Джоджо Мойес - До встречи с тобой
— Ну как? — спросила я, пока мама гуляла с Томасом по саду, показывая ему в крошечном пруду лягушек.
Папа смотрел с дедушкой футбол, разочарованно восклицая при очередной упущенной возможности.
— Отлично. Очень хорошо. В смысле, тяжело, когда никто не помогает с Томасом, а в садике ему понравилось не сразу. — Трина наклонилась вперед. — Только не говори маме. Я сказала ей, что у него все хорошо.
— Но учеба тебе нравится.
— Это самое приятное, — расплылась в улыбке Трина. — Не могу выразить, Лу, как здорово снова пользоваться мозгами. Как будто я на годы потеряла огромную часть себя… и снова нашла. Наверное, это звучит глупо?
Я покачала головой. Я была искренне рада за нее. Мне хотелось рассказать сестре о библиотеке, компьютерах и обо всем, что я сделала для Уилла. Но решила, что сейчас в центре внимания должна быть она. Мы сидели на складных стульях под потрепанным тентом и попивали чай. Я заметила, что ее пальцы снова здорового цвета.
— Мама скучает по тебе, — сказала я.
— Теперь мы будем приезжать почти каждые выходные. Просто мне нужно было… Лу, дело ведь не только в том, чтобы Томас освоился. Мне нужно было время, чтобы побыть вдалеке от всего этого. Просто чтобы побыть другим человеком.
Трина и выглядела немного другим человеком. Так странно. Всего несколько недель вдали от дома способны стереть знакомые черты. Мне казалось, что сестра ступила на путь к совершенно иной, новой жизни. И почему-то — что она меня бросила.
— Мама сказала, твой приятель-инвалид приходил на ужин.
— Он не «мой приятель-инвалид». Его зовут Уилл.
— Извини. Уилл. Выходит, список радостей жизни работает?
— Отчасти. Какие-то поездки удачны, какие-то нет. — Я рассказала о катастрофе с лошадиными скачками и неожиданном успехе скрипичного концерта, о наших пикниках, и сестра засмеялась, когда я рассказала о праздничном ужине.
— Как ты думаешь?.. — Я видела, что она подбирает слова. — Ты победишь?
Как будто это соревнование.
Я сорвала веточку жимолости и принялась обрывать с нее листья.
— Не знаю. Мне кажется, нужно ускориться. — Я рассказала ей, что миссис Трейнор говорила о путешествии за границу.
— И все же не могу поверить, что ты была на скрипичном концерте. Ты!
— Мне понравилось.
Трина подняла бровь.
— Нет, правда понравилось. Это было… эмоционально.
Она присмотрелась ко мне:
— Мама говорит, он очень милый.
— Он правда милый.
— И красивый.
— Травма позвоночника еще не превращает его в Квазимодо.
«Только не говори, какая это трагическая потеря», — мысленно попросила я.
Но, наверное, моя сестра была достаточно умна.
— Как бы то ни было, мама явно удивилась. По-моему, она ожидала увидеть Квазимодо.
— В том-то и дело, Трин, — отозвалась я, выливая остатки чая в клумбу. — Все ожидают увидеть Квазимодо.
За ужином мама была жизнерадостной. Она приготовила лазанью, любимое блюдо Трины, а Томасу в виде исключения позволили не спать допоздна. Мы ели, разговаривали и смеялись и обсуждали безопасные темы, например футбольную команду, мою работу и сокурсников Трины. Мама, наверное, сто раз спросила сестру, уверена ли она, что хорошо справляется одна, не нужно ли ей что-нибудь для Томаса — как будто у родителей были лишние деньги. Я порадовалась, что предупредила Трину, что папа и мама остались без гроша. Она отказалась от помощи вежливо и убедительно. Только позже мне пришло в голову спросить, действительно ли ей ничего не нужно.
В полночь я проснулась от плача. Томас плакал в каморке. Я слышала, как Трина пытается утешить его, успокоить, включает и выключает свет, перестилает кровать. Я лежала в темноте, глядя, как оранжевый свет фонарей падает сквозь жалюзи на свежевыкрашенный потолок, и ждала, когда это прекратится. Но тот же тоненький плач раздался в два часа ночи. На этот раз я услышала, как мама шлепает по коридору, а затем приглушенный разговор. Наконец Томас снова затих.
В четыре я проснулась от скрипа двери. Я сонно заморгала и повернулась к свету. В дверях стоял Томас, слишком большая пижама болталась вокруг его ножек, одеяльце волочилось по полу. Я не видела его лица, только силуэт, но в его позе ощущалась неуверенность, как будто он не знал, что делать дальше.
— Иди сюда, Томас, — прошептала я.
Он потопал ко мне, и я увидела, что он еще наполовину спит. Он спотыкался на ходу, засунув большой палец в рот и прижимая к себе драгоценное одеяльце. Я приподняла край одеяла, и Томас забрался ко мне в кровать, улегшись лохматой головой на вторую подушку и свернувшись клубочком. Я накрыла его одеялом и некоторое время любовалась племянником, восхищаясь тем, как быстро и уверенно он заснул.
— Доброй ночи, солнышко, — прошептала я и поцеловала его в лоб.
Пухлая ручка схватила меня за футболку, как будто малыш хотел убедиться, что я никуда не уйду.
* * *— Где вам больше всего понравилось?
Мы сидели в укрытии, пережидая налетевший шквал, чтобы продолжить прогулку по задворкам замка. Уилл не любил ходить в основную часть — на него таращилось слишком много людей. Но огороды были его тайным сокровищем, которое мало кто посещал. Укромные фруктовые сады были отделены друг от друга гравийными дорожками, с которыми кресло Уилла вполне справлялось.
— В каком смысле? И что это?
Я налила немного супа из термоса и поднесла к его губам.
— Томатный суп.
— Ладно. Господи, да он горячий. Дайте подумать, — прищурился он, глядя вдаль. — Я поднялся на гору Килиманджаро, когда мне исполнилось тридцать. Это было невероятно.
— Насколько высоко?
— Высота пика Ухуру[55] — чуть больше девятнадцати тысяч футов. Правда, последнюю тысячу я скорее полз. Высота — нелегкое испытание.
— Было холодно?
— Нет… — улыбнулся он. — Это же не Эверест. По крайней мере, в то время года. — Уилл смотрел вдаль, погрузившись в воспоминания. — Там очень красиво. Килиманджаро называют крышей Африки. На вершине кажется, что видишь край света.
Уилл мгновение помолчал. Я наблюдала за ним, гадая, где он сейчас. Когда мы вели такие разговоры, он становился похожим на моего одноклассника — парня, рискнувшего уехать и отдалившегося от нас.
— А что еще вам понравилось?
— Залив Тру-дʼО-Дус на Маврикии. Приятные люди, красивые пляжи, отличный дайвинг. Мм… Национальный парк Цаво в Кении, сплошь красная земля и дикие животные. Йосемитская долина в Калифорнии. Отвесные скалы, такие высокие, что мозг не в состоянии это осмыслить.
Уилл рассказал мне о ночи, проведенной в горах, когда он примостился на уступе в нескольких сотнях футов от земли. Ему пришлось пристегнуться к спальному мешку, а мешок прикрепить к скале, потому что ворочаться во сне было очень опасно.
