Лайза Джуэлл - Винс и Джой
– Понимаете, я не могу рожать сейчас, – умоляюще обратилась Кирсти к медсестре. – Мой муж в Блэкпуле. Я не могу.
– Возможно, пока и не придется, – успокоила медсестра. – Через несколько минут станет ясно.
Кирсти схватила Винса за руку и так сильно ее сжала, что у него на глазах выступили слезы. Внезапно комната наполнилась звуком, от которого у него встал комок в горле.
Энергичные, настойчивые удары.
Стук сердца.
– Сердцебиение у ребенка хорошее, – сказала медсестра. – Признаков эмбрионального дистресса нет.
– Боже мой, – выдохнул Винс. – Это ребенок?
– Да, – ответила медсестра. – И у него все в порядке.
– Ух ты, – изумился он. – Поверить не могу. Звучит так…
– Реалистично? – предположила медсестра.
– Да. Поразительно.
– Ну, – медсестра убрала датчик УЗИ с живота Кирсти, и чудесный звук новый жизни сразу прекратился, – ребенок в порядке. Но вы теряете много крови. Думаю, скорее всего, нам все-таки придется стимулировать роды.
– Что – сейчас? – воскликнула Кирсти.
– Посмотрим, что скажет мистер Патель, но если он со мной согласится, то – да, действовать придется быстро. Вам нельзя больше терять кровь.
– Но я же сказала. Мой муж в Блэкпуле. Я не могу рожать без него. Не могу…
– Простите, миссис Джебб, но если ваш муж не доберется сюда в ближайшие несколько часов, боюсь, у нас не будет другого выбора.
Акушер согласился с мнением медсестры, и через несколько минут у Кирсти вызвали роды.
Через час приехал дедушка Винса, чтобы забрать Кайла домой, а Винс позвонил в Блэкпул, в гостиницу, где остановился Крис, и оставил для него срочное сообщение. Но теперь ему оставалось только сидеть и ждать, пока его мама проходит через ранние этапы родов.
За следующие четыре часа ничего значительного не произошло. Заходили разные люди, засовывали руки в лоно Кирсти и объявляли результаты измерений, словно у них была измерительный прибор. Пришел анестезиолог и проткнул иглой спину Кирсти, от чего у Винса задрожали коленки, но его маме, похоже, стало в тысячу раз легче. Около полуночи медсестра сообщила Кирсти, что раскрытие уже около девяти сантиметров и настала пора тужиться.
Винс уже решил, что в этот момент он извинится и под каким-нибудь предлогом исчезнет. Но только он собрался уходить, как мама взяла его за руку и быстро зашептала в ухо:
– Милый, ты ведь меня не бросишь?
Она выглядела такой одинокой и напуганной, что он со вздохом ответил:
– Конечно, нет. Я останусь с тобой.
Три человека встали у ног Кирсти, словно ребенок должен был вылететь как пушечное ядро и им следовало его поймать. Его мама притянула колени к ключицам и издавала звуки, напоминающие стоны раненой лошади, которую вот-вот должны были пристрелить. В комнату ворвался мистер Патель, быстро занял позицию между бедер Кирсти и приказал начинать. Винс растерянно стоял рядом, разрываясь между желанием увидеть рождение ребенка и нежеланием видеть интимные части матери.
– Головка выходит, – улыбнулась рыжеволосая медсестра. – Хочешь посмотреть?
– Хмм, – засомневался Винс.
– Давай-давай, – подстегнула она. – Ты сам оттуда вышел. Бояться нечего.
Он бросил взгляд на маму, чтобы убедиться, что она не против, но она настолько сосредоточилась на потугах, что, похоже, вообще забыла о присутствии старшего сына.
– Давай, Кирсти. Ты умница. – Акушерка держала Кирсти за колени и пристально наблюдала за происходящим внизу. – Почти готово, Кирсти. Еще несколько сильных толчков. Ой, – улыбнулась она, – смотри, какие густые черные волосики.
При упоминании о черных волосиках любопытство Винса победило, и он вытянул шею, чтобы взглянуть, что же там происходит. В этот самый момент его мама издала очередной стон умирающей лошади, и головка ребенка выскочила.
– О боже, – прошептал Винс, переводя взгляд с влажной, покрытой кровью головы на покрасневшее, потное лицо матери и обратно. – Боже, это невероятно.
– Хорошо, Кирсти, головка вышла. Еще один толчок, и ребенок родится.
– О боже, – повторил Винс. – Мам, это потрясающе. У него волосы. Тужься, мама, тужься.
Винс сжал ее голое бедро, совершенно позабыв, что смотрит на гениталии матери – его внезапно переполнило нетерпение перед встречей с новым братом или сестрой. А потом, через несколько секунд, тело его мамы задрожало и затряслось, и маленький человечек выскользнул из нее прямо в руки акушерке. Винс восхищенно смотрел, как с маленького человечка удаляют жидкость и обтирают его белым полотенцем.
– Кто там? Кто там? – спросила Кирсти.
– Маленькая девочка, – сообщила акушерка. – Прекрасная маленькая девочка.
– О боже, – всхлипнула Кирсти, закрыв рот руками и сдерживая плач, – маленькая девочка! У меня маленькая девочка.
– Кирсти, хочешь, чтобы твой сын перерезал пуповину?
Кирсти улыбнулась и кивнула.
– Мам, ты уверена? – спросил Винс, немного перепугавшись такой огромной ответственности.
– Конечно, – рассмеялась его мама, – кто же еще?
– Хорошо. Что я должен сделать?
Акушерка протянула Винсу огромные ножницы.
– Просто перережь здесь, между двумя зажимами.
Он осторожно перерезал жемчужную трубку, осознавая всю грандиозность происходящего, несмотря на лихорадочные мысли в голове. А потом маленького человека положили Кирсти на грудь, на футболку, и Кирсти улыбнулась ей и сказала:
– Привет, моя маленькая королева – я так долго тебя ждала.
Акушерка взяла маленькую королеву и осторожно положила ее на весы, покрытые зеленой бумагой.
– Два килограмма шестьсот тридцать граммов, – гордо объявила она. – Крупненькая, если учесть, что родилась на четыре недели раньше.
Винс наблюдал, как они прикладывают ножки ребенка к штемпельной подушечке и делают отпечатки, а потом крепко заворачивают ее в белую пеленку и передают матери.
– Ты красавица, – прошептала та новорожденной. – Необыкновенная красавица. Папочка полюбит тебя, как только увидит.
Винс посмотрел на маленькое эскимосское лицо, торчащее через отверстие в пеленке, и его переполнило непонятное, новое чувство.
– Хочешь подержать? – предложила Кирсти.
Винс кивнул и протянул руки к крошечному белому свертку.
– Привет, сестренка, – сказал он, глядя в чернильные глаза. – Я твой старший брат.
Чернильные глаза моргнули, а крошечный ротик удивленно округлился. Глядя на сестру, Винс почувствовал самую сильную связь с человеком за всю свою жизнь, сильнее, чем когда впервые увидел Кайла, даже сильнее связи с матерью. Внезапно он осознал значение слова «связь» в самой сильной, чистейшей форме. Он видел приход этого человека в мир, видел, как ее тело покинуло тело матери; он отсоединил ее от первого источника жизни. Она была по-настоящему, совершенно, буквально частью его, и всепоглощающая любовь сразу привнесла в его жизнь новый смысл.
