На зависть Идолам (ЛП) - Станич К.М.

Кроме того, у меня такое чувство, будто я разгуливаю с этим захватывающим маленьким секретом в заднем кармане.

«Я больше не девственница».

Странно так думать. Ещё более странно, когда мы с Кридом находимся в одной комнате. Он постукивает пальцами по поверхности библиотечного стола, пока я пытаюсь учить его.

— Я вообще не могу думаю о математике, — говорит он мне, и я впиваюсь взглядом в его высокомерно красивое лицо.

— Начни думать, если ты действительно хочешь попасть в Борнстед, — язвительно замечаю я, подталкивая планшет в его сторону. — Теперь проверь тут одну проблему. Ты допустил простую ошибку, и я знаю, что ты можешь исправить её, если постараешься. — Он убеждается, что его пальцы задерживаются на тыльной стороне моей ладони, заставляя меня вздрогнуть, прежде чем он, наконец, делает то, о чём я прошу, и изучает экран.

Миранда закатывает глаза, глядя на нас с другого конца стола, и возвращается к своим домашним заданиям.

После того, как мы заканчиваем, близнецы провожают меня обратно в мою комнату, провожают в целости и сохранности и ждут, пока я запру за собой двери, прежде чем они уйдут.

Таков наш ритуал: по крайней мере двое из нашей команды — мне действительно следует начать называть нас Голубая Кровь Бёрберри, поскольку именно так сейчас начинает говорить большинство Плебеев — следуют за мной домой, ждут, пока я проверю и запру комнату, а затем отправляются обратно в Башни.

Только в конце января у меня возникнут кое-какие проблемы с этим.

Тристан и Зейд, как обычно, провожают меня и прощаются, заставляя меня пожалеть, что я совсем одна здесь, в переделанном помещении уборщика. Раньше мне это нравилось — иметь такое собственное пространство, как это. Теперь оно просто ощущается одиноким и обособленным. Иногда, когда я направляюсь в Башни, я нахожу остальных смеющимися и шутящими в коридорах, снующими в комнаты друг друга и обратно.

Я тоже этого хочу.

С другой стороны, я здесь на стипендии, так что не жалуюсь. Вместо этого я смываю свои тревоги в душе, надеваю пижаму и сажусь на кровать, чтобы начать готовиться к завтрашнему тесту по статистике. Всё кажется прекрасным, пока я не слышу, как поворачивается дверная ручка со звуком открываемого замка.

Всегда было опасение, что Гарпии украдут или скопируют один из ключей главного персонала и проникнут внутрь, поэтому мы установили засов, цепочку, и у меня до сих пор хранятся те прошлогодние камеры. Если кто-то всё-таки вломится, я буду к ним строга. У меня будет видео-доказательство.

— Кто это? — спрашиваю я, направляясь к двери, чтобы посмотреть в глазок. Там нет ничего, кроме черноты. Должно быть, кто-то держал над ним руку, или же он был заклеен скотчем или чем-то в этом роде. Сделав несколько шагов назад, я направляюсь к стационарному телефону экстренной помощи, чтобы позвонить одному из сотрудников.

Мне не нравится, что всё это происходит, и даже с дополнительными замками я не чувствую себя в безопасности.

Жаль, что сегодня только четверг, иначе у меня был бы с собой сотовый.

Я поднимаю трубку и бросаю взгляд на список номеров, который заламинирован и приклеен к стене. Как раз перед тем, как я начинаю набирать номер миссис Эмбертон, я замечаю, что мелодии звонка нет. Нахмурившись, я несколько раз нажала кнопку на настенном блоке, пытаясь заставить его включиться.

Ничего не происходит.

И тогда я замечаю, что шнур от телефонной трубки больше не прикреплён к стене.

— Блядь, — ругаюсь я, оборачиваясь и видя, что дверь уже отпёрта и отодвинута как можно дальше. Кто-то использует толстый конверт, чтобы открыть замок-засов, в то время как, предположительно, другой человек использует верёвку, которая идёт от замка-цепочки поверх верхней части двери. Она сразу же соскальзывает, и дверь распахивается, даже когда я бросаюсь вперёд и врезаюсь в неё всем телом.

Несколько других людей толкают дверь снаружи, и в конце концов я теряю равновесие и, спотыкаясь, отступаю назад, когда все девять девочек проскальзывают в мою комнату, и Мэйлин закрывает за ними дверь, закрывая все замки.

— Привет, Марни, — говорит Бекки, насмешливо глядя на меня. Они всё ещё одеты в свою униформу, все хорошенькие, накрашенные и в причудливых париках, прикрывающих их лысые головы.

— Привет, Бекки, — отвечаю я, моё сердце бешено колотится. По крайней мере, парней здесь нет, верно? Это… ну, я могу умереть, но, по крайней мере, меня не изнасилуют.

Дерьмо, моя жизнь быстро потемнела.

Я внимательно наблюдаю за ними всеми, пока они окружают меня, а затем наклоняюсь и хватаю бейсбольную биту, которая прислонена рядом с моей кроватью, резко замахиваюсь ею, и попадаю Бекки Платтер прямо в бедро.

Никакого насилия — хорошее правило.

Но это неприменимо при самообороне. Я ударю бейсбольной битой каждую из этих девушек, если это поможет сохранить мне жизнь.

Бекки вскрикивает и спотыкается, и я использую момент замешательства, чтобы проскочить мимо неё, хватаясь за замки на двери. К сожалению, механизмы, которые должны были обеспечивать мою безопасность, создают обратный эффект. Слишком много замков и недостаточно времени.

Кто-то хватает меня за короткие волосы на макушке и оттаскивает назад, в то время как другая девушка тянется за бейсбольной битой. Слишком поздно. Я дико размахиваю ей в свою защиту и слышу женский стон, когда оружие попадает Анне Киркпатрик прямо в живот.

— Ты ёбаная сука, — кричит Киара, хватая биту и дёргая её так сильно, что она вылетает у меня из рук и разбивает фарфоровый чайник, который Виндзор оставил на кухонном столе. Он разлетается на куски, когда меня швыряют на кровать силой стольких рук.

От одной или двух девушек я могла бы отбиться. Но от девяти?

Я так облажалась.

— Давай поторопимся, пока не появился один из её мальчиков для игр, — говорит Илеана Тайттингер, открывая мой шкаф и доставая утюг. У каждого студента есть такой в общежитии. Мисс Фелтон любит выставлять замечания за мятую униформу. Я видела, как Крид и Зейд получали множество таких. Тристан, он предпочёл бы умереть, если бы у него была хоть одна неразглаженная складка.

— У тебя с собой бритва? — спрашивает Эбони Питерсон, и Эбигейл Фаннинг бросает что-то в её сторону. Эбони ловит его, а затем щелкает выключателем, пока Харпер включает утюг, а другие девушки, такие как Валентина Питт и Киара Сяо, удерживают меня на месте.

Я борюсь так сильно, что мне удаётся пнуть Эбони в её наманекюренную руку. Она роняет станок на пол, и пластиковые детали разлетается на куски. Мотор глохнет, и на мгновение воцаряется ошеломлённая тишина.

— Ты что, чёрт возьми, издеваешься надо мной? — рявкает Харпер, указывая пальцем на ванную. — Пойди найди какие-нибудь ножницы, или бритву, или, чёрт возьми, даже нож. Если мы снимем часть её скальпа вместе с волосами, для меня это не имеет значения.

Она проверяет утюг, горячий ли он, а затем хмурится. Он не должен был нагреться. Ещё нет.

Я сопротивляюсь ещё сильнее, размахивая руками и ногами. Если кто-нибудь приблизится к моему рту, я укушу. Сильно.

К сожалению, этого никто не делает.

— У меня есть бритва и немного крема для бритья, — говорит Бекки, вбегая обратно, а Илеана следует за ней по пятам. Они обе забираются ко мне на кровать и начинают втирать клубничный крем-гель в мои волосы.

— Не делайте этого, — говорю я, не особенно беспокоясь о своих волосах. Меня беспокоит всё более сильный нагрев утюга. — У меня здесь есть скрытые камеры. Что бы вы сейчас со мной ни сделали, это записано на видео. Всё транслируется в прямом эфире на мой телефон.

— Что ж, тогда это очень плохо, — произносит Харпер, постукивая по утюгу, а затем шипя. Улыбка появляется на том, что по праву должно быть очень красивым ртом. Каждый раз, когда она хмурится, эта иллюзия рассеивается, и злодей под маской принцессы поднимает свою уродливую голову. — У тебя сегодня нет с собой телефона, не так ли? И к тому времени, когда ты получишь его обратно завтра, ты будешь знать, что с нами лучше не связываться.