Дарья Волкова - Игра стоит свеч
Ей бы сразу спать лечь, но желудок воспротивился. Толком поесть у нее не получалось с того самого памятного утра — сначала не до того было, а потом, после звонка сэра Макса, и вовсе кусок в горло не лез. И так почти двое суток — именно столько она добиралась с острова до дома. Ник прошлепала на кухню, достала бутылку молока из холодильника. На столе стояла тарелка с ее любимым альфахорес[6]. Однако… дядя приготовился основательно. Ник против воли усмехнулась, правда, невесело. Прихватив бутылку, стакан и тарелку, она отправилась в гостиную, где и устроилась на диване. Щелкнула пультом, намереваясь окунуться в мир шоу, сериалов, политических дебатов, футбольных матчей… словом — сполна насладиться аргентинским телевидением, отключив мозги хотя бы на время.
Ноги привычно водрузила на стеклянную поверхность столика, потому что даже Этьен не смог ее отучить от этой, по его собственному выражению, «гнусной привычки янки». Потревоженная ее левой пяткой, на пол с шелестом соскользнула ярко-зеленая папка. Ник подняла ее, машинально открыла и… застыла.
Кайл… Много фотографий. И на каждой — он. И на каждой — не один. Есть достаточно невинные — он просто обнимает каких-то девиц, иногда — двух сразу. На некоторых он целуется… видны тонкие пальцы, запутавшиеся в его темных волосах… наверное, совсем, как ее пальцы… тогда. Больно. А вот он в бассейне, тесно прижимает какую-то знойную блондинку к бортику, а его рука по-хозяйски стискивает ее нижние округлости. Точно так, как он прикасался и к ней тогда. Очень больно. Но она продолжает смотреть. Еще дальше. И еще больнее. Не замечая ничего вокруг, кроме этих фотографий, каждая из которых впивается в сердце острой иглой. Из этого состояния ее выводит голос дяди.
— Ник… — он присаживается рядом, — я действительно сожалею… Но раз уж я собрал эти… этот материал, то… мне кажется, тебе стоит на это взглянуть.
Она медленно кивает.
— Послушай, Ники, — Этьен решается и берет ее за руку. Она руки не отнимает. — Не думай, что я старый ревнивый идиот, и не хочу тебя отпускать к кому бы-то ни было. И что я сделал это, чтобы удержать тебя возле себя. Это не так! Я очень хочу, чтобы тебе встретился тот, кого ты полюбишь…
Ники не выдерживает и шмыгает носом. Как же она устала от этих бесконечных эмоциональных потрясений! А Лавинь упрямо продолжает:
— Я верю в то, что такой мужчина тебе обязательно встретится. Настоящий, достойный мужчина. Который будет любить тебя так, как ты этого заслуживаешь, девочка моя. Который будет тебя любить, ценить, уважать, понимаешь?! — на последних словах голос Этьена уже громок, он вздыхает в попытке успокоиться. — А этот, — он презрительно щелкнул по папке с фотографиями, — этот, Ники, любить не умеет. Хотя нет, умеет. Только себя.
Ник кивает еще раз, все так же медленно. Больше всего ей сейчас хочется уткнуться дяде в плечо и разреветься, как в детстве. Но что-то внутри противится этому. Она поднимается, так же медленно, все внутри как будто заморожено. Прихватив папку со столика, кивает дяде:
— Спокойной ночи.
И уходит. Прямая спина, вздернутый вверх подбородок. И только в комнате, рухнув на кровать, она все-таки позволила себе разрыдаться. Дядя ей всегда говорил, когда пытался успокоить: «Большие девочки не плачут». Она большая девочка, она справится.
— Алло? — и, прокашлявшись, еще раз: — Алло?
— Ники, это Кайл.
— Привет, — избыточно тихо, но голос слушается плохо.
— Как Лавинь? Ты не звонишь, а я волнуюсь. Ты же обещала перезвонить…
— Извини, — коротко и безлично. Рассказывать Кайлу о «заговоре» дяди она точно не собирается. — С ним уже все в порядке, более или менее. Угрозы для жизни нет, во всяком случае. — «Или, по крайней мере, не для его жизни», — добавила про себя. Но ничего, она сильная, справится. — Я просто устала с дороги, опять смена часовых поясов. Отключилась.
— Я тебя разбудил?
— Угу.
— Прости, малыш. Я идиот, не подумал, — черт, ну почему столько нежности в его голосе?! — Я позвоню тогда завтра, ладно? Отдыхай, Ники. Целую в нос.
Да пропади ты пропадом со своими поцелуями!
— Ладно. Пока.
И, не дождавшись его ответа, обрывает разговор. Это невыносимо!
Ему категорически не нравится ее тон, как звучит ее голос, но он списывает все на усталость.
Где, черт его дери, ошивается этот абонент?! Почему он вне зоны доступа, дьявол?! Кайл звонит уже пятый раз, и раз за разом слышит голос безликого автомата, говорящий что-то на испанском. Даже не зная этого языка (кроме пары-тройки грязных ругательств, подцепленных от Зеки), он понимает, о чем речь. Смертельно нужного ему абонента нет в зоне обслуживания сети! Да что же это такое?! Кайл снова хватается за многострадальный телефон, выбирая уже другого абонента. И, едва дождавшись ответа на другом конце трубке, выпаливает:
— Макс, где Ник?!
Мак-Коски удивленно хмыкает, прокашливается. И лишь затем:
— Кайл, а ты уверен, что я — именно тот человек, которому стоит задавать этот вопрос?
— А кому еще?! — Падрон игнорирует сарказм Макса, попросту не замечая его. — У Ник телефон все утро не отвечает, я не знаю, что думать!
— Ну, позвони Лавиню. Он наверняка знает.
— Ты в своем уме, Макс?! Человек в больнице, а я буду его беспокоить?!
— Лавинь в больнице?! Какого черта? — а потом Мак-Коски спохватывается, но поздно.
— Ты же сам мне сказал… — удивление Кайла по силе может поспорить с сожалением Макса о необдуманно сорвавшихся с языка словах.
— Гхм… ну да, сказал…
— Мааааакс, — произносит Падрон тем самым тоном, который Макс так не любит, — а ты ничего не хочешь мне рассказать?
— Не хочу, — обреченно вздыхает Мак-Коски, — но надо.
— Говори!
— Лично.
— Ты где?
— Сейчас — в Париже.
— Жди, к вечеру буду.
Отключившись, снова пытается дозвониться до Ник. Безрезультатно. В голове целый сонм нехороших мыслей и предчувствий. Ситуация, едва начав исправляться, снова чертовски запуталась.
Звонок телефона застает его в пути.
— Кайл? — раздается голос Макса по громкой связи.
— Еду, — коротко и резко, не отрывая взгляда прищуренных глаз от дороги.
— Я позвонил Этьену. С Ник все в порядке. Она просто уехала проверять какие-то отдаленные участки трассы, там связь не стабильна. Завтра она вернется в Буэнос-Айрес.
— Хорошо.
Отключается. В любом случае, он не будет звонить Ник, пока не выяснит, что такое знает Макс.
— Вот скажи мне — зачем? — он пытается контролировать свое негодование, и вместо злобного рыка выходит свистяще и на выдохе.