Вера Ветковская - Птицы небесные
Перекладывать на слабые женские плечи такие непосильные разговоры Сергей Петрович считал непростительным.
Он долго сидел, уставившись в одну точку и зачем-то прижав ладонь к груди, словно боялся, как бы не выскочило сердце. Но вдруг поднялся и быстро вышел из дому. Когда на Колесникова сваливались несчастья — это бывало очень редко, — он спасался быстрой ходьбой и непрерывным движением. «Двигаться, двигаться!» — приказал он себе, направляясь из Черемушек к Воронцовскому парку, оттуда зашагал к беляевским садам и к Ясеневу. При ходьбе как будто выветривались мысли из головы, наступала замечательная пустота и легкость. Время от времени он вскакивал в проходящий автобус или троллейбус. То же движение, мелькание за окном людей и картин.
Он вернулся домой поздно ночью, еле живой от усталости. И тут же на пороге его встретила черная-пречерная тоска. Он бы с радостью сбежал без оглядки, да бежать было некуда. Одна приятельница рассказывала Колесникову о «синдроме брошенной жены» — очень сложном состоянии из множества компонентов: обиды, ревности, жажды мести и прочего. У него не было никакого синдрома. Как счастливо они прожили с Катей эти пять лет. И теперь он понял, что не сможет существовать один в этой квартире.
С первой электричкой он уже был на даче. Той самой, над которой так потешалась когда-то Катя. С тех пор дача, благодаря ее усилиям, преобразилась. Галя-беленькая через одного из своих поклонников достала им садовый домик, маленький, но уютный.
— Ну почему у тебя нет таких полезных поклонников? — донимала Катя Наталью. — Твои дохлые интеллигенты дарят только цветы и чистое обожание. А Галина обеспечивает себя, друзей и близких всем, начиная со жратвы и кончая автомобилями.
Катя недолюбливала дачу и редко сюда ездила. Красот природы никаких, лес и река далековато. Правда, они сажали сотки две картошки и овощей, поддавшись всеобщему огородническому психозу. Колесников с удовольствием копался в огороде, Катя читала, стараясь пореже показываться из своего убежища. Особенно ее раздражала близость соседей.
— Рано утром выползает на крыльцо сосед справа, в одних подштанниках, — рассказывала она. — Почесывается, крякает, потягивается. Мы слышим, как его кости хрустят. У соседей слева младенец пищит, лает собака. Сумасшедший дом.
Первым делом она посадила живые изгороди из слив, вишен, кустов сирени и жасмина, чтобы хоть как-то скрыться от соседских глаз. Скоро изгородь разрослась, и густая ее зелень прочно заслонила домик от дороги и соседей. И здесь повсюду была Катя, ее книги, ее халатик, небрежно брошенный на спинку стула. Сергей Петрович схватил ружье и бросился вон, на дорогу, в лес, куда угодно.
Его остановил сосед, скучавший на даче уже дня три. Сергей Петрович вежливо, но немногословно с ним пообщался. Сосед впоследствии вспоминал, что не заметил в нем ничего особенного. Разве что тот выглядел измученным и усталым.
В лесу тоска как будто отступила, и Колесников бродил, как леший, по лесным дорогам и полянам. Даже вздремнул в тени на забытой возле охотничьей сторожки копне сена. Лес утешил и успокоил его. Ему даже показалось, что началось медленное выздоровление. Что особенного произошло? Друзья предают, женщины бросают и уходят к другим. Это случалось миллионы раз и до него. И люди продолжали жить, чтобы снова впадать в иллюзии и обманываться. Эта нехитрая философия тоже утешила его.
Колесников вернулся уже затемно, но их дачный поселок по случаю воскресного дня гудел, как потревоженный улей: ярко светились окна, гремела музыка, лаяли собаки, в густом кустарнике у дороги щелкал соловей, ему подпевали лягушки в маленьком болотце. Сергей Петрович даже улыбнулся, послушав этот необычный оркестр, который Катя окрестила бы какофонией. Он принял две таблетки снотворного и ненадолго забылся тяжелым сном. Ему снилась покойница жена. Грустно и молча смотрела на него.
Колесников открыл глаза и, глядя в окно на забрезжившее утро, сказал себе твердо: «Ни о чем не жалею и не считаю себя обманутым. Я знал, на что шел, пять лет назад. Эти годы я был очень счастлив. Она влюбилась. Это могло случиться и со мной. Я очень виноват перед покойницей Машей: у меня было сильное увлечение, о котором она знала…» Колесников словно подводил итоги.
Тоска, пользуясь тем, что он проснулся, снова, как пиявка, присосалась к сердцу. Он пометался по их маленькому домику, ища себе занятие. Как жаль, что в огороде пока нет работы. Сергей Петрович посадил недавно немного картошки, две грядки с луком и морковью. В огородничестве наступило кратковременное затишье. Тогда он уселся чистить ружье. Катя шутила:
— Из этого ружья никогда не стреляют. Его чистят, гладят. Если б можно было, Колесников спал бы с ним.
Ружье было старинное, французской работы, доставшееся Сергею от отца, а тому — от деда. Даже в трудные военные времена, когда все более или менее ценное несли на базар, чтобы не умереть с голоду, бабушка с мамой сохранили ружье.
Пройдет время, думал Колесников, и все забудется, наступят «окаменелое бесчувствие», ровные будни, работа. Но как пережить это время, вот в чем вопрос. Завтра нужно идти на факультет, заниматься с дипломниками. Он почувствовал, что не в силах сейчас окунуться в работу. Но самое страшное — через два-три дня вернется она, войдет как ни в чем не бывало и станет рассказывать о главе администрации и его нововведениях. Представив себе это, Колесников даже застонал и сжал зубы, как от боли. Нет, этого он не в силах перенести. Его Катюша такая прямая, непреклонная и правдивая. Она сама страдает. Он вспомнил ее виноватый, убегающий взгляд.
Год назад покончил с собой один из его друзей. Хороший журналист, он вдруг сломался, стал пить, сделался обузой и наказанием для близких. Сергей Петрович горевал о нем, но все же в глубине души упрекал за этот малодушный для мужчины поступок. Ну что ж, сытый голодного не разумеет. Тогда он был счастлив и не поверил бы, какие беды падут на его голову.
Да, это малодушие и большой грех. Он всегда считал себя слабым человеком. Сдается без боя, выбрасывает белый флаг. Он даже не принимал никакого решения, ничего не обдумывал, ни с кем мысленно не простился. Все произошло быстро, за полминуты. Он слегка пододвинул стул, чтобы приклад уперся в стену. Сначала положил висок на дуло, почувствовал приятное прикосновение прохладной стали. Нет, так неудобно. Он не раз слышал о самоубийцах, уходивших из жизни таким способом. Быстро сбросил тапку и большим пальцем ноги нажал спусковой крючок.
Неизвестно, сколько дней пролежал бы Сергей Петрович в своем садовом домике, не случись это под утро в воскресенье. Съехались на выходные все соседи. А близкие никогда не обделяли Сережу Колесникова вниманием. Примерно в полдень соседка, сердобольная пожилая женщина, сказала своим: