Нина Демина - Убийственные болоньезе
Зритель не заскучает?
– Поверь, золотко, не заскучает, тестовая группа без дела не сидит. Впрочем, я не за тем, – и как по мановению волшебной палочки тон Бернса изменился. – Ты, что же дрянь, любовника себе завела?
– Побойтесь бога Роман Израилевич! – вскочила, едва не налетев на гримера, Тина.
– Боги у нас, золотко, разные. Ты своего бойся. А я уж разберусь.
Бернс ткнул Тину в грудь, и она споткнулась о трюмо, уронив несколько склянок с кремами и косметикой.
– Выйти всем! – рявкнул продюсер.
Гример, зачем-то подняв руки вверх, задом попятилась к двери. Не дожидаясь ее ухода, Бернс притянул Тину за лацканы халата, и гневно спросил:
– Ты зачем к Дурбину ходила?
– Со всем с ума сошел, старый черт, посмей меня только пальцем тронуть! – зашипела Тина и, не удержавшись, плюнула в лицо Бернса.
– С Далакяном шашни завела? – утираясь рукавом, почти спокойно произнес Роман Израилевич.
– Да хоть бы и так!
– То-то он тебе названивает!
– Вы кто? Мой родственник, чтобы я отчитывалась перед вами?
– Постыдилась бы, я ведь тебе в деды гожусь!
– Вы бы вспоминали об этом, когда юбку мне задираете!
– Тиночка, золотко, прости меня старика, совсем с ума меня свела. Последний разум потерял, ночей не сплю, все думаю, с кем моя Тиночка…
– Жизни вы мне не даете Роман Израилевич, извели своей ревностью. Людей перестали бояться. Где это видано, что бы при служащих драться лезли!
– Разве ж это драться? Пожурить…
– Ничего себе, на груди синяк будет. Грим килограммами изводить.
– Золотко…
– При Давидке трусики с меня оборвали, – припоминала обиды Тина – с голою задницей стояла.
– Что, возбудился, подлец? – вскинулся Бернс.
– Он же вам как сын, Роман Израилевич!
– Золотко…
– Хватит, – отрубила Тина. – Не золотко я вам, а Тина Андреевна. И с вашими домогательствами тоже хватит!
– Как же это?
– А вот так! Куда хотите, с этим… – Тина ткнула пальцем в направлении Бернсовых брюк, – туда и идите.
– Значит, Далакян…
– Хоть черт с рогами, только бы не вы.
– Ладно. Вспомнишь, да поздно будет.
– Ох, и застращали вы меня… – с иронией сказала Тина.
Бернс выскочил из Тининого трейлера, и еще долго слышался его гневный голос, разносящийся по территории бывшей резиденции заводчика Альметева.
На ужине, устроенном для съемочной группы рядом с Бернсом сидела прекрасная Элен Безухова, в миру – Любочка Егорова. Новая фаворитка была преисполнена важности, ее шаловливые ручки, то сновали, подкладывая в тарелку продюсера самые лакомые кусочки, то совершали какие-то "таинственные" действия под скатертью, которым был накрыт длинный деревянный стол. Тина сидела напротив и мечтала об окончании ужина. Давид не приближался к опальной актрисе, боясь навлечь гнев на и так угнетенную еще одним унижением Тину. По распоряжению Бернса Тина переехала из комфортабельного трейлера в общий вагончик. Там было тесно, хотя актеры и считались сплоченной братией, но все-таки нашлись некоторые, нашедшие в Тинкином падении пищу для язвительных шуток. На самые грубые подначки уставшая Тина думала: "Глупо, очень глупо". А если завтра ей взбредет в голову помириться с Бернсом? Тина ругала себя за несдержанность, но мириться не хотелось. От последнего шага ее удерживала месть. Перед сном, Тина посетила общий душ.
Деревянная кабина с металлической бочкой наверху, небольшой предбанник, где по окончании процедуры омовения ее поджидал Бернс.
– Ну, как на новом месте? – ухмыльнувшись, спросил он.
– Приснится жених невесте, – ответила Тина.
– Мы с Любовью завтра уезжаем, – объявил он. – На Лазурный берег.
– Скатертью дорожка, – напутствовала Тина.
– Дура ты, Тина, – покачал головой Бернс, приглаживая рукой остатки волос.
– Отчего же? – возразила она, набрасывая на плечо влажное полотенце. – Все равно бы меня в Ниццу не повезли, работать надо, съемки в самом разгаре. А Любочка, у нее сцен мало, может себе позволить и Ниццу.
– Ничего, приедем, многое изменится, – пообещал продюсер.
– Ну, дай вам бог, – сказала Тина и вышла из душевой.
– Тебе не пожелаю! – крикнул ей вслед Роман Израилевич.
Давид нашел возможность поговорить с Тиной, когда Бернс действительно покинул лагерь. Она жила в вагончике, несмотря на то, что ее трейлер пустовал. Съемки продолжались с утра до вечера, и Давид, отсутствующий целый день, вечером предложил Тине пройтись. Что бы не вызвать кривотолков, прогуливались они на виду у всех. Давид шел рядом с Тиной, вокруг буйствовала ранняя и удивительно теплая для севера осень. Кусты и деревья, одичавшие за время перестройки, поражали своими красками от бордовых, золотистых и нежно зеленых. Быстро темнело.
Давид предложил Тине свою куртку.
– Ты единственный человек, который должен принять империю Бернса, – внушала Давиду Тина, – других родственников нет. Твоя мать и Сара Абрамовна не в счет.
Брат уже десять лет как умер. Бернс злопамятен. Может отказать все дело кому-либо из дальних, надо постараться не сделать ошибок. Лучше не подходи ко мне, – заключила она.
– Тина, Бернс просил меня сблизиться с тобой, – признался Давид. – Сама понимаешь, что это значит.
– Шпионишь? Какая удача. Бернс ценит информаторов.
– Не называй меня так.
– Прости. Ты знаешь, я готова работать, готова переносить трудности, но меня убивает, когда вокруг меня плетутся интриги и шепчутся "доброжелатели".
– Потерпи. Бернс не знает, как тебя вернуть, не потеряв при этом лица. Разрыв произошел практически на людях.
Задевает его самолюбие, подумала Тина, а куда девать свое? Давид беспокоился за нее, он видел, что творится с Тиной и дядей и знал, что это еще не конец.
– Тина, может быть, настало время бросить все? – снова спросил он, желая оградить ее от дальнейших унижений.
– Нет, Давид. Отольются волку овечкины слезы. Я в порядке.
Они подошли к вагончику, на ящике из-под аппаратуры сидели статисты, попивая пиво – единственный напиток, разрешенный после съемок, и то в ограниченных дозах – и с любопытством посматривая на опальную звезду и референта продюсера. Тина вернула Давиду куртку и гордо прошествовала мимо них под несмолкаемый шепоток.
Тине было одиноко, Давид неделю пропадал в городе. Обстановка на натурных съемках стала обыденной, не было главного раздражителя – Бернса. Вечерами Тина гуляла, а когда погода показывала свой осенний своенравный характер, играла в карты с Ванькой Дрябловым.
Иван был обычным пареньком, несмотря на свою грозную фактуру, накачанные мышцы и сломанный нос. Когда-то Ваня был боксером, правда в юниорской группе, с тех пор у него осталась привычка посвящать занятию спортом несколько часов в день, и чуть что лезть в драку. Как только Тина осталась одна, Иван взял ее под свою опеку, трогательно называл ее малышкой, несмотря на то, что Тина была старше.
