Кэтрин Стоун - От сердца к сердцу
Да, она сделала это потому, что хотела всю жизнь провести с любимым мужчиной… Но какую цену заплатила?
– Джеффри, – уже спокойно обратилась к мужу Джулия. – Прошу тебя, не причиняй зла Мерри. Она не виновата в том, что я забеременела.
– Я никогда не причиню зла Мерри, – заговорил было Джеффри, но, вдруг осознав, что она только что сказала, едва не онемел от удивления. – Так чья же тут вина, Джули? – Помолчав, он добавил: – Только не моя.
– Нет, Джеффри, твоей вины в этом не было. Только моя, – тихо отозвалась Джулия. Она вспомнила себя – шестнадцатилетнюю девочку, которая притворялась опытной обольстительницей, чтобы удержать его. Если бы он оставил ее тогда, это была бы самая страшная потеря в ее жизни. – Так что во всем надо винить меня. Я за все в ответе.
– Что еще, Джули? – спросил он, глядя в прекрасные глаза, еще минуту назад сверкавшие гневом. Теперь они были полны глубокой грусти. Джулия решилась сказать ему правду. Она впервые призналась, что у нее был любовник. Теперь он узнает все до конца. Тогда все будет кончено, и старая рана залечится. – Скажи мне, дорогая. Скажи всю правду.
Сердце Джеффри наполнилось надеждой, несмотря на странные слова Джулии. Неужели она действительно считала, что он хотел, чтобы она сделала тогда аборт?
В ожидании ответа Джулии сердце Джеффри болезненно сжалось. Он был готов вопреки всему выбрать любовь. Он не поедет в Лондон! Всю неделю проведет с Джулией и Мерри, врачуя их старые болезненные раны.
«Скажи мне правду, Джули, – молил про себя Джеффри, глядя в тревожные лавандовые глаза. – Скажи правду, чтобы наша большая любовь обрела наконец покой».
Но когда Джулия заговорила робким и тихим голосом, надежда Джеффри на покой рухнула.
– Мне не следовало выходить за тебя. – «Я должна была одна вырастить нашу милую дочку. Должна была рассказать ей о том, какой у нее был замечательный папа, и это избавило бы ее от горя и разочарования».
Джеффри смотрел на Джулию, словно не узнавая ее. «Я всегда хотел, чтобы она открыла мне правду. Однако я опасался, что, когда эта правда станет мне известна, мое сердце разлетится на мелкие кусочки».
Так оно и случилось: сердце его разорвалось на тысячи мельчайших частиц, каждая из которых кровоточила и кричала от боли. Инстинкт самосохранения заставил Джеффри подойти к шкафу и вытащить из верхнего ящика ключи от «ягуара». Он должен уехать немедленно. Его паспорт лежал в «дипломате», одежду можно взять в городской квартире. Он-то считал, что больнее уже не бывает, – и вспомнил тот день, когда он вот так же брал ключи от своей машины, услышав в трубке испуганный голосок маленькой Мерри, которая была не его дочерью.
– Джеффри…
Он слышал тихий шепот за спиной, но даже не обернулся. Он не мог.
– А где папочка? – весело спросила Мерри на следующее утро.
Накануне вечером ей было обещано, что, поскольку папа вернется домой позднее обычного, они смогут увидеться только утром, когда он в последний раз перед отпуском соберется на работу.
– Ох, детка, папе пришлось поехать в Лондон. Там проводится очень важная мирная конференция. Он очень опечален, но не мог ничего поделать, – торопливо объясняла Джулия дочери.
– Я понимаю, мамочка.
– Я знаю, что ты понимаешь, моя хорошая.
Джулия заглянула в глаза Мерри. Девочка отчаянно храбрилась и всеми силами старалась не показывать огорчения. Ах как пожалела Джулия, что прошлой ночью у нее недостало сил держаться так же мужественно.
– А может, мне спросить Патрика, нельзя ли записать наше выступление? – с надеждой предложила Мерри, хотя ее сердечко изнывало от боли. Всю свою жизнь Мерри видела отца только на видео, и вот теперь… – А когда папа вернется домой, мы покажем ему пленку и расскажем о том, как провели уик-энд в Нью-Йорке.
Когда папа вернется… А что, если он не собирается возвращаться? Уходя, он был так зол.
Еще бы ему не быть злым! Конечно, он ушел! А чего еще она ждала? Забывшись от собственного гнева, обращенного скорее на себя, чем на него, она сказала ему ужасную вещь.
«Я должна поговорить с ним и все объяснить. Как только я все улажу здесь, я непременно поеду в Лондон и объясню любимому, в чем дело».
Дайана критически осмотрела свое отражение в зеркале дамской комнаты аэропорта. Казалось, только ее темные кудри никак не изменились за последние месяцы. Длинные блестящие волосы обрамляли бледное, осунувшееся лицо. Сапфировые же глаза стали невероятно большими и излучали какой-то магический свет. Но Дайана-то знала, в чем дело, и понимала, что никакой тайны в ее глазах нет – в них была боль. И этим утром их окружали синие тени – еще более темные, чем обычно, потому что в три часа ночи ее вызвали к раненому с простреленной грудью. Официально Дайана не дежурила накануне своего трехнедельного путешествия в Европу. Однако неофициально постоянно была на подхвате, когда требовалась срочная помощь, с того самого дня, когда ей вручили бумаги на развод с Чейзом.
«Не очень-то хорошо ты о себе заботилась», – размышляла она, глядя в зеркало на свое измученное лицо. Последние месяцы она много работала, мало спала, мало ела и почти не оставалась одна. У нее не было времени обдумать ситуацию. Прячешься от чего-то, Дайана?
И Дайана-врач пыталась уговорить женщину, которую видела перед собой в зеркале: «Ты должна поберечь себя. Попробуй хоть немного побаловать себя».
Чейз забронировал для нее номер в пятизвездочном отеле. Номер, в котором можно было баловать себя. Такой отель могли позволить себе лишь самые богатые на свете люди.
Но Дайана знала: не в шикарном номере дело. Лежа на шелковых простынях и пуховых подушках, она будет ночи напролет смотреть в потолок. Блестящий ум Дайаны не даст ей успокоиться, и она будет детально перебирать в воспоминаниях всю свою жизнь, копаясь в себе, особенно в том, что известно ей, опытному врачу, лучше всего, – в своем сердце.
Вздохнув, Дайана нетерпеливым жестом отбросила с лица непокорный локон. «Нам многое надо обсудить, – пообещала она своему отражению в зеркале. – Это будут откровенные разговоры».
Надо ведь в конце концов понять, отчего дважды в ее жизни любовь, которая, как она верила, должна была длиться вечно, угасала и умирала.
До начала регистрации рейса в Лондон оставалось еще больше часа. Налив себе чашку чаю, Дайана нашла в уголке зала ожидания для пассажиров первого класса удобное кресло и уселась в него. Со своего места она видела, как взлетают и садятся самолеты, как суетятся пассажиры.
Отпив глоток чаю, Дайана задремала. Когда она работала, сонливость мешала ей, отвлекала, зато теперь она окутала ее теплым, уютным покрывалом.
