Их чужие дети (СИ) - Таирова Таша

– Как и мне когда-то. Можно многое поменять, но Академия навсегда останется Академией. И я рад, что он выбрал этот путь и даже мой факультет. И хочет быть хирургом.

Таня хмыкнула и удивлённо заметила:

– А что ещё ему остаётся? Если его с детства окружали врачи, среди которых хирургов выше крыши! А мама и бабушка тоже работают исключительно с хирургами и их реанимацией.

– А твои как?

– Хорошо, – выдохнула Таня и улыбнулась. – Но в последнее время всё чаще задумываюсь, что всё-таки мне не хотелось бы, чтобы Любочка с Серёжей пошли по нашим стопам. Многое изменилось в профессии, Костя.

– Знаешь, мы когда-то с твоей мамой, моей тётушкой, тоже говорили на эту тему. Каждому последующему поколению кажется, что всё меняется не в самую лучшую сторону, но поверь, в любое время, в любой стране есть и хорошее, и дурное. Да, мы не равняемся с провинциальными больницами, они не так оснащены, но у нас в стране своя школа, когда с помощью осмотра, молоточка и фонендоскопа можно провести диагностику не хуже. А как говорили наши иностранные студенты, пока они не получат весь спектр анализов и распечаток с данными всех исследований, они даже говорить не будут с пациентом. А если кровотечение? А травма? Вот тогда-то и нужны живые человеческие мозги, а не итоговый результат бездушной машины. Ладно, пошли на обход. У меня ещё студенты сегодня. А твои балбесы придут?

– Нет, мои пары только завтра. Да, захвати папку с подоконника, там последние анализы девочки с близнецами. Тяжело она идёт что-то.

– Ничего, поправим, заклеим, отремонтируем. На выход!

***

– После праздников ощущается тяжесть в голове и невероятная лёгкость в кошельке, – пробурчала Ирина и устало опустилась в кресло. – Пап, оставь, мы сейчас всё сами уберём, отдыхай.

Виктор Иванович согласно кивнул и медленно вышел на террасу – год назад он перенёс инфаркт и до сих пор не мог восстановиться как следует. Мария Владимировна и Ира старались помогать ему во всём, но получалось это только дома, на работе же непримиримый и бескомпромиссный Акони оставался всё тем же Акони, не терпящим безалаберности и лжи.

– Ир, а куда салат? Его тут совсем мало осталось, – голос Татки отвлёк Ирину от грустных мыслей.

– Тат, давай всё в контейнеры сунем, дома поедим, чтобы потом у этого мартеновского огня не стоять. Посуду сейчас девочки из службы сервиса заберут, а всё остальное в холодильник. Так, мужички, мы ушли к мамам отдыхать. Суп в холодильнике, картофель в мундире. – Ира осмотрела убранный стол и тихо добавила: – Игла в яйце, земля в иллюминаторе. – И удивлённо замерла, услышав громкий хохот подруги. – Ты чего?

Таня вытерла слёзы и откинулась на спинку кресла:

– Слушай, Казанцева, сколько я тебя знаю, а не перестаю удивляться твоим тараканам! Они иногда такое выдают, что остаётся только не захлебнуться своим собственным смехом!

– Это мне повезло со всеми окружающими, потому что одним природа послала чувство юмора, а другим... просто послала. И всё! Пошли отдыхать. На речку сходим вечерком? Поболтаем, окунёмся. Кстати, – она оглянулась и тихо поинтересовалась: – твоя сестрица не напоминает о себе?

– Нет, – коротко отрезала Татка. – После смерти отчима Павел ездил туда постоянно, налоги платил, чтобы ей было куда вернуться, а самой Свете после освобождения из поселения запрещено появляться в городе, живёт в родительском доме, на работу устроилась. Вроде бы нормально всё с ней. Знаешь, мне иногда кажется, что по натуре она не хуже нас с Катей, только вот связалась с теми козлами... Иногда меня такой ужас охватывает, что не окажись тогда рядом мамы с папой и вас всех, что бы с Любочкой стало? Даже представить страшно!

– Не думай об этом! – Ирина вытянула шею и внимательно присмотрелась к кустам, растущим вокруг дома. – Ленка, ты же девочка! И тебе уже тринадцать лет! Люба, к тебе это тоже относится! А ну быстро вылезли из зарослей!

– Началось, – недовольно пробурчали кусты. – Да, я девочка, поэтому папа говорит, что дубинка у меня должна быть розовенькая и со стразиками!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Таня и Ирина переглянулись и спустились с высокого крыльца, раздвигая зелёные ветви:

– А вы кого тут караулите?

– Мам, тут такие красивые ящерицы обитают, – прошептала Любочка. – Я хочу их как следует рассмотреть, чтобы потом нарисовать.

– Хорошо, оставайтесь здесь, а мы с тётей Ирой к бабушкам пойдём. А вечером все вместе к реке спустимся. Хорошо?

Услышав короткое «ага», женщины медленно пошли по дорожке в сторону большой беседки, откуда доносились весёлые женские голоса. Мужчин на такие посиделки не допускали, потому что, по словам Натальи Алексеевны, мужиков только впусти в женский внутренний мир – они тут же запретят тамошним тараканам пить вискарь и зажигать по выходным.

– Ой, девчонки, как хорошо, когда у тебя есть подруги, которым скажешь – а помнишь? И вы потом ржёте ещё часа три! – проговорила Вера Андреевна. – О, а вот и Татка с Иришкой пожаловали. Для вас специально Лиля притащила ещё два шезлонга.

– Откуда? – Ирина устроилась на мягком матрасе и вытянула гудящие ноги.

– Из соседней беседки, – невинно ответила Телегина.

– Другими словами – позаимствовала, – уточнила Татка.

– Другими словами – спёрла! – под общий смех закончила Мария Владимировна. – Ирин, папа как?

– Нормально, отдыхает с мужчинами, не волнуйся, мам, там и Костя, и Паша. Он под присмотром. А вы о чём тут говорили, что ваш хохот по всей округе был слышен?

– А мы, Ирин, вспоминали молодость, – с улыбкой ответила Наталья Алексеевна. – Пока тут одни оказались, а то с мужиками ничего нельзя! Такое впечатление, что они у нас в монастыре воспитывались!

– Точно, Наташ! Их сейчас послушаешь, прям не шалили, не пили, не шатались! И, прости господи, баб не раздевали! Нет чтобы похвастать, как срывали покровы, а с ними и бельё, – усмехнулась Лилия Анатольевна.

– Это только в фильмах в порыве страсти можно сорвать с девушки дорогое модное бельё, мама, - пробормотала Ира, прикрыв глаза. – В жизни пусть попробует кто-то так сделать – и уедет в травматологию с открытым переломом руки! Бельё нынче – дорогое удовольствие.

– Ирка, ты не романтик! А надо ж не только глазами и ушами любить, но и руками!

– Ага, – легко согласилась со свекровью Ирина и села поудобнее. – Я тут недавно прочла, что оказывается все люди делятся на три вида: аудиалы, визуалы и кинестетики. Аудиалы воспринимают информацию на слух, визуалы глазами, а кинестетики кожей и телом.

– Вот видишь! – назидательно проговорила Телегина. – Но что-то мне подсказывает, что выводы ты сделала по-своему, впрочем как всегда, да?

– Конечно, думаю, что наиболее распространённый тип людей – это всё-таки кинестетики, потому что большинство людей пока по роже не получат, нихера не понимают.

– Ирка! – возмущённо воскликнула Мария Владимировна, не меняя при этом положение тела. – Ты же интеллигентная девочка!

– Ага, – улыбнулась Ира и подмигнула Телегиной. – У нас, у интеллигентов, есть одно преимущество. Никто не ожидает от нас прямого в челюсть. И это не я сказала, а папа Лёня!

– Что? – Вера Андреевна подняла солнцезащитные очки и удивлённо уставилась на Иру. – Хотя я, пожалуй, соглашусь с этим орателем. Думаю, что людей ещё можно разделить на категории как лекарства. Обезболивающие, успокаивающее и витамины. А есть люди похожие на рыбий жир. Вот смотришь на него и понимаешь, что он нужный и полезный, а всё равно тошнит и всё тут!

– Согласна с тобой, Вера, готова подписаться под каждым словом. – Мария Владимировна повернула голову и задумалась: – Думаю, что такую же градацию можно провести, используя обычный алфавит. Есть звонкие, есть шипящие, есть гласные, а есть согласные. И как учит нас жизнь, среди согласных очень много глухих.

– Ты права, Маш, ой как права, – ответила Телегина, и женщины замолчали и задумались.