за мной.
– Кто?
– Кот.
– Кто такой Кот?
Она, проигнорировав вопрос, сказала шепотом:
– Там еще был голос и туман, и пауки…
– Пауки?! – О, как далеко все зашло!
– Да, очень много пауков. Куда же они подевались? – Она огляделась.
– Что ты принимала? – У Тима чесались руки отвесить этой дуре еще одну затрещину.
– Принимала?
– Да, что это? Кислота, ЛСД, кокаин?
Она упрямо затрясла головой.
– Ты что?! Я не принимаю наркотиков! Я же врач…
– Врачи тоже люди!
Она врала, огромные, на всю радужку, зрачки стопроцентное тому доказательство. Она нажралась какой-то дряни и не хочет признаваться.
– Пусти!
– Не пущу, пока ты не ответишь на мой вопрос.
– Пусти, меня тошнит! – Она позеленела так красноречиво, что Тим сразу ей поверил, подхватил под мышки, потащил в ванную.
Девчонку рвало долго и мучительно. Тим успел выкурить две сигареты, пока она, наконец, не выползла обратно. Вид у нее был несчастный: влажная от пота кожа, бледное лицо, ввалившиеся глаза. Вдобавок ко всему ее бил озноб. Не говоря ни слова, Тим затолкал ее в ванну и включил теплую воду.
– Поплавай пока, я сейчас.
По кухне металась взволнованная кошка. Кошка смотрела на Тима с немым укором и тихо подвывала. Женская солидарность, мать ее…
Тим вскипятил воду, заварил зеленого чая, вернулся в ванную.
– Ты как?
– Уже лучше, – она попыталась улыбнуться. – Я, наверное, чем-то отравилась.
– Отравилась?! Слушай, хватит держать меня за дурака! Ты не отравилась, ты нажралась какого-то наркотика!
– Я не принимаю никаких наркотиков! – заорала она, размазывая по лицу слезы.
Тим кивнул – с наркоманами бесполезно спорить.
– Выходи, я заварил тебе чай.
– Я не наркоманка, – повторила она упрямо.
– Я жду тебя на кухне. – Он вышел.
Липа появилась на кухне минут через пять. Она куталась в махровый халат и дрожала.
– Пей, – Тим придвинул к ней чашку.
Она посмотрела прямо ему в глаза, сказал очень серьезно:
– Чернов, я не принимаю наркотиков.
Он снова кивнул.
– Но это… то, что со мной случилось, действительно странно. Я видела свои зрачки, они широкие.
– Рад, что ты хоть это признаешь, – проворчал он.
– Я понимаю, что приняла наркотик, но не понимаю, когда и как. Ты мне веришь? – она сжала его ладонь холодными пальцами.
Верит ли он ей? Тим не знал, но поверить очень хотелось.
– Это все квартира, – вдруг сказал она.
– Что ты имеешь в виду? – он мгновенно насторожился.
– Если я расскажу, ты решишь, что я не только наркоманка, но и сумасшедшая.
– Ты сначала расскажи.
И она рассказала. И про неизвестного благодетеля, и про призрака, и про кровь в кабинете, и про подарки, и про страшные сны-видения. Еще день назад Тим счел бы ее сумасшедшей, но сегодня… Сегодня он видел потайной ход, и многое становилось на свои места.
Липа закончила свой рассказ, допила остатки чая, посмотрела исподлобья:
– Ты мне не веришь.
Он сжал ее пальцы, сказал:
