Элизабет Лорд - Похищенные годы
– Люди болеют повсюду, – сказала Ада Холл, вызвавшаяся помочь. «Нужна женщина, чтобы ухаживать за больной», – заявила она и предложила свои услуги, к большому облегчению Артура Банкрофта. Он же старался держаться подальше от дочери.
Все дети Винни тоже переболели, и хотя, по ее словам, мальчики уже выздоравливали, в минуты просветления Летти думала только о Кристофере, проклиная себя за то, что ничем не может помочь ему. Люси, со своей стороны, никуда не выпускала дочерей, а мысль поухаживать за Летти даже не пришла ей в голову. Так что оставалась только миссис Холл.
– Ну и наделала же бед эта болезнь, – кудахтала Ада, подавая Летти прописанные врачом лекарства, укладывая под ноги грелку и уговаривая съесть немного супа. – Это придаст сил, – добавила она веско и подбросила угля в камин.
– Уже умерло три или четыре человека в нашей округе. – Новость явно доставила ей удовольствие. – Это называется «эпидемия». На континенте умирают сотни – так пишут в газетах. Оттуда она и пришла. Даже в Соединенных Штатах люди умирают.
Летти, подложив под спину подушки, просматривала газету. Услышав слова Ады, она подумала, что ей повезло – отделалась так легко. Но у нее сильный организм. Она бы не выжила в противном случае.
Все еще чувствуя себя ужасно слабой, она откинулась на подушку, бросив газету на покрывало, и стала смотреть, как Ада Холл суетится в комнате с тряпкой и метелкой для смахивания пыли в руках. Она поднимала мелкие предметы один за другим, протирала их и не слишком бережно ставила обратно.
– Самое лучшее место для тебя – здесь, – проговорила Ада, делая еще один круг по комнате. – На улице ужасно холодно. Хотя, могу поспорить, в районе, где живут твои сестры, намного лучше и чище. Здесь же такая грязь! Пока я сюда дошла, мои ботинки промокли насквозь. Нет, дорогуша, дома намного лучше.
Она еще раз прошлась тряпкой по туалетному столику Летти.
– А в моей комнате повсюду сквозняки. Просто ненавижу то место. Шум снизу, где бар, не дает заснуть всю ночь. Запахи пива и табака. Сплошная вонь. И проникает повсюду.
Летти могла бы рассмеяться, если бы чувствовала себя получше. Ада Холл волнуется, что ее одежда пахнет пивом! – Ее одежда, которая выглядела так, что даже хорошая стирка вряд ли бы помогла ей.
Ада окинула взглядом комнату и взялась за одну из китайских безделушек, чтобы получше рассмотреть ее.
– Мне нравится приходить сюда. Красиво и тепло. Хотела бы, чтобы моя квартира была такая же теплая. Но, пока я нужна здесь, могу не думать о своей квартире, не так ли?
Она продолжала считать себя нужной и через несколько недель, хотя Летти уже давно выздоровела.
– Ей больше не надо беспокоиться, – говорила Летти отцу еще через пару недель, в течение которых Ада каждый день «забегала помочь», как она это называла.
Его мягкость была удивительной.
– Тебе все еще требуется помощь, – сказал он почти так же, как говорил с ней в детстве, – а я уже не молод.
– Но я чувствую себя гораздо лучше, – настаивала она, стараясь говорить потише, несмотря на доносившиеся из кухни звуки льющейся воды и фальшиво напеваемых песен. – Мы не должны злоупотреблять помощью чужого человека.
По правде говоря, Летти стало казаться, что Аде слишком многое позволялось в их доме. Она запросто заходила в магазин и, бросив весело: «Доброе утро!», прямиком шла наверх.
– Ее присутствие здесь не требуется. У отца потемнело лицо.
– Она очень помогла мне. И меньшее, что мы можем ей позволить – это приходить в любое время. Ада очень одинока. И к тому же в ее компании мне веселей.
Было время, подумала Летти печально, сдаваясь и возвращаясь в магазин, когда он больше думал о ее компании – в ущерб ее свободе. Правда, надо благодарить Аду, что отец немного повеселел, да и бронхит сразу куда-то исчез. Проводя почти все вечера с Адой, он просто на глазах становился другим человеком.
Надо благодарить или нет, но Летти никак не могла заставить себя полюбить эту женщину. Выносить ее – да, но любить… Особенно, когда та устраивалась в кресле напротив отца, отодвигая Летти на кушетку. Достаточно удобную кушетку, но все же… Она также заметила, что Ада принарядилась, как это уже было несколько лет назад. Тогда все закончилось ничем, и Ада вновь вернулась к старому образу жизни. На этот раз она действовала намного решительней.
Обычно растрепанные волосы стали более ухоженными, одежда наряднее. Она чаще меняла свой фартук, а ее пухлые щеки с красными прожилками стали еще краснее от мыла, употребление которого, как подозревала Летти, было для Ады в новинку. Вспоминая маму, всегда аккуратно выглядевшую, даже когда она скребла линолеум, Летти негодовала, так как Ада посягнула на обязанности ее матери, которые все последние годы по мере сил выполняла сама Летти.
Не то чтобы Ада была ленива. Нет, она бралась за любую работу – терла линолеум и мыла горшки, полировала драгоценный фарфор ее отца с такой яростью, будто хотела его раздавить, оставляя для Летти только воскресную стирку, как объедки для собаки.
– Я сама все поглажу. Ты посиди, наверное, намаялась в магазине. – И Ада хваталась за утюг.
– Давайте я буду платить вам, – предложила однажды Летти. Был уже апрель, а Ада и не собиралась покидать их.
Женщина замерла, словно пораженная громом.
– Не надо. Это самое меньшее, что я могу сделать для твоего отца. Он был так добр ко мне.
– Но любая работа должна оплачиваться.
– Нет уж, спасибо. Я рада была помогать вам. Твой отец иногда приглашает меня выпить в баре – этой оплаты мне достаточно.
Артур Банкрофт действительно приглашал Аду с собой – и довольно часто. Правда, они никогда не засиживались допоздна, шла война – пиво стало жидким, а цены высокими, поэтому уже в одиннадцать приходилось уходить из бара. Но, оставаясь одна и чувствуя себя брошенной, Летти не могла не вспоминать, какой скандал обычно устраивал отец, когда она уходила на свидание с Дэвидом.
– Слава Богу, я могу приходить и разговаривать с тобой, – заметила она как-то, устроившись на софе в комнате Билли в один из вечеров в середине мая. В знак протеста она взяла за правило уходить к Билли всякий раз, как только ее отец собирался в пивную.
Билли улыбнулся все той же вымученной улыбкой, что заставляло ее сердце сжиматься. Он сидел у окна, подставив себя теплым лучам солнца, которые хоть немного облегчали его страдания.
– Рад, что и я на что-то гожусь, – заметил он сухо, и в замешательстве Летти поторопилась исправить допущенную бестактность.
– Я имела в виду… – Но он только рассмеялся, и это заставило его тело долго содрогаться от кашля. Летти беспомощно смотрела, как Билли старается побороть кашель. В конце концов, он откинулся на спинку кресла, задыхаясь.
