Ольга Горовая - Дни и ночи
— Саш! Может, тебе помочь?! — вдруг замолчав, крикнул он.
Саша от неожиданности вздрогнула и выронила пакетик с изюмом.
— Ой! Не надо, я уже вернулась, — с растерянной улыбкой пробормотала она, отставив муку на стол и наклонилась за изюмом.
Тимофей с удивлением обернулся, но тоже улыбнулся в ответ.
— Извини, не хотел кричать, я думал, ты еще там. — Он прекратил свое занятие. — Что с тобой случилось?
— Ты пел. — Саша подозревала, что смотрит на него со странным выражением на лице, и видимо это заставило Тимофея сдвинуть брови. — Я просто никогда не слышала, как ты поешь. Даже не знала, что у тебя такой голос, — она облизнула губы и развела руками. — Очень красиво.
Тимофей прочистил горло и, кажется, смутился. Попытался отвернуться и снова вернуться к ножницам и бумаге. Но Саша подошла к нему и нежно обняла за плечи, опустив лицо щекой в его волосы.
— Почему ты раньше не пел? — почти шепотом спросила она.
Тимофей передернул плечами.
— Повода не было, — немного ворчливым тоном ответил он.
Но тут же неожиданно обхватил ее талию руками, уткнувшись лицом в живот Саше.
— Меня родители все детство заставляли ходить на вокал, мама считала, что у меня талант, и грех прятать такой голос, — немного глухо начал рассказывать он, с некоторым лукавством поглядывая вверх, на Сашу. — Но я всегда мечтал стать врачом, и в конце концов настоял на своем выборе. Мое пение свелось к душу, хорошему настроению, да праздникам в отделении. — Тимофей уже широко улыбался, словно воспоминания были ему приятны. — Ну, а в последние годы, — он опять передернул плечами, а в глазах мелькнуло совсем другое выражение. — Повода, да и желания как-то не было.
Саша не стала уточнять. Она и сама знала, что ощущает человек, когда его мечты рассыпаются прахом. Тут не петь, а выть, порой, хочется. Только никто себе не позволяет выворачивать чувства и душу наизнанку. Потому только обхватила лицо Тимофея ладонями и наклонилась, поцеловав в губы.
— А я согласна с твоей мамой, — легким тоном заметила она, продолжая ему улыбаться. — Такой голос — прятать действительно грех. Как это еще отец Николай не прознал, уверена, он на что угодно пошел бы, чтобы тебя в хор затянуть.
Тимофей с ужасом скривился.
— Там, наверняка, запрещено мужчин брать, не зря же одни старушки поют, — с нескрываемой надеждой пробормотал он. — Не вздумай Коле даже предлагать что-то такое. — Пригрозил он ей.
Саша рассмеялась в полный голос.
— Не буду. — Пообещала она. — Но при условии, что мне ты петь будешь, — с надеждой заглянула она ему в глаза.
Лицо Тимофея смягчилось.
— Тебе — буду. — Он кивнул, даже не споря.
Отпустил ее пояс и вернулся к своему предыдущему занятию, словно бы ничего особенного и не было.
Саша тоже вернулась к тесту. Только вот она не могла не думать над тем, что Тимофей только что приоткрыл ей еще один уголок своей души. И о том, что раньше никогда бы не подумала, что суровый Тимофей Борисович может настолько красиво петь. Сколько же еще нового ей предстояло узнать об этом человеке, о котором, казалось бы, у Саши давным давно сложилось мнение?
Глава 14
Заканчивали они с выпечкой уже поздно ночью. И хоть Миша, вдохновленный собственными кулинарными подвигами и созданными «шедеврами» из яичных белков, сахара, да разноцветной присыпки, просил и крашанки, Тимофей твердо настоял на продолжении завтра. Так как Саша полностью поддержала решение Тимофея, Мише осталось смириться, хоть не обошлось и без капризов. Мальчуган очень наглядно пытался продемонстрировать, что имеет свое мнение и, главное, свой характер. Однако, несмотря на свое желание помочь этому ребенку получить хоть частичку нормального детства, никто из них не собирался потакать капризам и позволять ему играть на их добром отношении. Потому, проигнорировав попытку истерики и успокоив Мишу, они отвели его к бабушке, вновь прячущейся у соседки от пьяного сына. Саша с удовольствием оставила бы Мишу и на эту ночь, но после его истерики, она хотела дать Мише время понять, почему ему отказали и что в любых отношениях важно слушать тех, кто рядом. Саша не знала, сумеет ли достичь этого, но после короткого, тихого совещания в кладовке с Тимофеем, получив его полную поддержку, все-таки, остановилась на этом решении. Напоследок, пожелав спокойной ночи, Мишу пригласили в гости на завтра.
А едва вернувшись домой, они без сил упали на кровать и переглянувшись — только улыбнулись. У обоих не осталось сил даже на разговоры. Хотя Саша честно попыталась подняться, что-то бормоча об уборке на кухне. Но Тимофей крепко обхватил ее руками и, обняв, прижал к себе, прошептав на ухо, что грех убираться в Страстную пятницу. Ей совсем не хотелось спорить. И в его руках было так тепло, так уютно — не было никакого желания куда-то идти и на чем-то настаивать. С горем пополам стянув с себя одежду, так и не размыкая до конца объятий, они тут же уснули.
Утром выяснилось, что с их планами придется повременить. Еще ночью Саше в голову пришла мысль об отсутствии у них в доме красителя. И утренняя ревизии кладовки полностью подтвердила это подозрение. Она совершенно не собиралась в этом году заниматься чем-то подобным, потому и не подумала запастись необходимыми вещами, когда они с Тимофеем в прошлые выходные ездили за продуктами в город.
— Нет? — Тимофей наблюдал за ее поисками, облокотившись о косяк двери в кладовке.
Саша только разочарованно покачала головой.
— Ну, этого следовало ожидать, и нечего расстраиваться, — он притянул ее к себе. — Мы же не покупали красители. Давай, обойдемся луковой шелухой. Я точно помню, что моя бабушка таким методом яйца красила. — Поддев ее нос пальцем, словно призывая Сашу не огорчаться, предложил Тимофей с улыбкой.
— Можно, конечно, и шелухой. — Улыбнувшись в ответ, Саша устроилась щекой на его груди, ощущая полный покой и умиротворение, несмотря на разочарование. — Но Мише было бы веселей, если бы яйца вышли разноцветные.
Тимофей глянул на часы, видневшиеся в раскрытых дверях веранды и обнял Сашу немного крепче.
— Я могу в магазин сходить, — предложил он, прекрасно зная, что Саша туда и кончик носа не сунет.
Она давно рассказала ему о перепалке с продавщицей. И хоть Тимофей до сих пор говорил ей, что не верит, будто Саша могла с кем-то поругаться, а не попытаться пригреть и накормить, он уважал ее решение. И, к тому же, насколько поняла Саша, сам не очень жаловал и тот магазин, и продавщиц, потому с охотой поддерживал ее поездки в соседний город. В который они, кстати, ездили теперь только на его машине. Тимофей сказал, что он не может смотреть на то, как она гробит прекрасный автомобиль местными дорогами, потому и свой давным-давно продал, купив вместо него «ниву». Может не так престижно, зато проедет практически везде.
