В оковах его власти (СИ) - Орлова Юлианна

—Зачем тебе в душ?

Я опустился и провел носом по бархатной коже, вдыхая ее неповторимый аромат. Для меня она пахла всегда умопомрачительно, но сейчас и подавно. Пахла сексом. Зачем его смывать перед сексом? Мне настолько все в ней нравилось, что никаких отвращений не было в принципе. Я был готов обсуждать даже то, как она пахла, когда возбуждена, а не смывать сладкий аромат с кожи. Кощунство какое-то.

—Саш. Мне надо! — обхватив мое лицо, она серьезно прошептала мне в губы. Глаза в глаза. —Кое-что проверить, низ живота тянет, может месячные.

У меня сейчас всплыла одна абсолютно дебильная шутка на этот счет «Настоящий моряк красного моря не боится», но смущать Машу низкосортным юмором я не позволил бы себе, а потому, урвав все-таки один развязно-пошлый поцелуй, я позволил ей сбежать. При этом проведя по аппетитным ягодицам ладонью. Маша уже не пыталась схватить одеяло, а значит уяснила главное правило — стесняться меня нельзя. В конечном счете это даже бессмысленно, после всего того, что я уже с ней сделал и планировал на будущее.

Мы с ней удивительно сходились темпераментами. Это вновь и вновь успокаивало меня, когда я думал о разнице в возрасте и моральных качествах. О том, что она добрая и всепрощающая, в отличие от меня. Мне до неё по факту расти и расти, а она уверена в том, что наоборот. В этом заключалась самая парадоксальная вещь в мире. Несмотря на количество денег и багажа опыта за плечами, я остался в том возрасте, когда, казалось, потерял все. Маша же, пережив с лихвой сразу много страшных событий, не озлобилась, она сумела сохранить себя и еще поучать меня.

Я упал на пол и начал отжиматься, как делал каждое утро. Первый десяток сделал — мысли о неподходящей кандидатуре себя для Маши сразу же вылетели, второй десяток — подступающая мигрень сложила руки в терпеливом ожидании лучшего времени для себя, третий десяток — внутрь запущена энергия, подпитывающая мой мозг. Новый день — новая битва. Сегодня предстояло так много всего, что я должен был собраться и работать на пределе. С утра с Кракеном увидеться, а дальше звонки и новые собрания. До состояния выжатого лимона я буду уже под вечер.

Встав и размявшись, я услышал доносящийся с ванной звук воды. Все-таки ушла купаться, упертая. Никак не поймет, что я торчу на ней такой, какая она есть сразу после пробуждения. Не нужны мне предварительные подготовки, не надо марафет наводить. «Хочу ее такой».

Ничего, еще привыкнет к такому порядку вещей. Поясню, расскажу и подстрою…

Усевшись обратно на диван, я бросил взгляд на столик, где были разложены фото. И когда мой взгляд зацепился за одну из них, точечный удар под дых прилетел незамедлительно. Пулевое уже не навылет, а прямо сердце, разрывая мышцу в мясо.

Показалось. Сначала я подумал именно так. Но когда похолодевшие от ужаса пальца взяли в руку фото, все встало на свои места. Закружилось в голове и завертелось…Эти фантомные боли внутри прекратили быть таковыми, я снова и снова прокручивал все от начала и до конца. Гребанная центрифуга да мясорубка, через которую меня расплющивало снова и снова, и каждый последующий круг был хуже предыдущего.

«Я люблю тебя, Саша».

Выстрел в ногу, но от него еще можно было жить, как оказалось.

«Саш, это наша последняя встреча».

В живот. Чтобы превратить внутренности в кашу.

«Моя мама умерла».

«Ему ее подарили, понимаешь?».

И фото, стоящее перед лицом памятником моей первой любви, смотрящей на меня в упор спустя столько лет. В обнимку с тем, кого ей выбрали родители.

Черт, нет. Нет. Это, блять, невозможно! Нет! Сука! Мои внутренности скручивались узлом, а отвращение к себе достигло такого предела, что хотелось отрубиться от приборов, что еще питали тело. Я отбросил от себя фото, словно это была ядовитая змея, ощущая, что мой голова начинала трещать по швам, а в висках началась безумная долбежка молотом о наковальню.

Нет, это ведь не может быть правдой? Я рассмеялся, обхватывая лицо ладонями, толкая пальцы в кожу и глаза. Хотелось вырвать из себя жизнь. Не может быть правдой. Это просто обман зрения тогда, да? Ты же все видел своими глазами.

—Саш? — от встревоженного голоса у меня по спине мурашки пошли, а еще я боялся поднять взгляд. Я. Боялся. Посмотреть. В. Лицо. Той. Которую. Люблю. Мучительно долго пальцы стекали вниз, а голова поворачивалась в сторону Маши.

Когда девушка зашла в комнату, она уже была бледнее обычного, удерживая тоненькими ручками полотенце на груди. Мне смотреть на нее сейчас было физически больно. Хотелось сдохнуть в данный конкретный момент. Прекратить существование.

—Кто на этих фото? — коротко спросил я, все еще удерживая за хвост надежду хер пойми на что.

Маша медленно подошла ко мне, не прерывая зрительного контакта. Глаза в глаза. Но теперь я видел не страсть в ее увлажненных глазах, а страх. Он плескался на дне, но уже просматривался.

—Саш, что происходит?

Она опустилась на корточки передо мной, в паническом ужасе всматриваясь в мое лицо. Что я должен был сказать? Разламываясь пополам от ебучего шока и боли? Дрожащие руки потянулись ко мне, но я не ответил, откинувшись назад.

—Кто это? — непреклонно стояв на своем, я забивал последние гвозди в крышку гроба. Маша смотрела на меня и то бледнела, то краснела, покрываясь пятнами.

—Это мои родители, Саша.

Контрольный выстрел в голову. После такого не выживают. Я не знал, как дальше дышать, просто не мог. Грудину в щепки разнесло от атомного взрыва, и мое тело взорвалась от безумного смеха. Я смелся так, как никогда не смеялся в своей жизни, всматриваясь в лицо плачущей Маши. Она сидела на полу и плакала, пока я смеялся так отчаянно и злобно, словно тут было бы над чем смеяться.

Она не могла быть дочерью Нади. Просто не могла. Сука ты, жизнь. Ты знаешь это?

ГЛАВА 22

МАША

Когда он начал истерически смеяться, а в глазах я увидела отчаяние, заполонившее битком душу, у меня сердце остановилось буквально. Обессиленная скатилась на пол, потому что ноги не хотели меня больше держать. Пока любимое лицо искажалось в жутких конвульсиях, несмотря на разносящийся смех, в моей душе что-то леденело, покрываясь тонким слоем инея. Гадкое предчувствие уже не маячило перед глазами, оно грузно обрушилось на мою голову, принося отчаянное желание поставить все на паузу. Просто слишком страшно было в моменте.

—Сколько тебе лет? — хрипло прошептал Саша с озверевшим лицом. В нем не было больше ни единой знакомой мне черты. Сейчас на диване властно восседал Александр Белов незнакомого нутра.

—Мне двадцать один год, — голос казался сейчас малознакомым, чужим и неживым.

Саша нахмурился, всматриваясь в мое лицо. Руки плотно сжаты в кулаки, а по телу гуляли напряженные мышцы, пульсирующие словно под напряжением в двести двадцать.

Я не понимала, что происходило. Ни единой гребанной секунды. Все оставалось для меня зыбким и опустошённым сейчас. Что случилось, пока я принимала душ? Что, черт возьми? Почему за этот короткий промежуток времени жизнь перевернулась с ног на голову?

—Саша, что происходит?! — я замахнулась и ударила его по ноге. Мне казалось, что больно, но по факту, опоясывающая боль сковала меня.

Он продолжал молчать, и только напряжённая жилка на лбу стучала с такой скоростью, что я испугалась. Саша тяжело выдохнул, вцепившись в свои волосы, и опустил голову.

Дыхание стало поверхностным, а конечности попали в плен арктическому холоду. Мне казалось, что случилось что-то по истине ужасное, потому что я НИКОГДА не могла бы представить такую реакцию у непоколебимой скалы. У того, кто всегда олицетворял гребанное спокойствие и не впадал в истерики НИКОГДА. Кто был для меня оплотом надежности. Кто стал для меня всем. Тихой гаванью в бушующем море.

Саша поднял голову и посмотрел на меня покрасневшими глазами. Долго смотрел на то, как я дрожу, как я плачу, а потом молча встал и поднял меня как пушинку. Но сейчас он не прижал меня к себе, не успокоил, он просто проявил внимание, как проявляют внимание к уличной собаке, накормив ее перед тем, как уйти восвояси.