Галина Артемьева - Пуговица
Но все менялось, и никакие папины деньги не могли бы устроить по-другому.
У Натки было несколько знакомых девочек из богатых домов по соседству. Мама говорила, что вот это более или менее подходящие подруги для ее единственной дочери.
Но какие же это подруги, если к ним нельзя было просто так зайти поиграть? Надо было все согласовывать сначала с их нянями, потом няни решали вопросы общения с мамами…
И какие же это подруги, если с ними нельзя про все, что хочешь, свободно говорить? Мама всегда давала четкие инструкции, про что можно говорить, а про что – ни в коем случае. Натка очень боялась ошибиться. Те девочки, кажется, тоже боялись. В общем, особой дружбы не получалось, хотя все равно хорошо было вместе играть. И на лошадках обучаться премудростям верховой езды тоже выходило очень весело вместе.
Мама иногда рассказывала Натке, как бедно они жили, когда их страна была совершенно другой, как хотелось новеньких платьиц, а денег на них не наскребалось. И бабушка (мамина мама) шила наряды из чего придется… Денег от зарплаты до зарплаты не хватало… Машину просто так не получилось бы пойти и купить… Даже если с кучей денег придешь, все равно – поставят на очередь, жди несколько лет… И всякое такое… Неприятное, конечно.
– Зато ты дружила, с кем хотела! И ходила, куда хотела!
Тут маме крыть было нечем. И у Натки порой возникали большие сомнения насчет того, что богатство приносит счастье. Оно, конечно, приносит что-то. Например, можно хоть каждый год менять машины. Можно путешествовать сколько угодно. Можно захотеть что-то – и сразу же купить. Да!
Но в целом богатство лишает свободы. И очень расслабляет. Лишает каких-то нужных сил для борьбы.
Может быть, это рассуждение касалось не самого только что разбогатевшего человека, но его детей уже вполне. Им-то уже многое нельзя было делать по собственной воле. И простая дружба оказывалась невозможной, потому что все время полагалось сначала подумать: а что этому человеку, который рвется с тобой общаться, собственно, от тебя нужно?.. Ну, и всегда находились самые черные мысли, подсказывавшие, что там за тайные мотивы могут иметься у потенциального друга.
У Натки было все, чтобы чувствовать себя счастливой. Однако чувство счастья было ей неведомо.
Странно, если порассуждать… Вот нет сказок про вечно плачущую крестьянскую девушку, зато про Царевну-Несмеяну есть. Причем, у каждого народа. Всякие невзгоды случаются с царевнами, принцессами, а не с батрачками. Видно, последним совсем нечего терять. Вот они и веселятся, в то время как запуганные с детства высокопоставленные барышни страдают от всего, даже от маленькой горошины под девятью перинами.
Натка даже о любви боялась мечтать.
Мама не раз ей толковала о том, как подонки женятся по расчету на девочках из богатых семей. Какие они до свадьбы все бескорыстные и внимательные, любящие какие! А потом, как по мановению волшебной палочки, взмах – и вместо любящего человека рядом монстр и настоящая падаль.
Вообще дома почему-то обстановка по мере увеличения богатства не делалась благостнее, напротив, атмосфера накалялась. Натка мечтала скорее зажить своей жизнью, тем более такая возможность ей была обещана еще в детстве. Мол, вырастешь, поступишь в университет, тогда уж конечно. Тогда ты будешь достаточно умной и серьезной, чтобы жить одной и принимать решения самостоятельно.
Так почти и получилось.
Она поступила в университет. Потом получила права и сразу машину в подарок, именно такую, какую хотела. Очень просто. Папа принес каталог:
– Покажи, какая машинка на тебя смотрит.
Натка полистала и показала:
– Вот эта.
Папа обрадовался:
– Ого! У тебя губа не дура! Выбрала самую-самую. По всем показателям.
Выбранная дочкой «машинка» оказалась еще и самой дорогой.
На следующий день папочка уже вручал дочке ключи и документы от той красоты, что она выбрала.
– Выгляни в окошко, вон твоя подружка новая стоит, – велел папа.
Натка выглянула и ахнула: «подружка» ее оказалась в жизни куда шикарней, чем в каталоге. Все в ней было прекрасно: и запах кожи в салоне, и все ее навороты и возможности, и мягкий ход, и чуткость…
Натка тут же объявила, что переселяется в свою московскую квартиру, что казалось абсолютно логичным: в университет по пробкам из загорода ездить она не собиралась.
Делать нечего. Родители согласились.
В университете Натка скучала. Она еще на вступительных поняла, что нет среди абитуриентов парня ее мечты. Такого… Мужественного, уверенного в себе, не комплексующего из-за чужого благосостояния… Ни один не подходил. Хотя подкатывались многие. Она не отказывалась общаться. Говорила, улыбалась, приветливо здоровалась… Но… все это было явное не то. И времени становилось жалко.
Потом еще случился один эпизод… Диво дивное, как Ната сама для себя его обозначила.
Она хоть и обозначила, что живет теперь в своей квартире на полном самообеспечении, но часто забегала в соседний подъезд, в родительские апартаменты, если у нее кончался стиральный порошок, или шампунь, или жрачка. У родителей в закромах всегда имелось все необходимое. То ли они специально заботились о дочери и закупались, учитывая ее нужды, то ли для своего удобства обеспечивались выше крыши – какая, в принципе, разница. Главное, это было быстрее и удобнее, чем ехать в какой-нибудь супермаркет, если хватишься случайно того, чего на данный момент нет.
Ну и вот… Дело было как раз в конце ноября, темно, слякотно, промозгло. И ужасно скучно. Беспросветная какая-то жизнь в конце ноября случается. Натке не хотелось сидеть одной дома. И тусоваться тоже не привлекало. Она от скуки позвала к себе пару-тройку приятелей с курса. Приехали, огляделись.
– А пожрать у тебя будет что? – спросили чуть ли не хором.
Пожрать особо не было.
– Ждите тут, через десять минут натащу такого – обожремся все, – пообещала Натка и быстренько побежала в «закрома родины».
Она вытащила из холодильника палку сырокопченой колбасы, огромный кус буженины, консервированный перец, огурчики, помидорки, круг душистого итальянского сыра. Нашелся свежий хлеб (кто все это покупает? – впрочем, это совсем не важно). Прихватила сливочное масло, бутылку рейнского вина (у отца целый погреб забит лучшими сортами вин со всего мира). В считаные минуты набрала две объемные пластиковые сумки провизии и побежала с ними в прихожую.
Вот бы и умчаться дальше, к своим гостям. Но Натке почему-то захотелось пройтись по родному дому. Она же здесь выросла. Вдруг почувствовала, что ей тут хорошо, тепло. Стены словно сами согревали, звали: «Останься». Вот она и на пару минут задержалась. Тихонько шла из комнаты в комнату, как во сне.
